— Быстрее, быстрее, не отставать!

Некоторые побежали. Комдив ускорил разворот, за ним бегом успевали только трое. Остальные

отстали.

— Стоп! Замрите! — скомандовал, подняв руки, командир дивизии. — Ведущие пар, командиры

звеньев, посмотрите, к чему приводит разворот ведущего с большим креном или на большой скорости.

Запомните, это происходит от невнимания к своему подчиненному. Только от этого. Но бывает и от

неграмотности. Этим пользуются «мессеры» и сбивают вас на разворотах. Вы поняли, товарищ Баяндин?

Во всем разобрались?

— Все понял, товарищ полковник.

— Приказываю: перед каждым вылетом проигрывать весь полет «пеший по-летному». Вот так, как

я показал вам, но с учетом всего маршрута от сбора группы до посадки.

Майор Баяндин уважал Жукова и не обижался на взыскательность командира. Майор понимал, что

его методическая подготовка невысока, в мирное время служил бы еще командиром звена. Но война

внесла резкие поправки в военную службу, и Баяндин стал командиром полка. А учиться нужно.

Была у Жукова и еще одна хорошая черта — неустанная забота о летчиках. Это по его приказанию

в полку было построено отличное помещение для летного состава. Землянка — полузаглубленная, с

окнами на аэродром, просторная, а главное — чистенькая и не с нарами, а с настоящими кроватями. В

землянке прохладно и тихо. Хорошо полежать на тюфяке, набитом сеном. Одеяла и простыни мы

аккуратно поднимали, чтобы не запачкать сапогами. А раздеваться нельзя — вдруг немедленный вылет.

— Скоро Горланов вернется, — сообщил Юра Алексеев.

— Нет, у него нога не срастается, — возразил Урицкий.

— Но пишет из госпиталя, что скоро приедет, — не сдавался Юра.

— Не приедет, — твердо говорит Петя Вернигора, — у него и зрение 0,4, он же летал... Летал, да

как, — объяснял Петя, — техник его признался, что он двое очков перед вылетом надевал.

Пожалуй, не вернется в полк командир эскадрильи Горланов. Солидный возраст, что-то около

сорока... Но разве в возрасте дело? Как он дрался! За короткий срок сбил два немецких истребителя.

Молодец! Есть много и других летчиков, которые скрывают свои недуги, боясь, как бы их не отстранили

от боевых полетов.

Первого августа сорок второго года в полку состоялся митинг. Его открыл новый комиссар полка

— майор Мурга. Он сообщил, что мы будем участвовать в операции по разгрому ржевско-сычевской

группировки.

Нам стало понятно, почему пополнили нас самолетами до полного штата. Вся авиация 1-й

воздушной армии сосредоточила усилия на поддержке своих наступающих войск. Наш фронт вновь

начал отвоевывать пядь за пядью родную землю.

Линия фронта дымила, черной была земля от пожарищ, бомб и артиллерийских разрывов. В

каждом вылете сталкивались с «мессершмиттами». Напряжение боев резко возросло.

Коробков, который стал командиром второй эскадрильи, назначил меня своим ведомым.

Однажды наше звено вело бой с группой Ме-109. Коробков и Алексеев сбили по одному фашисту.

Я не отставал от командира, пока не получил очередь снарядов по правой плоскости. Отвернул в сторону,

кинулся на одного из Ме-109. Бой длился минут пятнадцать, но ни к какому результату не привел. Ни я не

мог одолеть гитлеровца, ни он меня.

После боя горючего до своего аэродрома не хватило, в пришлось сесть в Волоколамске.

Подъехал командир истребительного полка майор Шинкаренко. Мы знали о его новаторстве. На

ЛаГГ-3 он попросил поставить 37-миллиметровую пушку, и летчики начали сбивать противника в

каждом вылете. Но так как самолет стал значительно тяжелее, то его самого пришлось прикрывать от

истребителей противника. Зато уж если попадется Шинкаренке бомбардировщик — разваливается в

воздухе от первых снарядов.

Шинкарепко расспросил меня о делах полка, о знакомых летчиках, тем временем мой самолет

заправили, и Шинкаренко разрешил лететь в Ватулино.

Восьмого августа Коробков повел шестерку на прикрытие своих войск западнее небольшого

городка Середы. Миша точно выдерживал район прикрытия. Появились Ю-87. Шестерка «мигов»

ринулась навстречу, но «юнкерсы» тут же ушли на запад. Одного из них сбил Мовчан.

Новая группа «юнкерсов», новая атака, но в воздухе появились «мессершмитты». Четверка

Мовчана вступила в бой с истребителями, а Коробков помчался к бомбардировщикам.

Атака — и «юнкерс» отвесно падает у линии фронта. Но пара «мессеров» пытается атаковать

моего командира. Спешу на помощь. Миша уходит вверх и скрывается в облачности. «Мессеры»

шарахаются вниз. Остаюсь один, жду, когда появится из облаков мой командир. Это какие-то секунды.

Внизу, на высоте примерно полторы тысячи метров, знакомая пара «мессеров» крадется к «яку»,

который не подозревает об опасности, спокойно идет вдоль фронта.

Атаковать! Если следовать идеальному тактическому приему, нужно атаковать второго; тогда

первый не сможет помешать и атакующий не попадет под обстрел напарника. Но «як» в опасности! За

какие-то доли секунды принимаю решение атаковать первого, ведущего.

С высоты трех тысяч метров мой самолет камнем падает вниз. Ручка управления мягко идет на

себя. Горизонтальный полет, прицеливание... Сердце стучит, кажется, слышно в кабине. Ближе, ближе...

Пора!

Очередь, вторая, и пламя слева у «мессера» подтверждает победу. Мелькают справа ненавистные

черно-желтые кресты, «миг» проскакивает мимо горящего противника на огромной скорости.

С небольшим левым креном я начинаю набирать высоту. Горящий фашистский самолет падает,

рядом спускается на парашюте летчик.

Легко на «миге» потерять полторы-две тысячи метров, но как тяжело их набрать вновь. Мотор

гудит на полных оборотах, но высота растет медленно.

«Мессершмитт» заходит в хвост. Выполняю вираж. «Мессер» уходит вверх. Он уже выше, он

перешел на вертикальный маневр. Если у него высота больше, значит, и в скорости преимущество у

него...

После каждой атаки Ме-109 пытаюсь зайти в хвост, дать очередь, но он уходит вверх. Фашист

действует наскоками.

Но и мой самолет постепенно набирает высоту: стрелка прибора на отметке 2600. «Мессер» выше,

вот он разворачивается, резким переворотом пытается зайти в хвост. Крутой разворот — и гитлеровец

снова проскакивает мимо.

На высоте МиГ-3 становится лучше, легче, а Ме-109, наоборот, слабее. Добраться бы до 6000—

7000. Там МиГ-3 хорош! Но на высоте 3000 облачность. Нужно думать и о горючем.

«Мессер» не отвязывается. Его гложет месть. Бой на виражах, немец дает очередь, и с правой

плоскости моего «мига» летят небольшие щепки. Ого! Хочется уйти вниз, но пикировать нельзя: потеряю

сотню метров — проиграю бой. Вхожу в облачность. Еще немного, и самолет окутывается

непроницаемой пеленой.

В облаках светло, но ничего не видно, как в тумане. Перевожу самолет в горизонтальный полет.

Прибор один: «Пионер». Стрелка показывает разворот, крен, а шарик — скольжение. Курс 70°. Сейчас

подверну вправо, и будет 90°.

Раздается треск, пламя вспыхивает где-то в кабине. Мысли бегут быстро: сбит... сбит... Самолет

горит и падает неуправляемый. Нужно прыгать!

Отталкиваюсь от борта кабины, чувствую резкий порыв воздушного потока. Дергаю за кольцо

парашюта, но это не кольцо, а левая лямка. Кувыркаясь, падаю вниз. Начинаю искать кольцо справа,

слева, сзади. Вот оно! Достаю -его левой рукой где-то у поясницы, беру в правую руку, дергаю...

Динамический удар, вздох облегчения, и я плавно опускаюсь.

Внизу черная от снарядов и бомб земля. Воронки блестят, наполненные водой от недавно

прошедших дождей.

Чувствую боль в ноге, наверное, задел за стабилизатор.

А это что? Ме-109 снова заходит в атаку. Тяну сразу за несколько строп, увеличиваю скорость