— Я принесу. — Мик вскакивает и хмуро бросает: — Не позволяй ей так влиять на тебя. Забудь. Она не стоит этого.

Филиппа смотрит на Мика. Едва он скрывается в кухне, как она поворачивается ко мне и с улыбкой говорит:

— Он очень тебя любит.

— Знаю, — отвечаю я и улыбаюсь, но внезапно мне становится так плохо, что я кладу голову на край стола и закрываю глаза.

— Он ни к одной девушке так не относился. Обычно он совсем безразличный. Вежливый, но безразличный. И хоть и нехорошо говорить так про собственного брата, но он разбил много сердец. Девчонки вокруг него так и вились.

Я слушаю голос Филиппы, но мне плохо, в горле стоит тяжелый ком.

— Тебе нехорошо? — спрашивает Филиппа. — Ты бледная как смерть.

— Нет. — Я вскакиваю из-за стола, успеваю добежать до туалета, и меня рвет.

У Мика целых пять свободных дней, и мы проводим их вместе. Мик занимается музыкой, иногда мы выходим за покупками, но все остальное время просто сидим в его квартире. Мы много разговариваем — Мик рассказывает своем детстве, о планах на будущее, о любви к музыке. Я тоже рассказываю про детство, о том, что было до смерти Рейчел, и о том, что было после. Мы рассказываем друг другу все на свете, и за эти пять дней мне ни разу не становится скучно или тревожно.

В последний свободный день мы звоним Филиппе и договариваемся вместе позавтракать в ближайшем кафе. Когда мы приходим, она уже сидит за столом. На ней желтое платье, волосы собраны в конский хвост. Она вся такая симпатичная и свеженькая, и я вдруг думаю, что в своих джинсах и мятой футболке смотрюсь на ее фоне совсем некрасиво.

Филиппа весела и настроена поболтать, энергия так и бьет через край. Я, наоборот, чувствую себя не очень хорошо. Обычно мне нравится разговорчивость Филиппы, но сегодня мне с ней трудно.

Когда нам приносят еду — мы заказали французский тост и кофе, — я чувствую, как к горлу подкатывает комок.

— О боже, — говорю я и прижимаю руку к губам. — Простите.

Я бросаюсь в туалет, наклоняюсь над унитазом, меня рвет. Но поскольку я ничего не съела, то из меня выходит только слюна.

— Кэтрин, с тобой все в порядке? — раздается позади голос Филиппы, она кладет руку мне на плечо. — Бедняжка.

Я подхожу к раковине, полощу рот и умываюсь. Глядя на себя в зеркало, я удивляюсь собственной бледности. Что со мной? Может, я серьезно больна? Может, мне суждено умереть молодой, как Рейчел?

— Ты устала? — пристает Филиппа. — Или это пищевое отравление? Вирус?

— Не знаю. — Я набираю в рот воды и глотаю ее.

— Тебе надо к доктору.

Я согласно киваю.

— А может, это просто утренняя болезнь? — смеется она. — Может, ты беременна?

Беременна? Филиппа просто шутит, но я сразу же понимаю, что со мной происходит. Конечно, это все объясняет — утреннюю тошноту, постоянную усталость, набухшие груди. И я не помню, когда у меня в последний раз были месячные.

— О черт, — говорю я.

— В смысле? — Глаза Филиппы округлились, мы внимательно смотрим друг на друга. — Ты что, на самом деле беременна?

— Черт, черт! — Я качаю головой. — Не знаю, но я…

— Когда у тебя были месячные?

— Не помню. Давно. Не помню! Потому что если бы они были, не могли же мы с Миком, я бы помнила…

Я изо всех сил пытаюсь вспомнить. Кажется, месячных не было больше месяца. Иначе мы с Миком не занимались бы любовью.

— Господи, как я могла не заметить? Как я могла быть такой дурой?

Филиппа притягивает меня к себе и крепко обнимает.

— Не волнуйся. Все будет хорошо. Вполне может быть, что ты не беременна, может, это ложная тревога. Может, ты нервничаешь, и потому нет месячных. Так бывает, я читала.

— Но я не нервничаю.

— А из-за Элис?

— Дай бог, чтобы это было так. Но мне кажется, нет, я ведь не нервничала, я была такой счастливой. И потом, у меня сейчас столько всяких странностей со здоровьем, все тряпки стали мне малы, даже джинсы трудно застегивать.

— Может, ты просто поправилась?

— Нет. — Я качаю головой. — Господи, и что мне теперь делать? Филиппа, бедный Мик, что он подумает?

— Мик бедный? Не глупи. Он ведь не ребенок, про птичек и пчелок читал. Ну, какая ты стала, груди — как арбузы. — Она пристально смотрит на мою грудь и закрывает рот рукой, чтобы скрыть усмешку. — Огромные просто. И как я раньше не замечала?

Я приподнимаю руками груди. И впрямь, тяжелые и большие, больше, чем раньше.

— Господи, а как я этого не замечала?

— Слишком была занята учебой.

— Наверное.

Я наклоняюсь к зеркалу. Неужели внутри меня поселилась новая жизнь? А я о ней даже не знала?

— Ребенок, — медленно произношу я и качаю головой. — Филиппа! Но как же так… мне даже восемнадцати нет.

Она кивает.

— Ты сама еще ребенок.

— Что же мне делать?

— Я не знаю. — Филиппа пожимает плечами. — Не знаю, Кэтрин.

Я смотрю на свой живот. Как трудно смириться с тем, что внутри меня теперь новая жизнь.

Внезапно Филиппа хватает меня за руку.

— Как ты думаешь, может, оставить его? Что скажешь? Мик был бы папой, а я — теткой. Я бы и с ребеночком сидела, честно. Я бы помогала столько, сколько нужно! Я была бы лучшей теткой во Вселенной! И мама с папой помогли бы, они детей любят. Да и твои помогут, да?

При мысли о родителях у меня вырывается стон, я закрываю лицо руками.

— Филиппа! Пожалуйста, прекрати. Не говори об этом. К тому же я еще ни в чем не уверена. И вообще, сначала я должна все сказать Мику. Я не могу принимать подобные решения одна.

— Конечно. Извини. — Она минутку молчит. — Пойдем? Тебе надо купить тест.

Я киваю и отворачиваюсь. Филиппа права, по дороге домой мне непременно надо купить тест, надо все выяснить, поговорить с Миком. Но сейчас я хочу остаться одна.

Филиппа, кажется, понимает меня.

— Послушай, — серьезно говорит она. — А почему бы нам не сделать так: я немножко задержу Мика, а ты пока купи тест и иди домой. Когда он придет, ты уже будешь все знать. — Она улыбается.

— Отлично. — Я благодарно улыбаюсь в ответ. — Так и сделаю.

— Но ты ведь скажешь мне, да? — спрашивает она. — Завтра скажешь?

Мы возвращаемся к столику и говорим Мику, что я устала и ухожу домой. Он беспокоится и хочет идти со мной, но мы с Филиппой убеждаем его остаться.

— Тут идти-то всего три минуты, — смеюсь я. — Не бойся, со мной все будет в порядке.

Он взволнован, но я улыбаюсь и успокаиваю его. Наконец я выскальзываю на улицу. На свежем воздухе мне куда лучше. В кафе слишком сильно пахло кофе и беконом. Обычно эти запахи пробуждали во мне чувство голода, теперь — совсем наоборот.

Я почти не сомневаюсь, что беременна. Все указывает именно на это — тошнота, усталость, набухшие груди. Да, мы старались быть осторожными, но, видимо, где-то проглядели.

Я захожу в аптеку и ищу тест. Я никогда не покупала их прежде и даже примерно не представляю, где они могут быть. Аптекарша подходит ко мне и спрашивает, не может ли она чем-то помочь.

— Да, мне нужен… — мямлю я. — Тест на беременность.

Подспудно я жду, что она прочитает мне лекцию о контрацепции и безопасном сексе, но она совершенно спокойно подводит меня к нужной полке.

— Вот, пожалуйста, они тут.

Она подробно объясняет мне разницу между множеством тестов и рассказывает, как ими пользоваться. Но я все равно никак не могу отделаться от мысли: что же она обо мне думает? Мы примерно одного возраста, и я представляю себе, как она довольна тем, что ее эта проблема не касается. Она такая уверенная и спокойная в своей белой униформе.

Я выхожу из аптеки, но тут кто-то хватает меня за плечо.

— Бип-бип, Кэтрин, — слышу я и понимаю, что это Элис. — Ну и покупки у тебя. Интересно, что сказала бы Элен?

Я прижимаю пакет к груди. Я чувствую себя странно испуганной. Она говорит так зло, и мне трудно поверить, что мы когда-то были подругами.