Живущие в доме наложницы были, впрочем, для большинства мужчин роскошью. Для очень богатых это не становилось невыносимым бременем, в их домохозяйствах нередко наложниц было не меньше, чем при дворах членов правящего дома, но по мере роста численности населения и по мере того, как мужчины с более скромным достатком стали жаждать женщин, не похожих на их жен, появился спрос на женщин утонченных и возбуждающих, которым не обязательно было жить при доме. И вновь китайское общество приспособилось к изменившейся ситуации. Возникло новое сословие профессионально ориентированных женщин. Однако, будь то куртизанка высшего разряда или проститутка, новая категория сексуальных партнеров и важность их профессии были восприняты с уважением и терпимостью.

Рост числа представительниц этой профессии был наиболее заметен во времена династии Тан (618–906), ставшей не только «золотым веком» китайского искусства, но также временем великих социальных изменений, в ходе которых семейная дисциплина стала менее суровой и переезд из района в район — делом более обычным. В этом более подвижном обществе девушки получили первый шанс обрести независимость, и те, кто оказался готов воспользоваться им, обнаружили, что они отнюдь не остались без средств к существованию. Если девушка была достаточно привлекательна, проституция не только обеспечивала ей достойную жизнь, но и предоставляла то, чем не располагал ни один другой класс женщин — определенную степень личной свободы.

Этих девиц — любимиц общества и источник вдохновения для некоторых величайших поэтов — с нежностью называли «Опавшими цветами» или «Цветами на стене», ибо сорвать такой цветок мог любой; их называли также «женщинами ветра и пыли» — ведь как ветер несет пыль, так и их судьба могла занести куда угодно. Подобные романтические наименования давались также публичным домам, отсюда и выражения «Пристанища поющих девиц» (чан цзя), «Девицы зеленых павильонов» (цин лоу), или «Красотки голубых теремов». Это последнее наименование происходит от голубых ставней на окнах публичных домов. Аналогичный более распространенному «красному фонарю», этот символ частенько с восторгом упоминается в песнях и стихах.

Для мужчины, желавшего получить любовь за деньги, уличные публичные дома были весьма удобными заведениями, имевшими к тому же такое достоинство, как возможность сэкономить; если же ему требовались девицы для развлечений дома или просто для приятной компании, то было несложно внести некоторые коррективы. Мужчина мог нанять девицу на испытательный срок с перспективой стать наложницей, если та сумеет угодить.

Проститутки подразделялись на классы: от жившей поблизости от дворца куртизанки высшего разряда, имевшей собственных слуг и собственную «кормилицу», до певичек, танцовщиц и «казарменных девок» (инцзи), обслуживавших солдат в лагерях. На низшей ступени находились «морские шлюхи», которые не только ютились в публичных домах морских портов, но и позволяли обладать своими благородными телами китаянок иностранным морякам и всяким прочим «иностранным дьяволам» (гуайло)[49].

Знаменитая танская куртизанка и поэтесса Сюэ Тао (768–831).

Сцена в публичном доме. Гравюра эпохи Мин.

Поскольку Китай — страна многих рек, имеющая длинную линию побережья со многими морскими портами, то в большинстве районов, где жители селились преимущественно у берега, можно было встретить плавучий публичный дом (хуачуань). Джонки, сампаны и другие суда восточного типа традиционно использовались как жилье, мастерские и трактиры; между ними постоянно сновали маленькие лодки, снабжавшие обитателей судов продуктами питания, всевозможными вещами, одеждой и всем, что могло понадобиться членам предпочитавшего жить на плаву сообщества. Просто развлечения предоставляли лодки с музыкантами и певцами, двигавшиеся вдоль рядов пришвартованных судов; развлечения же более дорогостоящие предлагались на стоящих неподвижно «цветочных лодках».

Последние нередко бывали плавучими дворцами, имевшими на борту собственные рестораны и бани; клиенты доставлялись с берега целой вспомогательной флотилией. Бывали и более скромные «цветочные лодки», вплоть до сампанов, занавешенных вдоль бортов парусом. К какой бы категории ни относились проститутки — к первой (цзиннюй) или к третьей (ецзи, «дикие птицы»), — все они назывались «небесными водяными лилиями». Независимо от своего положения и обеспеченности девушки принадлежали к почтенной профессии, которая обязывала их приветствовать своих клиентов предварительной церемонией угощения чаем, вежливым и грациозным представлением, и любые упоминания об оплате и деньгах были бы сочтены неучтивыми. При лунном свете, при виде множества судов, усыпанных цветами, обвитых лианами и украшенных фонариками, когда после раскаленного дня веет прохладный ветерок и течение слегка покачивает судно, «цветочные лодки» должны были представляться в высшей степени романтическими пристанищами для удовольствий Тучки и Дождика.

Если наложницы, куртизанки и проститутки стремились оказаться на верху социальной лестницы, то им приходилось заботиться о своей подготовке и в этом полагаться на «кормилицу» (цзяму, или «приемную мать»). Девицы в свою очередь именовались «приемными дочерьми», и поскольку принадлежность к данной профессии постыдной не считалась, отношения между «матушкой» и «дочерью» частенько становились не менее тесными, чем в семье. «Матушек» называли также жаргонным словечком «бандерша» (бао); обычно они были вышедшими в тираж Опавшими цветами, вложившими сбережения в своих подопечных.

Как проницательные предпринимательницы они были постоянно настороже, стремясь не упустить возможность продать своих «дочерей» любому поклоннику, увидевшему в одной из девиц будущую наложницу или жену. Выкуп девушки обошелся бы мужчине не только в сумму, вложенную бао в обучение дебютантки; ему пришлось бы возместить ее будущие доходы и, возможно, первоначальную стоимость, если девушка была куплена у отца. Б стенах публичного дома слово Мадам, подкрепленное «человеком с сильными руками» (бао бяо), было законом даже для клиентов. В более цивилизованных и утонченных заведениях был установлен строго соблюдавшийся ритуал, в котором собственно допуску в спальню предшествовали церемониальное чаепитие, музыкальное представление, процедуры обычного знакомства, а иногда и длительные ухаживания. Посещаемые лишь ради сексуальных удовольствий и следящие лишь за своевременностью оплаты публичные дома считались заведениями, приличествующими только грубым и необразованным мужланам; таких клиентов спроваживали к первой же освободившейся проститутке. В «зеленых павильонах», уже классом выше, бао не только управляла делом, вникая при этом в мельчайшие детали, но и направляла клиентов к девицам, которых она считала наиболее подходящими; этот аспект искусства «гармонизации» был важным условием успешного ведения дела.

Одной из причин того, что проститутка была принята в обществе и ее профессия не считалась позорной, была ее роль возлюбленной молодых китайцев-мужчин. Представления о важности сохранения девственности, бытовавшие у всех слоев общества, стоявших выше крестьян и ремесленников, а также суровые традиции, делавшие невозможным для молодых холостяков романтично ухаживать за девушками ввиду затворнического образа жизни последних, заставляли молодых людей направлять свои чувства на Опавшие цветы. Отец молодого человека, желающий сыну успехов в роли как любовника, так и мужа, нередко представлял его куртизанкам для курса обучения любви, щедро платя за как можно лучшее такого рода образование. Если куртизанка была выбрана верно и ей удавалось вдохновить романтическую сторону юношеских чувств, то молодой человек нередко получал истинное наслаждение от приближающих его к заветной цели ухаживаний — они сопровождались полным набором обещаний и отказов, надежд и отчаяний, в душе юноши соседствовали любовные стихи и мысли о самоубийстве. Когда же он бывал допущен к ней в спальню — может быть, через несколько недель ожидания, — этот невинный «весенний цыпленок» (дунцзе цзи) встречал свое сексуальное посвящение с тем же смятением чувств, с каким молодой человек прикасается к своей первой возлюбленной.