В Мелитополе Кутепов выбрал для штаба двухэтажный дом на Воронцовской улице, особенно понравившийся ему белым цветом — вокруг были кирпичные и тёмные деревянные. Теперь генерал чаще общался не с разговорчивым оптимистом Кривским, а с молчаливым и спокойным капитаном Жуковым из разведки. По его приказу Жуков 14 и 15 октября сидел на связи с корпусом Витковского, атаковавшего Каховку. Сам генерал предчувствовал неудачу и без особой охоты садился к телефону, иногда откровенничал с Жуковым:

На другой день после поражения на правом берегу атаковать плацдарм отсюда в лоб — эту врангелевскую стратегию я не поникаю. Впрочем, и вся операция задумана... М-да... Задумана. Продолжайте, капитан. Держите связь.

Два дня в кабинете генерала только и слышалось:

— У аппарата помощник старшего адъютанта разведотдела штаба армии капитан Жуков. Его превосходительство просит доложить обстановку.

К концу 15 октября сражение закончилось. Происходило оно так:

На рассвете 14 октября 2-S корпус после двухчасовой артподготовки начал атаку на Каховский плацдарм при поддержке 12 танков, 14 бронемашин и 80 орудий. Противник был готов к отражению танков — пропускали машину через внешнюю линию обороны и встречали артиллерийским огнём, гранатами. Было подбито 7 танков. К концу дня удалось захватить лишь внешнюю линию обороны. На другой день, 15 октября, атака продолжалась при поддержке танков и авиации. Противник упорно сопротивлялся, затем перешёл в контратаку, и войскам корпуса пришлось отступить на 10 километров. Наши потери составили 10 танков, 5 бронемашин, 70 пулемётов, более 500 пленных. Корпус перешёл к обороне.

Всего дней 10 пролежал Дымников в Симферопольском госпитале, не поднимаясь с кровати, но как только разрешили ходить с палочкой, он отправился в «Русский хлеб». Шёл по городу, опираясь на изящно обработанную самшитовую палку, и с грустью отмечал, что летний праздник кончился и приближается осеннее грозное ненастье. В газетах о положении на фронте общие слова: «Упорные бои на левобережье Днепра, на Мелитопольском и на Мариупольском направлениях». Офицеры в госпитале рассказали, что Врангель запретил сообщить в печати о провале Заднепровской операции.

Ресторан Крым был закрыт «на ремонт». Люди не гуляли» а шли-торопились, не глядя друг на друга; вдоль тротуара рядами стояли нищие с прошениями-записочками, в которых обязательно фигурировало слово «голод». На особняках были приклеены объявления «продаётся».

Леонтий, поднимаясь по ступеням к двери магазина, столкнулся с каким-то мрачным человеком, что-то злобно буркнувшим ему, и словно судьбой было предопределено — не посмотрел он в лицо незнакомцу, а то бы, наверняка, запомнил.

В магазине пусто — ни товаров, ни покупателей. У прилавка — Марыся и Игнатий Николаевич. Она — сердито раскрасневшаяся, он — безнадёжно унылый.

   — И он намекает на что-то, подлый, — продолжала возмущаться Марыся, когда появился Дымников. — О! Лео! Ты сам пришёл? Милый, я бы прислала автомобиль. Ты встретил сейчас человека? Это тот самый конкурент. Я уже купила зерно. Оно на пристани. Зафрахтован пароход, а он требует уступить ему половину и говорит, что в этой операции заинтересованы влиятельные лица. Это он пугает? И мне попросить своих ребят? Они как раз сейчас приедут за хлебом. Пойдём ко мне и будем пить чай с пирожными.

Она знала, что надо бежать. Леонтий должен срочно получить справку о контузии на фронте и соответствующий пропуск на первоочередную эвакуацию. Марыся договорилась, что пароход «Марианна» прибудет в Севастополь в конце месяца. Возьмёт их до Бухареста, заодно — хлеб до Марселя. Можно взять и пассажиров на борт. Обсуждали, как быть, если начнётся паника, подобная новороссийской.

28 октября в последний раз Кутепов собрал свой штаб в белом доме на Воронцовской улице Мелитополя. Совещание было кратким и неприятным...

   — Противник вчера и позавчера форсировал Днепр во многих пунктах, — сказал генерал. — Сегодня он начал наступление по всему фронту. Главнокомандующий приказал нашей 1-й армии отбить наступление врага. Сейчас с подходом 1-й Конной армии у противника трёхкратное превосходство в силах, что для обороны вполне нормально. Штаб переходит в вагоны и передвигается на станцию Рыкове — это примерно середина линии обороны. 1-я Конная армия прошедшей ночью форсировала Днепр и находится на Каховском плацдарме. По-видимому, сегодня она начнёт наступление к перешейку, и командиру 2-го корпуса генералу Витковскому приказываю держать оборону. Это самый важный и опасный участок. Выход Будённого к Перекопу означал бы, что наша армия отрезана от Крыма.

Ещё штаб не переселился в поезд, и солдаты ещё перевозили шкафы и ящики с документами, как Кривский прорвался к Кутепову.

Извините, господин поручик, у меня нет времени: я работаю над приказом, — попытался избавиться от него генерал.

   — Ваше превосходительство, я как раз по этому вопросу. Вы, наверное, уже сами пришли к этому выводу, но я хочу всё же вам сказать. 1-я Конная пытается отрезать нас от перешейка, но ведь и мы можем отрезать её от Каховки, ударить во фланг, прижать к Сивашу и разгромить.

   — Я вас понял, но вы — разведчик. Вы знаете, что такое 1-я Конная армия? Это четыре полные кавалерийские дивизии и ещё отдельная кавалерийская бригада. Не говорю о сотнях пулемётных тачанок и артиллерийских орудиях. Вас учили в Академии генштаба законам наступления? Или вас учили авантюрам? Есть у вас новые разведданные? Нет? Вот и добывайте. Погода не для авиации — ведите разведку другими способами.

Для Кутепова это была очередная выходка бонапартика. Война — не передвижение фигурок с целью провести хитрую комбинацию, а забота о своём войске и умение вести его в бой для уничтожения противника. Учитывая приказ Главнокомандующего, он должен защищать от красных подходы к перешейку, но важнейшая задача — сохранить войска, увести их в Крым не разгромленными, а способными обороняться.

После Кривского пришёл за распоряжениями начальник конвоя Белевич, которому генерал приказал погрузить весь конвой в поезд — и в Крым. Конвой должен был оставаться в районе Чонгара, выбрать позицию и ждать армию.

Мысли генерала были заняты разыгрывающимся сражением, результат которого был известен: армия отступит за перешеек. Однако отступить можно по-разному. Как нарочно, всё небо в тучах — авиационная разведка невозможна. Всё же план обороны сложился.

Перейдя в штабной вагон, генерал вызвал к себе Жукова, чтобы в обсуждении с ним проверить своё решение.

   — Главная трудность в том, капитан, — говорил Кутецов, — что они могут наступать на нас с разных сторон. Поэтому надо так организовать оборону, чтобы отразить любое наступление с любой стороны и не позволить отрезать нас от перешейка. Для этого я решил создать ударную группу из Дроздовской дивизии и конницы Барбовича. Центр группы, по-моему, и центр обороны — посмотрите на карту — это село Серогозы. Верхние и Нижние. Отсюда легко достижимы все пункты возможных атак красных. Согласны, капитан?

   — Так точно, ваше превосходительство: лучше места не выбрать для сосредоточения ударной группы.

   — Приглашайте начальника штаба и других. Будем готовить директиву и приказы.

Следующий день был такой же хмурый, низкое желтовато-тёмное небо будто давило на землю и на душу. Если Кутепов и ожидал новых данных о складывающейся на фронте обстановке, то не от авиации, и всё же самую важную весть привёз именно лётчик. Он летел на рискованно низкой высоте и увидел огромные массы конницы, двигающиеся и по дорогам, и по целине от Каховки в тыл кутеповской армии.

Кутепов собрал штаб, и в невесёлых раздумьях все согласились, что красные к утру 30 октября могут перерезать единственную железную дорогу, соединяющую с Крымом. Решения генерала были быстры и неожиданны.

   — Штабу армии немедленно перейти за Сиваш. Я выезжаю в ударную группу. Со мной капитан Жуков и ординарцы.

Начались нервные метания генерала по заледеневшим пустым дорогам. В Серогозы приехали в полной темноте. Он собрал совещание. На лицах Витковского, Барбовича, других видел плохо скрываемые растерянность и недовольство командованием. Все хотели за перешеек, понимали, что это единственно правильный выход. Кутепов это увидел и сказал своё решающее слово: