Но, как и всякий водитель, Игорь давным-давно позабыл ждать прибытия поезда, пробиваться к дверям, чувствовать десятки разнообразных запахов и слышать сотни голосов, отшатываться от вонючего бродяги. К тому же приходилось прятаться от глаз скучающих полицейских, пролетающих мимо патрульных дронов.
Непривычно. И странно. Странно быть в толпе, быть ее частью: незаметной, обыкновенной, каплей в серой массе.
Люди говорили обо всем подряд. Кто-то делился впечатлениями о поездке к морю или в горы, кто-то рассказывал о преимуществах своего модификанта, многие ругали правительство, законников, цены. Экраны на стенах полыхали броской рекламой туров в Запретные Зоны и на Луну, упрашивали сделать омоложение, цитировали положения Доктрины и предлагали новейшие имплантаты.
«Ты человек! Ты хозяин Земли и себя! Будь лучше и быстрее, стань бессмертным, вечно молодым!..»
Кто-то переключил канал, и на тончайшем полотне возникло изображение зала Совета в Антарктиде. Министр земельных угодий Жданов долго и нудно рассказывал о положении дел в Запретных Зонах, о борьбе с радиацией и новых победах. Мол, там-то и там-то вернули кусочек территории, скоро можно селиться. На заднем фоне маячил советник Никольский, явно суфлировал и подсказывал через коммуникатор.
Бормочущие динамики пытался перекрикивать бродячий проповедник из Детей Христовых. И вполне ожидаемо исток, грузный пожилой мужчина, седой и бородатый, с выпирающим сквозь грязную накидку пузом.
– Покайтесь! Покайтесь, покуда не поздно! Гордыня – смертный грех! А вы возгордились, решив, что богомерзкие модификации возводят вас в ранг богов. Господь создал нас, дал естественный порядок вещей…
Некоторые смеялись над монахом, шутливо комментировали изречения. Другие гадливо отводили глаза и ругались сквозь зубы. Старость в мире вечно молодых кажется особенно отвратительной. Третьи просто не обращали внимания. Проповедников много, но кто их слушает, несчастных глупцов?
Две девочки-подростка в углу вагона сидели с отсутствующим видом. Но судя по блаженным улыбкам и полыхающим зеленью пластинам коммуникаторов, занимались виртуальным сексом. Никто не мешал. Лишь кое-кто ворчал – а в наше время было принято делать это вживую.
На одной из станций вместе с прибывшим потоком народа в двери протиснулся другой исток: оборванный, распространяющий запахи пота и перегара. Протащил в вагон самую настоящую гитару: рассохшуюся и потертую. Сразу ударил по струнам, хрипло запел:
Я смотрел, как мой дом пожирался огнем,
Как потом ветер злой в поле пепел унес.
Я сижу и курю над потухшим костром —
То ли дым от костра, то ли дым папирос.
Вместе с ветром умолк умирающий волк,
Крик тропических птиц, шум далеких лесов.
Лишь чуть слышно одежды колышется шелк —
Это трепет пожаром напуганных сов.
Рама Харе – рубаха-парень, давай с нами,
Двенадцать глотков в стакане…
Леди под боком, леди на мутном экране…
Бродяга просто пел. Не канючил, не рассказывал о горестях. Пел. Самозабвенно, чуть прикрыв веки и хрипло вытягивая слова. Но денег ему никто не подавал. Отворачивались, прятали глаза.
Миронов нащупал в кармане двадцадку и сунул в котомку музыканта. Тот не заметил. Прошел мимо, и на первой же станции исчез вместе с половодьем людей.
…Когда пала роса, видел старца и пса,
Да не лапа у пса, но людская ладонь.
У обоих веками томились глаза,
Оба были щедры, восхваляя огонь.
У времени два пути – я не знаю, какой из них вспять,
Но если его не найти, нам нечего станет терять.
Вчера я молился на всех, но всем на меня наплевать…
Слова песни долго отдавались в ушах раскатами затихающего грома, нос терзала вонь перегара, а мозг – понимание того, что жизнь изменилась. По-настоящему. Впервые. И он теперь не над толпой, не вне нее, а заодно. И кто знает, хорошо это или плохо, есть ли путь назад.
У здания «Дженетик Индастриз», огромного небоскреба напоминающего хрустальную башню, Миронов оказался ровно в полдень. Пообщался с девушкой у стойки ресепшна, прошел идентификацию и позволил охране изъять оружие, поехал наверх.
На семидесятом этаже лифт остановился, индикатор моргнул красным – последний. Надо же, а снаружи здание казалось выше…
Но через мгновение, когда дверь ушла в сторону, Миронов понял – контрольный пост. Ему в лицо посмотрело огромное дуло автоматической винтовки, голос искаженный динамиками отдал приказ:
– Выходи.
Двое в боевых скафандрах заставили стать к стене и поднять руки. Один охранник в обычной форме тщательно прощупал одежду, похлопал по плечам и бокам, затем просветил рентгеновским излучателем, проверил анализатором вирусов. Впрочем, от него не ждали неприятностей, иначе б вывернули наизнанку.
Пока стоял, Миронов успел краем глаза заметить длинный коридор. Чуть поодаль виднелась дверь второго лифта – наверняка отдельного, связанного лишь с верхними этажами. Догадку подтверждало и то, что лестница заканчивалась именно здесь.
А еще посреди холла на тяжелой тумбе располагалась автоматическая турель. Два толстых дула медленно ходили по кругу, контролируя сектор, изредка задерживались напротив двери нижнего лифта и, что неприятно, на Игоре…
Двадцатимиллиметровая пушка производства «Стил-Механикс» с функцией саморемонта и синтетическим мозгом третьего поколения. Серьезная штука.
– Чисто, – констатировал тот охранник, что проводил досмотр. Отобрал комм Миронова и добавил: – Иди.
Дверь очередного лифта гостеприимно открылась. И во второй раз – через десяток этажей. Перед лицом агента снова возникло дуло винтовки. Охранники-мехи, копия предыдущих, заставили выйти. Обыскивать не стали, просто держали на прицеле, пока из коридора не вышла четверка в черных костюмах.
Эти не понравились Миронову еще больше. Наметанный глаз законника сразу подметил у одного серый оттенок кожи – «Бессмертный». Второй отличался чрезвычайной легкостью движений – «Ловкач»… или скорее «Ночной Охотник», судя по наличию темных очков, характерным вздутиям под перчатками. Третий являлся «Ищейкой» – шумно принюхивался, постоянно дергал головой, реагируя на звуки. Четвертый оказался банальным «Берсеркером».
Хотя ударило по нервам законника не то, что тут собрались бойцы с лучшими современными пакетами модификаций, на которые имело право лишь Агентство. И не то что, судя по внешнему виду, эти четверо «доработаны» больше. У каждого вздутия на запястьях – иглометы или газовые мешки. «Берсеркер» чрезмерно волосат – намек на усиление «Волколаком», что вообще-то считалось невозможным. «Бессмертный» же слегка горбат – то ли подкожная сумка, то ли нечто похуже. И это лишь то, что сумел заметить Миронов.
Но нет, суть в ином. Все они многократно превысили КМ. Однако перед ним, агентом, никто скрываться не стал… Издевательство? Демонстрация силы? Мол, ничего ты не сделаешь гигантской компании? Или…
Осознание того, что собственное любопытство загнало в ловушку, заставило иронично усмехнуться. Но отступать поздно.
Предельно сосредоточившись, он двинулся в указанном направлении. Шагал, а сам отмечал детали: едва заметные контуры пазов на стенах, отсутствие дверей и узость коридора – своеобразный оборонительный рубеж. Убегать будет трудно, практически невозможно. От пули или иглы не спрячешься, элементарно негде.
Коридор привел в уютную приемную с обилием мягкой мебели, гигантским столом посередине. У маленького бара хлопотала знакомая по утреннему звонку секретарша.
