— Энди, ты неважно выглядишь.

— Хорошо, что мы пока без микрофонов, — тихо отозвалась она, надеясь, что на пленке не будет видно, какая у нее слабая и искусственная улыбка.

— Я не имею в виду внешность. Ты же знаешь, я считаю, что ты красавица. Но ты почему-то очень несчастна. Лайон сказал мне, вы уезжаете сразу после съемок.

Краем глаза Энди видела, как Джеф с камерой на плече следует за ними впереди и чуть сбоку. Она знала, что не надо смотреть в объектив: эта прогулка к реке должна была выглядеть естественной и неотрепетированной. По крайней мере, разговор точно был именно таким.

— А он сказал вам, что это было его распоряжение?

— Думаю, ему не очень нравится мистер Трэппер.

— Думаю, вы преуменьшаете. Ему никто из нас не нравится.

— Ему нравишься ты.

Энди споткнулась и едва удержалась от падения. Генерал продолжил ехать вперед, не обращая внимания ни на камеру, ни на ее удивление:

— Лайон в последнее время стал вести себя странно. Мы обычно редко видим его в течение дня. Он уходит с рассветом и возвращается к ужину или и того позже. С тех пор как ты здесь, он болтается рядом с домом, как лис, учуявший кур.

— Он просто защищает вас. Лайон наказал мне не утомлять вас и не сметь лезть в ваши личные дела.

— Вот что с ним не так. Он слишком глубоко погрузился в мою жизнь, а о своей позабыл. Если хочешь знать, я думаю, его дела похуже моих.

Они добрались до открытой площадки на берегу реки. Тони и Уоррен стояли рядом с Джилом, который, точно курица-наседка, хлопотал над своими микрофонами, подключая их к батарейкам питания. Ее кресло было установлено рядом с коляской генерала. Как только Джил отрегулировал звук и установил фильтр, чтобы насколько возможно приглушить шум воды, Джеф приступил к съемке последнего интервью.

Поскольку Тони не надо было беспокоиться об освещении, он прилег под деревом и задремал. Уоррен поспешно записывал вопросы Энди в блокнот: они могут понадобиться, если возникнет необходимость делать обратную запись. Джил сидел по-турецки на земле в наушниках, контролируя запись. Лес околачивался позади Джефа и слушал, периодически постукивая пальцами по зубам. Лайон прислонился к стволу кипариса и, скрестив ноги и руки, лениво наблюдал за всем происходящим.

Потом Энди так и не могла понять, в каком именно месте она упустила из рук нить разговора. Сначала все шло по плану. Она задавала заранее приготовленные вопросы о войне в целом, как и просил генерал. Он отвечал на них, как всегда, пространно и непринужденно. Потом он вдруг вспомнил забавный случай о французском фермере и его жене, которые умудрились спрятать на сеновале целый взвод солдат.

И тут покатилось. Генерал Рэтлиф рассказывал одну историю за другой. Энди забыла про вопросы. Проснулся Тони и тоже стал слушать. Вскоре все они дружно хохотали. Джил даже не пытался заглушить смех в записи. Энди заметила, что даже Лайон пару раз улыбнулся. Генерал сам от души смеялся над своими рассказами. Строго говоря, это было уже не совсем интервью, а монолог-импровизация.

— Генерал Рэтлиф, это было просто восхитительно, — сказала Энди, сняв свой микрофон и отдавая его Джилу.

Она наклонилась к старику открепить клипсу, держащую микрофон, и сердечно обняла его.

— Боюсь, я немного увлекся.

— Вы были бесподобны.

— Что думаешь, Лес? — возбужденно спросил Джеф.

— Нормально.

— Мне кажется, нам даже реверсивные вопросы не понадобятся.

— Решай сам, — ответил Лес.

— Папа, ты в порядке? — Лайон замаячил у Энди за спиной.

— Я уж много лет так не веселился. Даже не знал, что помню это все, пока не начал рассказывать. Представь себе, сколько времени минуло с тех пор. — Он снова тихонько засмеялся, погруженный в собственные мысли. Потом его глаза затуманились, он сжал руки сына. Глядя на Лайона, он тихо произнес: — Все это было не так плохо, Лайон. Теперь, когда я думаю об этом, то понимаю, что не было.

— Давай-ка мы лучше отвезем тебя домой, — сказал Лайон и включил мотор на кресле. Он пошел сбоку от отца, покровительственно положив руку на его худое хрупкое плечо.

— Как думаешь, что он имел в виду? — спросил Лес Энди, когда они последовали за остальными.

— О чем ты?

— Энди, прекрати изображать из себя слабоумную, бога ради. Что он имел в виду, когда сказал «все это было не так плохо»?

— То, что он рассказывал в интервью. Он хотел сказать, что не все воспоминания о войне были страшными.

— Ты знаешь, что там есть что-то еще, — зло прошипел Лес.

— Я знаю, что ты не можешь успокоиться, пока ты напьешься чьей-нибудь крови. А вот я всем довольна. Я думаю, интервью прошли отлично. Если ты ищешь глубоко запрятанных грязных секретов, которые опорочат его репутацию, то извини — на сей раз придется обойтись без них.

Она обогнала его и добралась до патио одновременно с генералом. Лайон придерживал для него дверь, но отец остановил его:

— Минутку, Лайон. Мне хотелось бы поговорить с Энди. У меня не будет возможности увидеться с ней до отъезда.

Она вопросительно посмотрела на Лайона, спрашивая разрешения, и он неохотно отошел в сторону. Жестокие линии вокруг его рта опустошали ее. Она уедет, так и не получив прощения за то, что он принял за двуличие.

Она опустилась на колени рядом с Майклом Рэтлифом. Он взял ее руку в свою и крепко сжал:

— Я знаю, ты подумаешь, что это старческий бред, но еще до того, как я услышал, что ты крадешься мимо оранжереи в тот день, у меня было предчувствие. Ты обрела для меня плоть и кровь в тот самый вечер, когда Лайон рвал и метал, рассказывая о твоем нахальстве, твоей настойчивости. И несмотря на его нелестные отзывы, я думаю, ты произвела на него неизгладимое впечатление. Энди, я думаю, тебе было суждено войти в нашу жизнь. Я спрошу тебя прямо — у стариков нет времени расшаркиваться, — ты любишь моего сына?

Она положила голову на его худые колени, а потом подняла ее, чтобы посмотреть на него.

— Да, люблю.

Генерал дрожащей рукой погладил ее по голове.

— Я надеялся, что так случится. Я молился, чтобы это произошло. Ты ему подходишь. Не переживай о настоящем, думай о будущем. Если ты действительно его любишь, все получится. Я обещаю.

Энди знала, что это не так, но ей не хотелось его обескураживать. Она поднялась, чтобы мягко и нежно запечатлеть поцелуй у него на щеке. Они не стали прощаться, а просто задумчиво смотрели друг на друга, пока Лайон не подошел и не увез отца в дом.

Было уговорено, что съемочная группа на минивэне подъедет к домику для рабочих, упакует все оборудование, и потом они вместе с Лесом на его арендованной машине доедут до мотеля «Рай на холмах». Энди на своей машине, тоже арендованной, приедет к ним туда, когда закончит сборы.

Она бегло оглядела комнату, проверяя, не забыла ли чего. Девушка старалась не думать о том, что значит этот отъезд. Если она начнет думать, то может умереть. Поэтому лучше немного подождать, пока она не сможет позволить себе роскошь погрузиться в свою печаль в безопасном месте, в одиночестве. Зная, что уже затянула сборы дольше положенного, она открыла дверь спальни и вышла. Рядом с порогом стоял Лайон. Его лицо ничего не выражало. Ни злости, ни удовлетворения, ни любви. Оно было таким же пустым и ничего не значащим, как все ее существо.

— Мой багаж уже готов. Я как раз спускаюсь вниз, — поспешно проговорила она, думая, что он пришел, чтобы выставить ее наружу.

Он молча заставил ее вернуться в комнату и захлопнул за собой дверь. Она отступила еще на пару шагов назад.

— Как твой отец?

— Ужасно устал. Я позвал доктора, чтобы взглянул на него. Он сейчас с папой.

— Я надеялась, сегодняшний день не потребует от него таких усилий, но… — она осеклась. Почему она не могла придумать, что сказать? Ей точно не хотелось распалять гнев Лайона, напоминая ему о том, что именно он настоял на второй съемке после обеда.

Он сделал еще несколько шагов в ее сторону, пока между ними не осталось всего несколько сантиметров. Схватив Энди за запястья, он развернул ее и прижал спиной к двери. Мужчина пригвоздил ее руки к деревянной панели по обе стороны от ее лица на уровне плеч.