ЭЙЛЬГАРД МИТЧЕРЛИХ
(1794–1863)
Полумрак комнат, приглушенные звуки органа и безукоризненная чистота, а также мягкий голос и сдержанные манеры всеми уважаемого пастора Митчерлиха из ольденбургского селения Йевер, создавая вокруг обстановку какого-то особого успокоения, всегда располагали к серьезным размышлениям каждого, кто приходил в его дом.
Лишь изредка этот идиллический покой нарушался звонким голоском маленького Эйльгарда[382]. И тем не менее малыш Эйль совсем не походил на своих сверстников. Отец с его обширными познаниями в области философии, языкознания и истории благотворно влиял на развитие и воспитание десятилетнего мальчика. Эйльгард слушал рассказы отца о дальних странах, об удивительных обычаях и верованиях различных народов. Ребенком он мечтал о великих путешествиях. Особенно загадочной казалась ему Персия. Его детское воображение рисовало дворцы Вавилона, Исфахана и Персеполиса. Эти сказочные видения пробуждали в душе Эйльгарда неодолимое желание учиться. Часто он беседовал с учителем истории, господином Шлоссером.
— Сегодня во время урока, господин Шлоссер, вы только упомянули об одном из семи чудес света — о висячих садах Семирамиды. Прошу вас, расскажите о них подробнее.
— Хорошо, Эйльгард, я обязательно расскажу об этом в следующий раз. И, кроме того, дам тебе книгу, из которой ты узнаешь и о других, еще более загадочных чудесах.
— Спасибо, я прочту ее… Мне очень хочется научиться читать таинственные надписи на стенах древних дворцов и храмов.
— Мой мальчик, удивительные истории, содержатся и в древних рукописях! Но чтобы узнать о них, человеку надо прежде всего овладеть языком, на котором они написаны.
— Вы имеете в виду персидский?
— Да. Во многих библиотеках немецких городов хранятся пергаментные свитки, привезенные путешественниками и исследователями. Сколько еще тайн скрывают страницы, покрытые персидскими письменами!
— Может быть, мне заняться персидским языком? Я, наверно, сумею одолеть его. Ведь английский и французский мне даются легко.
— Способность к языкам ты, видно, унаследовал от дяди, Эйльгард. Он один из самых крупных филологов Геттингенского университета. Кто знает, быть может, ты пойдешь по его стопам?
— Не знаю… Пока что мне хочется поехать в Персию и самому увидеть древние памятники.
С завидным усердием и упорством Эйльгард. стремился осуществить свое желание. Его давно уже не манили детские игры товарищей. Все свое время он посвящал занятиям. И дядя, видя его неодолимое стремление к знаниям, обещал рекомендовать его своему коллеге из Гейдельбергского университета, непревзойденному знатоку персидского языка.
Два года работы под умелым руководством профессора Больца помогли ему в совершенстве овладеть персидским. Теперь он мог осуществить свою заветную мечту. Но для этого нужны были деньги. Просить их у отца, скромного пастора, юноша не осмеливался, да отцу и неоткуда было взять их.
— Почему бы мне не поехать в Париж? Может быть, меня направят, например, переводчиком во французское посольство в Персии.
— Да, но обстановка во Франции сейчас сложная. Ведь поход Наполеона в Россию провалился. Говорят, он потерпел жестокое поражение под Бородином, — предостерег его товарищ по университету.
— И все-таки я поеду. Возможно, мечты мои сбудутся… В начале 1813 года Митчерлих прибыл в Париж, но вскоре
ему пришлось вернуться в Германию. Летом 1814 года Эйльгард приехал в Геттинген, к дяде.
— Вернулся наконец наш путешественник, — воскликнул профессор Митчерлих е легкой иронией в голосе. — Ну, рассказывай, Эйль. Что нового во Франции?
Эйльгард сидел с опущенной головой.
— Дядя, знаешь, почему я стремился в Париж?
— Да. Но все это глупые мальчишеские выдумки. Однако, когда человеку девятнадцать, ему многое описывается, издержки молодости, как принято говорить.
Они помолчали. Потом профессор Митчерлих спокойно сказал:
— В библиотеке университета есть несколько рукописей на персидском языке об истории гуридов[383] и каракитаев[384]. Займись ими. Надеюсь, в них ты найдешь достаточно материалов для своей первой научной публикации.
— Спасибо за добрый совет, дядя. Я постараюсь не подвести тебя.
Работа над персидскими рукописями увлекла его, но он по-прежнему мечтал о путешествиях. Менее чем за год Эйльгард написал статью об истории гуридов и каракитаев. Она была напечатана в 1815 году, но первый успех его мало утешил.
«Я должен достичь цели во что бы то ни стало, — думал он. — Средств у меня нет, но я молод и мог бы заработать их. Да, это отличная идея. Выбрав профессию врача, я найду работу повсюду и смогу уехать в Персию без чьей-либо помощи».
С присущим ему упорством Эйльгард принялся за осуществление новых планов, начав с изучения медицины. Но для этого необходимо было изучить химию, физику и ряд других наук. Они глубоко заинтересовали его, и Митчерлих по-настоящему увлекся незнакомыми ему доселе научными проблемами.
Особенно загадочными ему казались процессы кристаллизации. Часто во время опытов по неорганической химии он получал растворы, в которых, спустя некоторое время, начиналась кристаллизация: на дне стакана образовывались необыкновенно красивые кристаллы — совершенное творение природы. Каждое вещество кристаллизовалось по-своему: новые кристаллические формы, другой вид кристаллов; но для одного и того же вещества все они были похожи друг на друга как две капли воды. Здесь также скрывались загадки, и они заинтересовали Митчерлиха не меньше, чем древние персидские письмена. Он увлекся проблемами кристаллизации и почти забыл о своих старых мечтах уехать на Восток. Эйльгард совсем забросил лекции по медицине, так как никогда не проявлял особой склонности к профессии врача. Для него она всегда оставалась лишь средством осуществить поездку в Персию. Теперь для Митчерлиха важна была только химия.
Эйльгард изучал химию с тем же поразительным усердием, как когда-то персидский язык. За два года он сумел овладеть основами химической науки и приступил к самостоятельным исследованиям. На первых порах это были довольно примитивные опыты, так как Геттингенский университет не располагал в то время достаточно квалифицированными химиками, которые могли бы направить работу молодого ученого. Среди немецких химиков той поры выделялся профессор Берлинского университета Мартин Клапрот. Митчерлих решил поехать в Берлин, чтобы стать его учеником, но в 1817 году Клапрот умер. Не оставалось ничего другого, как самостоятельно продолжать свое образование. Митчерлих много читал. Но это не могло полностью удовлетворить его. Митчерлих мечтал об исследовательской работе. К тому времени Эйльгард уже обладал солидным багажом знаний по химии и подумывал о лекторской деятельности в Берлинском университете. В 1818 году он сделал решающий шаг[385].
Кафедра химии в Берлинском университете после смерти Клапрота все еще оставалась без руководителя. Директор лабораторий Линк прилагал все усилия к тому, чтобы найти замену, но тщетно.
— Могу ли я надеяться на предоставление мне возможности читать лекции? — спросил у него Митчерлих.
— Надеяться можно, — ответил Линк. — Но сейчас я не могу вам обещать что-либо конкретное: ведь я вас совсем не знаю. Кроме того, министр Альтенштейн хочет лично подобрать талантливого и достойного заместителя профессора Клапрота.
Наступило неловкое молчание. Митчерлих мысленно ругал себя за необдуманный поспешный поступок. Почему он прежде ни с кем не ^посоветовался, ну хотя бы с дядей?
— Послушайте, господин Митчерлих, — прервал затянувшееся молчание Линк. — А почему бы вам не остаться в Берлине? Начните работу в лаборатории университета, возможности здесь очень большие. Недавно к нам поступил еще один молодой химик — Генрих Розе. Надеюсь, ваша совместная работа принесет пользу обоим.
