Он отправился на курорт. Там вас могут утопить столько раз, сколько пожелаете – разумеется, за определенную плату. Причем на самом деле вы вовсе не умираете, поскольку в ваш череп предварительно вставляют специальный шунт, через который мозг снабжается кислородом. Однако ваше тело об этом не имеет ни малейшего понятия, так что направленные на выживание рефлексы срабатывают на полную катушку, вы не можете вдохнуть, испытывая настоящее отчаяние и чувствуя неумолимое приближение смерти. Биться в агонии вы можете часами. Вода темна, словно крепко заваренный чай, и холодна, как лед. На случай, если вы ударитесь в панику и серьезно травмируете свое тело, неподалеку предусмотрена клиника, в которой вас быстро вылечат заботливые ребята в белых халатах.

Очистив его легкие от воды, удалив шунт и включив небольшой костерок, консультанты выдали Нику одеяло и отправились восвояси, оставив его в лесу одного, чтобы он мог в тишине и спокойствии осмыслить пережитое только что.

Поеживаясь от холода, Ник закутался в одеяло. Он чувствовал себя ничуть не лучше прежнего. Никакого облегчения. Его настроение было таким же унылым и гнетущим, как всегда. Жизнь по прежнему не имела смысла.

Немного погодя, он надел оставленную консультантами одежду, снова завернулся в одеяло, выключил костер, и поднялся на ноги. Темные, освещенные лишь висящей низко над горизонтом луной, деревья были спокойными и безмятежными. По склону холма пролегала тропа, она вела прямо к гостинице. Он услышал, как двое из служителей засмеялись, видимо, чьей-то шутке, и буквально через мгновение отсвет их пропановых факелов исчез совсем. Возвращаться в гостиницу, в эту атмосферу оплаченного тепла и гостеприимства, Нику совсем не хотелось. Во всяком случае, сейчас.

Вместо этого он развернулся к луне спиной и направился в противоположную сторону, углубляясь все дальше и дальше в лес. И быстро заблудился. Его это не волновало. Деревья стояли беспорядочно, тут и там встречались пни и нагроможндения валежника. Несколько раз он наткнулся на лежавшие прямо на земле мертвые деревья, еще несколько стояли, бессильно прислонившись к своим собратьям. Ник обратил внимание, что в их расположении не было вообще никакой системы. Глазу совершенно не за что «зацепиться». Этот лес можно было сравнить с чем угодно на свете – и одновременно ни с чем вообще.

А затем он увидел клены. Они стояли, бледные в неясном свете луны.

Клены образовывали призрачное кольцо, внутри которого была тьма. Пустота. Все это напоминало древний замок друидов. Сначала Ник решил, что деревья были выращены с декоративной целью – менее ста лет назад здесь располагался весьма населенный пригород – и окружали ныне полностью разрушенный жилой дом. Однако потом он заметил, что земля внутри круга уходит вниз, образуя чашеобразное углубление, а по дну протекает ручеек, питающий то самое озерцо, в котором его топили. В центре углубления наверняка должен был оказаться либо крошечный церемониальный пруд, либо заросшее тиной болотце.

Ник медленно подошел поближе, как вдруг в самом центре темного пятна мелькнул бледный отсвет. Пристально глядя вперед, словно сомневаясь в реальности происходящего, Ник продолжал идти. Белое пятно сдвинулось с места, наклонилось. Раздался плеск.

– Привет, – сказал он.

Бледная форма вздрогнула, обернулась, и произнесла женским голосом:

– Кто вы?

– Меня зовут Ник. Вы хотите, чтобы я ушел?

– Нет. Я уже почти закончила. Можете меня вытереть.

Ник подошел к берегу пруда. Женщина стояла по колено в воде. В темноте ее можно было разглядеть с трудом. Бедра были почти полностью скрыты во мраке, выше едва заметным темным пятном виднелся пупок. Губы и нос вообще нельзя было различить. По обеим сторонам лица ниспадали длинные, темные волосы. В глазах словно отражалась черная гладь пруда.

– Полотенце лежит у ваших ног.

Он потянулся вниз, как вдруг из мрака вынырнуло нечто. Это была боевая гончая, длинная, тонкая, элегантная, словно старинные швейцарские часы.

– Только дотронься до леди, и ты труп, – прорычал пес. Откуда-то из его брюха раздался отчетливый клацающий звук.

– Зачехли свои пушки, Отто. Он мне ничем не угрожает.

Слегка взвыв механическим голосом, гончая села. В лесу были еще машины; неясные серые тени без устали рыскали вокруг. Ник попытался понять, сколько их. Трое... нет, шестеро... нет. Слишком много, не сосчитать.

Женщина встала перед ним и повернулась спиной:

– Ну?

Он аккуратно ее вытер, начав с волос и плеч, постепенно перейдя к спине, затем к пояснице. Скульптурное совершенство ее тела напоминало мраморные изваяния Бранкузи[01]. Ник наклонился, чтобы вытереть ее ноги. Как только он дошел до лодыжек, женщина повернулась к нему лицом. Она была так близко, что он мог почуять ее запах – запах свежести и чистоты, неуловимый аромат дубовой листвы и кедра.

Она взяла полотенце и вытерлась спереди, затем села на корточки и позволила Отто обдуть ее горячим воздухом.

Окончательно высохнув, женщина надела рубашку и джинсы. Обернула полотенце вокруг мокрой головы, словно тюрбан, и сказала:

– Я живу совсем рядом, на той стороне холма. Хотите какао?

– Почему бы и нет?

На кухне было светло и чисто. Они сидели за столом и разговаривали. Она сказала, что ее зовут Селена. Гончие патрулировали окрестности, то появлялясь, то внось исчезая из виду. То одна, то другая из них время от времени безмолвно ложилась у ее ног и лежала так некоторое время. Металлические когти мягко постукивали по полу.

– Почему вам так нравится умирать? – Спросила Селена немного погодя.

– Мне не нравится умирать. Наоборот, я пытаюсь выкинуть это из своего подсознания. Но когда вам приходится видеть, как умирают ваши родители, как умирают ваши братья, как умирает ваша сестра... Когда вы видите, как умирают девять десятых детей из вашего первого сиротского приюта, и половина из тех, кто был во втором... В общем, от чувтсва вины, свойственное оставшимся в живых, никуда не денешься.

Селена пристально изучала его лицо.

– Нет, – сказала она наконец. – Это не то.

– Тогда я не знаю, что это.

– Да. Не знаете.

– А вы знаете?

– Я этого не говорила. Но если бы у меня была ваша проблема, я бы в конце концов обязательно узнала. Готова спорить, что вы живете в одном из тех новых городов-ядер. Неоновый свет, шум, завесы сигаретного дыма в крошечных барах... Все стремятся собраться как можно более тесной толпой...

– Да, ну и что?

– А то, что это бегство. Если вы хотите понять самого себя, вам просто необходима хоть какая-то изоляция. Нужно уйти куда-нибудь. Одному. Знаете, зимой я, бывает, неделями не встречаю других людей.

– И что же вы здесь делаете?

– Охочусь. Для этого мне и нужны собаки. У меня совсем немного денег, поэтому приходится добывать пропитание охотой. В основном, на оленей. Но не так давно мне удалось завалить пуму.

– Кажется не слишком честным: куча ваших машин против одного маленького оленя!

Взгляд, которым она его наградила, понять было невозможно.

– Здесь есть кушетка. Ложитесь и поспите. Утром я вас разбужу и возьму с собой. Вы все увидите.

Деревья неясными очертаниями виднелись в тумане. Селена повела его к ним. Гончие плавно обтекали ее, словно поток ртути. Поверх рубашки на ней была надета тефлоновая куртка, на поясе висел охотничий нож. На шее висела бечевка, на которой болтались янтарного цвета защитные очки.

– Ну ладно, – сказал Ник. – И как же это все происходит?

– Сначала мы расставим по местам собак. – Селена взмахнула рукой, и половина стаи тут же разбежалась по окрестностям. Шесть гончих остались на месте. Шесть внимательных, неутомимых псов. Звуки, издаваемые продиравшимися через подлесок остальными, стихли неожиданно быстро.

– А что нам делать теперь?

– Наслаждаться природой. – Она сделала глубокий вдох, затем медленно выдохнула. – Чувствуете, как пахнут сосны? Когда собаки вспугнут что-нибудь стоящее, они дадут нам знать.