– И которая из этих клейменых девиц пророчица Ижена? – поинтересовался Повелитель Межуровнья, вспомнив рассказ Элии о забавных религиозных обычаях Жиотоважа.

– Ее здесь нет, – в легком замешательстве отозвалась богиня. – Странно. Я вижу трех жриц, но не пророчицу. Не понимаю, что же произошло? – Принцесса принялась рассуждать вслух, машинально потирая подбородок: – Рик опутал храм таким количеством охранных заклятий, что случись там что, мы бы мигом узнали. Я вижу в храме Магжу, – Элия соткала из эфира светящуюся указку и направила ее на женщину с роскошными формами, некогда прельстившую самого Лимбера, – Яворека и Даличку. – Указка принцессы переместилась к апатичного вида кавалеру неопределенного возраста и столь же неопределенной наружности и к еще одной, на сей раз высокой и черноволосой красотке с цепким взглядом умной стервы. – Все Высшие вары в сборе, нет только Мичжеля. Скажи, Злат, – в голове богини забрезжила туманная догадка, – а твои окна могут показывать только местность или им можно приказать явить образ конкретного человека?

– Можно все, что я пожелаю, – благосклонно согласился мужчина и вновь коснулся рамы тонкими пальцами, и легкого нажатия которых достало бы на то, чтобы сломать хребет самому громадному демону.

Без всяких театральных эффектов (магия Повелителя, как правило, была почти незаметной, но необычайно эффективной и в большинстве случаев смертоносной) изображение в окне вновь сменилось. На сей раз наблюдатели увидели не храм, а большой фруктовый сад. Ветви раскидистых яблонь и слив сгибались под тяжестью плодов. Яркие, крупные красные, розовые и пестрые яблоки; синие, фиолетовые, красные, бордовые, желтые и черные сливы распространяли одуряющий аромат, через проем окна он донесся до Злата и Элии дивным и аппетитным благоуханием. В саду стояла ажурная синяя беседка, увитая темной зеленью плюща. А уж в ней принцесса обнаружила свою потерю. Вар Мичжель и жрица Ижена сидели на скамейке и за обе щеки уплетали спелые сливы с большого фарфорового блюда. Кроме совершенно счастливых и словно светящихся внутренним светом лиц сладкой парочки (Мижчель отнюдь не казался тем безразличным и вялым типом, какого строил из себя в Лоуленде) принцессе бросился в глаза наряд Ижены – зеленое платье, затканное вышивкой, с изображением пышных белых цветков сливы. Платье имело соблазнительно низкий вырез, но полностью прикрывало оба плеча. Пока богиня озадаченно хмурилась, Мичжель взял с блюда плод, сочащийся соком, и, хитро улыбнувшись, засунул его в ротик девушки со словами:

– Тебе, моя сладкая женушка, самая сладкая слива! И мне пора бежать, ведь Даличка с Явореком голову снимут, коли на заседание опоздаю, и так уже службу в храме пропустил! А зачем тебе безголовый муж?

Ижена проглотила сливу и, тряхнув своими многочисленными косичками, прыснула в ладошку:

– Скажешь им, что мы возносили хвалу Творцу и Кристаллу иным, не менее угодным, чем молитва, способом! Беги! Только возвращайся поскорее, я скучать буду! И голову приноси назад, разрешаю тебе терять ее только от любви ко мне!

– Конечно! – Глаза Мичжеля весело блеснули, он на прощанье подарил юной супруге долгий поцелуй и умчался.

Злат едва слышно хмыкнул и пессимистически констатировал, скрестив на груди руки:

– Творец нас обставил и тут. Пророчица влюбилась и лишилась жреческого сана.

– Возможно, ее талант не зависел от благословения храма Кристалла, – ухватилась за слабую надежду принцесса. – До своего визита в Лоуленд Ижена делала предсказания, касающиеся лишь Жиотоважа. Есть небольшой шанс, что ее пророческий дар и откровения о Колоде Творца исходили из иного источника, нежели прежние изречения, и источник этот не оставил ее своим покровительством после сложения сана, как не оставил после утраты девственности. Стоит попробовать!

– Каким образом проведем испытание? – уточнил мужчина, выгибая бровь.

– В нашем случае в пророческий транс Ижена каждый раз впадала во время физического контакта с персоной из Колоды Джокеров. Тебе стоит дотронуться до нее и посмотреть, что получится. Только, – Элия коротко улыбнулась, оценив эффектную мрачность самого Повелителя Межуровнья и его апартаментов, – если мы переместим ее в твои владения, то получим обыкновенный обморок без всяких пророческих последствий. Страху в Бездне девочка успела натерпеться порядком.

– Значит, отправляемся в Жиотоваж. Мой облик, надеюсь, в достаточной мере импозантен для того, чтобы сие хрупкое создание не скончалось от ужаса в один момент? – хмыкнул Злат, иногда слегка устававший от того, что является самым ужасным созданием во Вселенных.

– Думаю, несколько минут она продержится, особенно если мы с тобой устроим небольшой розыгрыш, – рассмеялась принцесса и поделилась с Повелителем Межуровнья своими соображениями.

– Неплохо придумано, – одобрил Злат сценарий.

Потеряв голову от ревности, в безнадежном отчаянии и столь же беспросветной ярости, захватившей его душу, Нрэн пронесся по замковым коридорам как неистовый торнадо. К счастью, по пути богу никто не встретился. Воин ворвался в свои покои, захлопнул дверь и замер, тяжело дыша.

Все в комнатах Нрэна было сделано так, чтобы навевать покой и сохранять душевное равновесие: длинные циновки и коврики с геометрическими узорами, напольные вазы с композициями из сухих веток, травы и цветов, расписанные умиротворяющими пейзажами ширмы, невысокая (для рослого принца) мебель, песочные и светло-коричневые, зеленые и охристые натуральные цвета тканых обоев и мягкой мебели.

Но, как обычно после беседы с Элией, психике принца оказалось глубоко наплевать на оздоравливающий эффект обстановки. Бог был несказанно зол, и эта безнадежная злость требовала выхода, хоть какого-то выхода. Он не мог убить Элию или вызвать ее на дуэль, ничего не дала бы попытка проделать то же самое с Повелителем Межуровнья.

Нрэн заметался по комнатам, до деталей вспоминая мгновения своего визита к изменнице. Стоило ли так стараться, чтобы угодить ей? Какой он идиот!!! Нацепил ремень с новой пряжкой (Элия с удовольствием изучала замысловатые изгибы золотого плетения!), рубашку со шнуровкой (как она играла с завязками!), отрастил волосы куда длиннее, чем обычно (все только потому, что пальчики принцессы любили перебирать мягкие светлые пряди!). Бог с ожесточением сорвал с себя проклятую рубашку, разорвал завязки, расплющил, сжав пальцами, драгоценную пряжку, на изготовление которой потратил семь часов, сорвал заколку для волос и тряхнул головой. Злость нисколько не утихла. Случайно на глаза воину попались зеркало и собственное ненавистное отражение в нем – упертая физиономия типичного солдафона с безумными глазами, не то фанатика, не то самоубийцы… всклокоченные волосы, словно выбившись из привычного повиновения, дыбом стояли вокруг головы.

«Урод! Как можно любить и желать такого!» – мрачно подумал Нрэн и, осененный внезапною мыслью, с каким-то мстительным удовольствием хлопнул в ладоши, вызывая молчаливого и незаметного как тень слугу.

– Ножницы, бритву, – отдал резкий приказ бог.

Несмотря на свою незаметность, тугоухостью слуга принца не страдал. Не прошло и нескольких секунд, как маленький сухощавый скуластый человечек предстал перед прошествовавшим в ванную комнату богом с раскрытым несессером в руках.

Нрэн схватил ножницы и не глядя, одним резким движением отхватил длинный хвост волос. Сбросив пряди на специальный поднос у раковины, где они вспыхнули бездымным золотым огнем и опали горсткой мельчайшего пепла, мужчина опустился на низкий табурет и отдал очередной приказ:

– Брей налысо.

Молчаливый слуга достал бритву и чашечку для пены. Ему и в голову не пришло спросить, с какой это стати богу приспичило совершить над собой столь странный акт вандализма. Это лопоухий камердинер Рика, получая абсурдное задание, мог язвительно поинтересоваться, в своем ли уме его высочество, не перебрало ли давеча винца и не уронило ли что-то себе на рыжую башку, а слуги Нрэна никогда не задавали вопросов. Если господин пожелал, значит так правильно и так лучше для господина, так тому и быть.