— А это можно проверить?

— Что тут проверять? Смена пород в любом случае означает смену условий их образования. Верхние серые глины — континентальные, эти — морские. Ощущаешь разницу?

— Разница, понятно, есть, — не сдавался Александр, — но, насколько я понял, те и другие отлагались в водной среде. И хотя зеленые глины, как ты говоришь, морские, они, если судить по прослойкам песка, — все-таки мелководные образования. Разве не могут крупные озерные бассейны перейти постепенно в морские? Возьми историю того же Каспия! Сначала это было огромное море, составлявшее единое целое с Черным!

— В принципе, Саша, все может быть, — в задумчивости Субботин поскреб подбородок. — Только как сейчас определить, был здесь перерыв в осадконакоплении или его не было?

— Слушай, а если провести магнитный каротаж? На установке есть чувствительный магнитометр, предназначенный для изучения вариаций магнитного поля Луны в зависимости от глубины.

— Ну, получишь вариации магнитного поля Земли, — усмехнулся Михаил. — А дальше что?

— Их можно снять так же, как и само магнитное поле. Получим остаточную намагниченность по всему стволу скважины.

— А обсадные трубы?

Саша захлопал ресницами, потом улыбнулся:

— Миша, я был лучшего мнения о твоих познаниях в области буровой техники. Ты же геолог. Трубы выполнены из немагнитных сплавов.

— Я геолог, а не буровик, Сашенька. Тебе для каротажа необходимо знать параметры труб, а мне важен только их диаметр, хотя, конечно, это не оправдание. Ну, давай попробуем твой магнитный каротаж.

Субботин снял стакан с поднятого снаряда и переместил последнюю штангу в магазин. Площадка для каротажа была подготовлена.

Тем временем Макаров достал из запасника специальную гильзу и соединил ее с кабелем. Включив регистрацию, он нажал кнопку спуска. Стрелки, контролирующие запись по основным параметрам напряженности магнитного склонения и наклонения, устроили такую лихорадочную пляску, что пришлось остановить гильзу. Стало ясно, что вести запись на скорости, пригодной для обычного каротажа, нельзя, и Саша уменьшил ее в десять раз. Теперь один метр гильза с магнитометром проходила за десять секунд. Стрелки повели себя спокойнее. Задав программу троекратного повторения магнитного каротажа, он выбрался из-за пульта и потянулся.

— А спать все-таки хочется, даром что заря такая яркая! — он взглянул на часы. — Скоро три. Каротаж займет часа полтора. Я, пожалуй, вздремну немного. Разбудишь, если что.

Михаил кивнул. Саша, забравшись в кормовой отсек, развернул подвесную койку и тут же заснул,

«Надо ввести восьмичасовую смену, — подумал Субботин. — Тогда будет сдвиг по фазе, и время вахты каждого будет меняться. Саша третьи сутки работает в ночную. Это ненормально. Днем он наверняка не выспался…»

А небо тем временем разгоралось, насыщаясь алыми тонами, пока на северовосточной части горизонта не блеснул раскаленный краешек желто-красного солнца. День обещал быть жарким, но пока роса и холодок пробирали даже сквозь космический костюм, который, впрочем, был распахнут. Субботин проделал утренний комплекс зарядки и согрелся. Затянув застежки на рукавах и груди, он уселся за пульт. Первые диаграммы были готовы. Субботин просмотрел график напряженности и подумал, что он довольно монотонен, только на границе четвертичных отложений и палеогена есть что-то похожее на срыв, да еще с появлением зеленых глин напряженность магнитного поля несколько повысилась. Впрочем, это повышение можно объяснить появлением в песках минералов магнитной фракции: мартита, магнетита и, возможно, ильменита…

Солнце все пригревало, и Михаил тоже задремал. Его разбудил мелодичный звон: программа каротажа была выполнена. Субботин щелкнул тумблером, включая связь с кормовым отсеком.

— Саша, вставай! Готово!

Макаров, сонный, тряся головой и позевывая, появился в отсеке управления.

— Ага! Давай их сюда. Сейчас они у меня заговорят на более понятном языке.

Он ввел одну за другой диаграммы в считывающее устройство электронной машины и, задав программу, стал ждать результата. Через несколько минут машина выдала каротажные диаграммы со снятыми параметрами постоянного и переменного магнитных полей Земли. Графики разительно отличались от первоначальных. От монотонности не осталось и следа. Диаграммы стали сложными, сплошь испещренными отдельными хорошо выраженными пиками и впадинами…

— Как? — Саша довольно потер руки.

— Похоже на настоящую каротажную диаграмму.

— То-то. Я, конечно, увеличил масштаб отклонений, иначе они не были бы так ярко выраженными, но посмотри на график вариаций магнитного склонения. Резкий срыв наблюдается только на переходе к четвертичным, а между серыми и зелеными глинами его нет. Везде закономерная периодичность. Причем заметь: от нулевой линии график смещается то вправо, то влево примерно через равные промежутки. Возможно, переход через нуль знаменует собой инверсию.

Саша взял другую диаграмму и бегло просмотрел ее снизу вверх.

— Здесь такая же картина. Продолжительность палеогена какая?

— Что ты хочешь?

— Считается, что периодичность инверсии — около двухсот тысяч лет. Можно, пожалуй, определить, за какое время образовались эти глины. Посчитать по диаграмме количество инверсий и умножить на двести тысяч.

— Посчитай. Любопытно, что получится. Только за начало отсчета возьми границу с зелеными глинами.

Макаров кивнул и, шевеля губами, принялся считать циклы, достаточно ясно выраженные на графике. Субботин умышленно не сказал о времени формирования той части геологического разреза, которая интересовала Сашу, чтобы полученная информация не повлияла на результаты его вычислений. Ему уже приходилось сталкиваться с тем, что исследователи часто пытаются втиснуть новые факты в рамки своей теории или гипотезы, а если они выходят за установленные ими рамки, невольно так или иначе подправляют эти факты, нарушая тем самым, как говорят научные работники, чистоту опыта.

— Двадцать восемь, — закончил подсчеты Макаров и повернулся к Михаилу. — Это что-нибудь около шести миллионов лет.

— А продолжительность олигоцена исчисляется в двенадцать-четырнадцать, — Михаил потер подбородок и сочувственно посмотрел на друга. Ему самому хотелось, чтобы подсчеты Макарова оказались близкими к реальности, но не получилось… Однако тот не прореагировал на сообщение, продолжая что-то прикидывать, потом спохватился и уставился на Михаила.

— Что такое олигоцен?

— Верхний палеоген. Наши глины, словом.

— Так… — Саша в раздумье покусал нижнюю губу. — Не сходится. А ну-ка напряженность?

Но и диаграмма напряженности палеомагнитного поля ничего не прояснила, поскольку на ней наблюдалась та же периодичность.

— Может, временной промежуток между инверсиями более длительный. Не двести, а четыреста тысяч лет? — высказал он предположение после продолжительного молчания. — Некоторые палеомагнитологи придерживаются именно этой цифры. Тогда все в норме.

— Не торопись с выводами. Вдруг окажется, что здесь просто неполный разрез.

— Пожалуй, — согласился Саша. — У нас еще будет время проверить на других скважинах.

Он поднялся, разминаясь после долгого сидения, но мысли продолжали вращаться вокруг каротажных диаграмм.

— Одно мне пока ясно, — сказал он, не прекращая разминки. — Перерыва в осадконакоплении не было.

— То есть? — всем корпусом повернулся к нему Субботин.

— То и есть! Графики на всех каротажных диаграммах ритмичны. Срывов и резких отклонений нет, а это вполне надежные признаки.

— Тогда надо бурить до четкого перерыва!

— Этим я сейчас и займусь, пока вахта не кончилась. Только тебе следует убедить Самсонова, чтобы не снял буровую, пока не получим надежного результата. Ладно, я пошел.

— Поздно схватился, — усмехнулся Субботин. — Вон Смолкин торопится на смену.

— Неужели уже шесть часов?

— А ты как думал?

Сима, увидев издали, что агрегат стоит, над скважиной висит измерительная, как ему показалось, гильза и по-прежнему включены все осветительные приборы, забеспокоился и на буровую примчался запыхавшись, но, увидев, что все в порядке, рассердился: