Взвыл компрессор, и песок на полу начал убывать.
— Слушайте, мальчики, — прижимая всасывающую камеру к тающему песку, сказала Майя. — А если попытаться выбросить эту штуку на поверхность и освободить вездеход от песка сверху.
— Примитивно, — хмыкнул Сима, — но мысль плодотворная. В запаснике есть дюймовка под этот шланг. Можно удлинить, дать побольше атмосфер, и песок как ветром сдует!
Экипаж, загоревшись новой идеей, принялся за монтаж спасительной в их положении системы. Саша предложил укрепить на конец шланга суживающуюся в виде сопла трубку. Порывшись в ящике, Сима нашел только коленообразную муфтупереходник для соединения трубы в двадцать миллиметров с трубкой на десять.
— Ну и отлично! — обрадовался Миша. — Закрепим на трубе, и, если ее поворачивать, она будет сдувать песок во все стороны. Освободим люк, а там уже семечки!
Однако после первой продувки убедились, что из-за высоты, соединяющей их с поверхностью трубы, сжатый воздух сдувает песок лишь на удалении.
— Надо опустить всю систему, — предложил Саша. — Зря мы поднимали.
— Кто может знать заранее, — оправдал его Сима. — Кто-нибудь следите, чтобы не опустить ниже уровня песка.
— Майя, к экрану, — скомандовал Субботин, берясь за накидной ключ. — А вы с Сашей придерживайте трубу снизу. Назад она должна пойти легче.
Осторожно вращая трубу, Миша нажимал на ключ, и она без особого усилия пошла вниз.
— Стоп! — крикнула Майя.
— Пойди, Сима, прикинь опытным глазом. Смолкин отошел к пульту управления, где мерцал экран.
— Сантиметров на двадцать можно.
Еще с большей осторожностью Субботин продвинул трубу вниз, снова зажужжал компрессор, и свистящая струя воздуха вырвалась из сопла. Михаил и Александр поворачивали трубку, Сима следил, чтобы они не направили сжатый воздух на телепередатчик и своевременно передвигал антенну. Мощная струя воздуха отбрасывала песок на десяток метров, но при этом поднималась такая пыль, что уже через минуту Майе пришлось переключаться на инфравидение. Хуже всего, что эта пыль тут же засасывалась в трубу, так как компрессор создавал внутри вездехода сильное разрежение. Правда, костюмы с гермошлемами спасали от таких неприятностей, но сам поток пыли не повышал настроения. Под ударами сжатого воздуха вокруг трубы возникла кольцевая воронка метров до пяти радиусом и глубиной сантиметров шестьдесят. Возле трубы, в мертвой зоне, образовался небольшой конус. Увидев, что выдутая воронка стабилизировалась и воздух уже не оказывает на нее воздействия, Миша снова взялся за накидной ключ и опустил трубу пониже, пока через край ее не хлынул песок с конуса. Снова включили компрессор. Воронка все увеличивалась, а трубы вместе с антенной и шлангом опускались вниз, пока не уперлись в дно. Пришлось убирать всю систему и свинчивать первую секцию.
— Видеосвязь прекращается на пять минут по техническим причинам, — сообщил Субботин на диспетчерский пункт.
— Понятно. Видим ваши затруднения, — директор обернулся к Алферову. — Пожалуй, можно запускать второй экипаж. С ними все ясно. Через полчаса они откроют люк, и дальше дело техники.
— Если пройдут полигон, миновав оставшиеся ловушки, возьму их невзирая на твои протесты, — задумчиво сказал начальник космоцентра.
— Не думаю, чтобы тебе это удалось, — хитро прищурив глаза, отозвался Дмитрий Иванович. — Хотя с космонавтами мне хлопот значительно меньше, но и эти кое в чем им не уступят.
— Ты что имеешь в виду? — насторожился Василий Федорович.
— Ничего. Просто рекомендую тебе оставить все как есть… И вообще, что ты привязался к этому экипажу. Надо же и другие посмотреть, а они ничем не хуже.
— Вот, вот! Даже ты признаешь их преимущество! Ничуть не хуже! Значит, не лучше!
— Не цепляйся к словам. Конечно, нынче они блеснули, но я наблюдаю за ними в течение четырех лет. Самый неуравновешенный экипаж. Может неожиданно, как сегодня, вырваться на совершенно немыслимое количество баллов вперед, а назавтра сесть на простой задаче.
— Хорошо, посмотрим, — Алферов заглянул в заготовленный список команд. — Кого запустим?
— Самохваловцы рвутся. Тем более, что мы держим их в стартовой готовности.
— Насколько я помню, они из явных претендентов?
— Да.
Василий Федорович снова углубился в список, перечитывая фамилии командоров экипажей и что-то прикидывая в уме. Наконец он поднял голову, видимо, сделав выбор.
— Экипажу Демина приготовиться к прохождению полигона. Старт по готовности. Экипажу Самохвалова предоставляется трехчасовой отдых.
— Мудришь? — недовольно поморщился директор. — Мы стараемся создать для всех равные условия, а ты делаешь исключения.
— Да, делаю! Мне нужны объективные данные об их максимальных возможностях! В конце-концов я выбираю практикантов! — рассердился Василий Федорович. — Ты собрался и иди, пожалуйста!
— Как хочешь, — обиделся Баженов и, бросив последний взгляд на экран, где экипаж Субботина очередной раз опускал трубу, вышел из центрального поста наблюдения.
На протяжении последующих двух суток, пока шли испытания, он не появлялся на полигоне и лишь изредка справлялся о результатах конкурса через диспетчерскую. До последнего дня время внеконкурсного экипажа оставалось непревзойденным. Под занавес испытаний неожиданно для всех вырвался вперед экипаж Кузнецова, но они умудрились схватить три штрафных балла за нарушение правил безопасности и не могли составить конкуренцию даже самохваловцам. Перед объявлением результатов Алферов зашел в кабинет директора. Выглядел он несколько утомленным, но вполне бодрым, а главное, довольным.
— Зря ты самоустранился. Хотя твоя служба дело знает, все-таки подчас не хватало твоей требовательности. У меня осталось такое чувство, что остальные экипажи прошли полигон по облегченной программе…
— Подводишь базу под субъективную оценку, — усмехнулся директор. — Я понимаю, куда ты клонишь.
— Так ли уж и субъективную? Я дал возможность лучшим экипажам пройти полигон в самых оптимальных условиях. И только у Кузнецова два провала, у остальных больше трех, а эти так ни в одну ловушку и не попали… Не думаю, чтобы ты об этом не знал.
— Естественно, все-таки я пока директор.
— Что значит пока, Дима! — вспыхнул Алферов, — Никто не собирается вмешиваться в твои функции. Тем более, что подготовка экипажей выше всяких похвал. Я просмотрел все до единого, и любой можно брать со спокойной совестью, разве что кузнецовцы немного полихачили…
— Не забывай, это лучшие экипажи.
— Вот именно, — подчеркнул Алферов, — лучшие! И если на таком фоне экипаж Субботина выглядит на две головы выше и организованней…
— То ты, пользуясь своим правом, решил восстановить попранную мной справедливость. Не так ли?
— Зачем утрировать, Дима. Просто экипаж вполне заслужил более серьезного к себе отношения.
— Это решение комиссии?
— Да.
— Так в чем дело? — Дмитрий Иванович насмешливо сощурился. — Я думаю, все конкурирующие экипажи собрались в актовом зале…
— Я зашел предупредить, чтобы для тебя не было неожиданности.
— Спасибо, что хотя бы поставил в известность, — не удержался от сарказма директор. — Зато я тебе выдать гарантию от неожиданностей не могу…
Баженов поднялся из-за стола, подошел к Василию Федоровичу и, положив ему руки на плечи, заглянул в глаза.
— Так что держись, Вася. Это тебе не твои подчиненные. Видел, как они умеют разговаривать? Если им покажется решение комиссии несправедливым, они выдадут сполна все, что они по этому поводу думают. Мы никогда не препятствуем открытому обсуждению любых проблем, возникающих в ходе учебного процесса. Мы лишь требуем, чтобы эти высказывания приводились в корректной форме…
— Думаешь, они…
— Психологию такого возраста трудно учесть. У них очень остро развито чувство справедливости. Если им покажется, что с ними обошлись не по договоренности, они не преминут напомнить об этом.
— Ладно, спасибо, хоть подготовил, — улыбнулся Василий Федорович и обнял друга. — Пойдем, однако. Не будем испытывать их терпение, раз они у тебя такие сердитые…