Позиция этой их маленькой фаланги – впереди двое офицеров с мечами, сзади четверка солдат с копьями наготове – получалась такой выверенной, что врагу протиснуться никак не удавалось. С минуту Кастор испытывал вполне обоснованное торжество: удача впервые за сегодня клонилась на их сторону.

Мелькание внизу он различил слишком поздно, не заметил вовремя, как кто-то из парфян, пригнувшись к самому полу, подлез клинком под нижний край Касторова щита и подсек. Лезвие рубануло по лодыжке, разъяв понож, а за ним кожу и мышцу с костью. Ногу словно ожгло раскаленным прутом; от боли Кастор тяжело, с яростным криком шатнулся.

Септимус, краем глаза заметив, что командир просел на одну ногу, скомандовал:

– Следующий, в строй!

Ближний солдат, следя, чтобы ноги были прикрыты, вжался рядом с центурионом, в то время как его товарищи участили выпады с копьями, отгоняя врагов от входа. Внезапно из тьмы раздались встревоженные вскрики, которым вторил глухой тряский стук: это с башни на парфян валились каменные глыбы. На глазах у Кастора обтесанный для строительства камень размозжил одному вражьему отродью голову, а другого буквально вмял в землю. Камни и балки валились и сыпались на нападающих, давя насмерть и калеча тех, кто не успел отойти от башни на безопасное расстояние.

– Ай, красота, – рыкнул в умилении Септимус при виде отрадной картины. – Ну что, ублюдки? Не нравится получать подарки без надежды дать сдачу?

С отражением натиска камнепад прекратился, а тяжелая возня наверху сменилась посвистом и злорадным улюлюканьем солдат, на которое раненые, но недобитые враги отзывались лишь жалобными стонами. Септимус, осмотрительно выглянув наружу, жестом велел одному из пехотинцев занять свое место, а сам, прислонив к стене щит, на коленях подобрался к Кастору осмотреть рану. Ее он, напрягая глаза, оглядывал под тусклым светом звездного неба, сочащегося в проем входа. Руки центуриона нежно выявляли характер раны, нащупывая в изувеченной плоти острые обломки кости. Кастор стиснутыми зубами втягивал воздух, борясь с желанием истошно завопить.

– Не берусь пророчить, – поглядел на него Септимус, – но, похоже, вы свое отвоевали.

– Легко гадать, когда и так видать, – процедил Кастор.

Септимус сдержанно улыбнулся:

– Надо остановить кровотечение. Где бы взять какую-нибудь тряпку?

Кастор невозмутимо отодрал и подал длинный лоскут от подбоя своего плаща. Один конец лоскута центурион завел за голень и, испытующе глядя на начальника, сказал:

– Сейчас будет больно. Готовы?

– Да давай уже…

Септимус обернул ткань вокруг ноги, перевязал рану и как следует, узлом, затянул над лодыжкой. Боль была несусветная; Кастор такую испытывал, пожалуй, впервые. Несмотря на ночной холод, к концу перевязки он был весь покрыт испариной.

– На последний бой тебе придется прислонить меня к стенке, – невесело пошутил он.

– Сделаем, – кивнул Септимус, вставая с колен.

Секунду центурионы смотрели друг на друга, оценивая смысл только что сказанного. Теперь, когда оба смирились с неизбежным, Кастор чувствовал, что бремя волнения за вверенную ему когорту как-то облегчилось. Несмотря на мучительность раны, в душе он испытывал спокойную отрешенность вкупе с решимостью биться до конца. Септимус, посмотрев в проем входа, обратил внимание, что враг по площадке разбился на группки и бдительно удерживается вне досягаемости глыб и балок, которыми солдаты столь щедро одаривали неприятеля с высоты смотровой площадки.

– Интересно, что у них на уме? – спросил он задумчиво. – Взять нас измором?

Кастор медленно покачал головой. Здесь, на востоке, он прослужил достаточно долго и повадки заклятого врага Рима знал не понаслышке.

– Нет, этого они дожидаться не станут. Для них это сродни бесчестью.

– Тогда что?

– Скоро узнаем, – расплывчато ответил Кастор.

– Нет, а все же? – отвернувшись от входа, спросил Септимус после недолгой паузы. – Что это: набег? Начало нового похода против Рима?

– А тебе не все равно?

– Ну как? Хочется знать причину, ради которой идешь на смерть.

Кастор, поджав губы, взвесил положение.

– Может, это и набег. Скажем, возведение здесь римской крепости они сочли для себя вызовом. Хотя возможно и то, что они мостят дорогу через Евфрат для своего войска. Кто знает, может, это их первый шаг к тому, чтобы прибрать к рукам Пальмиру.

Ход мысли Кастора оказался прерван окриком снаружи.

– Римляне! Внемлите! – громогласно воззвал из темноты голос на греческом. – Парфия призывает вас сложить оружие и сдаться!

– Получи пук из бедра моего! – тоном оракула издевательски ответствовал Септимус.

Пропустив колкость мимо ушей, глашатай в темноте строгим голосом продолжил:

– Мой повелитель призывает вас сдаться! Если вы сложите оружие, вас ждет пощада! Таково его слово!

– Пощада? – тихо переспросил Кастор, прежде чем вслух крикнуть: – Вы пощадите нас и дадите нам вернуться в Пальмиру?

Голос возобновился лишь после некоторой заминки.

– Вам сохранят жизнь, но возьмут в плен!

– То есть в рабство, – рыкнул Септимус и сплюнул на пол. – Нет уж, рабом я не умру. – Он обернулся к Кастору. – Что сказать на его слова?

– Скажи ему, чтобы убирался в Аид.

Септимус улыбнулся, от чего зубы его в лунном свете матово блеснули. Повернувшись к проему, он прокричал ответ:

– Если вам нужно наше оружие, то приходите и попробуйте его забрать!

– Не ново, – поддел Кастор, – но вполне к месту.

Центурионы обменялись ухмылками; нервно заулыбались солдаты.

– Будь по-вашему, – прозвучало из темноты согласие. – Но тогда это место станет вашей могилой. Вернее – погребальным костром.

Дальняя сторона площадки трепетно замерла, и вот там уже вспыхнул огонек, выхватив из разом сгустившегося мрака силуэт воина, согнувшегося над своим огнивом. Огонек уверенно разросся в костер, разгораясь все сильнее и ярче, по мере того как люди спешно зажигали от него факелы, благо вокруг в изобилии рос сухой кустарник. После этого воины стали приближаться к башне, и вот уже первая стрела, обмотанная промасленной тряпкой, оказалась запалена от факела. Секунда, и лучник послал в сторожевую башню огненный росчерк. Пропев в безмолвном ночном воздухе, запальная стрела стукнула в деревянные подмостки, брызнув фонтанчиком искр. И вот уже в строение безудержно устремились огненные стрелы, с жарким треском втыкаясь в балки и горя, горя.

– О боги! – Рука Септимуса сжалась в кулак на рукояти меча. – Они хотят нас отсюда выкурить!

Воды в башне, понятное дело, не было. Кастор хладнокровно пожал плечами:

– Ничего не поделаешь. Созывай сюда тех, кто сверху.

– Слушаю.

Минуту-другую спустя, когда в тесном караульном помещении внизу башни сгрудились все, кто уцелел, Кастор поднялся на ноги и оперся о стену, оглядывая вверенных ему людей.

– Для нас, друзья, все кончено. Или оставаться здесь и заживо сгореть, или же выйти наружу и захватить с собой в подземное царство кого-нибудь из них. Вот и весь выбор. Так что когда я отдам приказ, следуйте из башни за центурионом Септимусом. Он теперь ваш старший командир. Сомкнитесь в строй и крушите врага без страха. Понятны мои слова?

Солдаты откликнулись одобрительными кивками и возгласами.

– А как же вы? – прокашлявшись, неуверенно спросил Септимус. – Вам же никак, с ногой-то?

– Я знаю. И потому останусь здесь, при сигнуме когорты. Им он, понятное дело, не достанется. – Кастор протянул руку к знаменосцу когорты. – Подай его мне.

Молодой сигнифер вначале было замешкался, но затем шагнул вперед и уступил древко своему командиру.

– Сила и честь! – произнес он с поклоном.

Кастор, кивнув, твердо взялся за древко сигнума с навершием-ладонью, попутно используя его как подпорку для безнадежно раненной ноги. Вокруг уже с тихим гудением потрескивало пламя, а потеплевший воздух дымно-оранжевым маревом озарял вокруг башни землю. Кастор заковылял к узкой угловой лестнице.