Макрон неожиданно остановился.

– Катон, – сказал он другу, – ты в самом деле это сейчас придумал?

– А что, – спросил встречно Катон, – разве это, по-твоему, лишено оснований?

– Ну а по-твоему? – вздохнул Макрон устало. – Неужели не может быть так, что проконсул на самом деле верит в удачу этого предприятия? Что сила у нас по прибытии окажется достаточной для того, чтобы выручить правителя и продержаться до подхода легионов?

– При условии, что Лонгин с его легионами подоспеют вовремя для нашего спасения.

– Цербер тебя разорви, Катон! – вспылил Макрон. – Почему тебе везде чудится заговор? Почему ты полагаешь, что любой чином выше центуриона метит в императоры?

На них уже поглядывали уличные прохожие, и Катон тихо шикнул:

– Да будет тебе!

– Что – будет! Или кто-то сообщит о нас шпионам Нарцисса? Да мы же и есть те шпионы, Катон! Поэтому говорить я могу все, что мне, язви его, вздумается. Почему ты считаешь, что в римском сенате решительно все участвуют в заговоре?

– А откуда ты знаешь, да или нет?

– Ой, да брось ты! – Макрон рассерженно махнул рукой и зашагал дальше. – Нет у нас на это времени. Идем уже.

Они шли в молчании, которое минуту спустя нарушил щелчком пальцев сам же Макрон:

– Ну а что бы ты сказал о Веспасиане?

Катону вспомнился легат, под которым они служили во Втором легионе при походе в Британию. Род Веспасианов тогда только поднялся до сенаторского чина, так что легат бесспорно знал толк в людях, которыми командовал.

– Ну, так что скажешь? – допытывался друг. – Ведь прям был, как скала, ни перед кем не гнулся. Солдат до мозга костей. Ни унции политиканства. А?

Подумав, Катон покачал головой:

– Все равно аристократ, как и все они. Ох уж эта политика: они вскормлены ее грудью. Но с тобой я согласен. Веспасиан был человек на вид прямой. Но и то я бы не удивился, если б он взял и в конце что-нибудь выкинул.

Макрон насмешливо фыркнул, и дальше их быстрый путь к лагерю проходил уже в тишине.

Сразу по прибытии Макрон созвал своих центурионов и обрисовал им положение, а также подтвердил временное назначение Катона префектом.

– Увидимся на дороге за лагерем, – подмигнул он другу. – Идти всем налегке; оружия и снаряжения по минимуму. Рацион пусть едет следом на легких повозках.

– Слушаю. Понимаю: только все самое необходимое, остальное вдогонку.

– Что ж, тогда все, – подытожил Макрон, приобнимая Катона за плечо. – Пора мне воссоединиться с «орлами».

Своего подчиненного он оставил за распоряжениями насчет выхода из лагеря, а сам отправился в Десятый легион принимать командование когортой Кастора. У штабной палатки его дожидался рассыльный от проконсула: чувствуется, от резиденции Лонгина он бежал во всю прыть и сейчас, подавая опечатанную дощечку Макрону, тяжело переводил дух.

– Поздравляю со вступлением в должность… а также прошу принять указания верховного!

Макрон коротко кивнул и вошел в палатку. Там за столами сидели двое ветеранов, с появлением офицера тут же сделавшие вид, что заняты по уши.

– Ты, – с ходу указал Макрон ближнему из них, – созови мне офицеров, пусть явятся не мешкая. Скажи им, что у когорты теперь новый командир. А ты, – обратился он ко второму, – оповести их оптионов и скажи, чтобы они готовили людей к трудному походу, – он улыбнулся, – и еще более трудной битве!

Как только когорта построилась, Катон устроил подробный осмотр каждой центурии. В адъютанты себе он взял центуриона Пармениона, самого старого и опытного из вспомогательных офицеров, который сейчас шагал за ним следом с дощечкой и стилусом, готовый записывать за командиром. Забавно: еще нынче утром Катон сам состоял у Пармениона в подчинении, а потому чувствовал все неудобства, связанные со своей заменой. Но это было ничто в сравнении с грузом ответственности, что лег теперь на плечи самого Катона. Свыше восьмисот человек смотрели на него из строя, и все они будут выносить суждение, так или иначе сравнивая его с Макроном. Что и говорить, планка высокая: хватило бы росту. Хотя и свеженазначенным, стремящимся утвердиться новичком Катона назвать было нельзя: в когорте он служил почти год, со многими из этих людей ему доводилось воевать плечом к плечу. Так что знают его здесь неплохо и в целом признают. Но мерить они его теперь будут иным лекалом и приглядываться с большей взыскательностью: как-никак, он теперь пусть временный, но все же префект когорты.

Взгляд Катона приметил солдата в передней шеренге, который чуть заметно покачивался. Ускорив шаг, Катон внезапно остановился перед ним.

– Имя?

Солдат, возрастом явно превосходящий Катона (он опознал в нем одного из новых Макроновых рекрутов), как мог, застыл навытяжку и затаил дыхание, но его все равно выдавал запах перегара от дешевого вина.

– Публий Гален, господин префект.

– Сдается мне, Гален, что ты не вполне трезв.

– Да разве можно, господин префект…

– Тебе известно, что нахождение на службе в нетрезвом виде карается?

– Известно, господин префект.

– В таком случае даю тебе три наряда вне очереди и десятидневный вычет из жалованья.

– Несправедливо, господин префект, – обиженно протянул Гален. – Час назад я на службе уже и не значился – ни я, ни ребята. Нам как раз свободный вечерок в городе выпадал, ну я и решил приложиться немного загодя – а то эти корчмари знаете какие плуты, – а тут нас всех сдернули по тревоге… Ну и, в общем, – он виновато покосился на Катона, – короче, мы все здесь.

– А где ж еще.

Катон, подумав, хотел было отменить наказание. В словах Галена был определенный смысл: вряд ли его можно было винить за превратности военного уклада. Но, опять же, слово сказано, а менять его значило бы проявить нерешительность. К тому же неизвестно, как повел бы себя в данном случае Макрон. Хотя можно предугадать.

– Парменион, – вынес решение Катон, – пометить: наряды и штраф. Нахождение на службе в пьяном виде недопустимо, какими бы ни были обстоятельства.

– Но ведь несправедливо, господин префект, – воззвал нетвердо Гален.

– А за пререкания, – повторно обратился к центуриону Катон, – добавить десять ночей сдвоенной вахты в карауле.

У Галена отвисла челюсть, но он вовремя опомнился и захлопнул рот, в то время как Парменион проворными движениями стилуса помечал на вощеной дощечке. Катон двинулся дальше. В целом осмотром он оказался доволен: каждый человек, согласно приказу, имел при себе лишь самое необходимое снаряжение и припас. Затем он сел на лошадь, которую держал для него под уздцы ординарец, и рысью поскакал в голову колонны.

– Вторая Иллирийская! – воззвал он, на миг приостановившись впитать упоение моментом: вот он ныне, префект Катон, ведет своих людей на войну. – Вперед!

Вспомогательная когорта начала вытягиваться из лагерных ворот, направляясь в сторону дороги, ведущей на Пальмиру. Еще не минул полдень, а солнце уже безжалостно опаляло иссушенную землю и летучая знойная пыль взметалась из-под шипованных солдатских калиг и конских копыт, зависая в воздухе подобием белесого туманца.

Когда колонна повернула за угол укрепления, стало видно, что когорта Макрона уже ждет на дороге в полном построении. Покуда иллирийцы подтягивались, Макрон на коне подскакал к Катону и поднял в приветствии руку.

– Отчего так долго?

Катон с добродушной улыбкой ответил:

– Да вот, пока собрались…

На такой тон Макрон отреагировал хмуростью, и сразу стало ясно: он вновь воин до мозга костей, готовящийся к бою.

– Прошу прощения. Больше вас не подведем.

– Смотри. – Макрон, повернувшись, кивком указал на вьющуюся впереди дорогу. – Нам предстоит самый трудный переход, а по окончании его еще и бой, Катон. А потому не обманись: это будет самая жестокая кампания из всех, какие мы только знали.

Свои две когорты Макрон вел безостановочным темпом, все дальше и дальше удаляясь по выжженным холмам на восток от Антиохии. Днем колонну стегало своим безжалостным зноем солнце, а к ночи температура падала так, что люди жались поближе к кострам, где вяло нажевывали вяленое мясо и сухари. В первый вечер солдаты роптали, что спать им приходится под открытым небом, а после неуютного ночлега их уже снова ждал путь под еще не успевшими истаять в бархатной вышине звездами. Первые два дня короткий привал делался только в полдень и тогда, когда колонна останавливалась, уже не видя света, а люди были измотаны настолько, что на нехватку палаток и не сетовали. Довольствовались уже тем, что не выходя из рядов скидывали снаряжение и сворачивались на земле, тут же засыпая. На ночной караул будили друг друга сами, по очереди.