– Это был я, господин префект.
Макрон, обернувшись, быстро его оглядел.
– Ты у нас кто?
– Децим Тадий, господин префект. Шестая центурия.
– Что дало тебе право так действовать, солдат?
– Как он сейчас и сказал, господин префект: легионы в походе всегда берут свою долю первыми.
– Это когда речь идет о военной добыче, Тадий, и ты это знаешь. А не о рационе. И уж тем более не в нашем положении. Здесь каждый, покуда я командую, получает свою причитающуюся ему долю. Будь он хоть иллириец, хоть легионер. – Макрон, сделав шаг, жезлом постучал Тадия по нагрудным пластинам. – Уяснил?
– Уяснил, господин префект.
– Вот и хорошо, потому что, если ты себя еще так проявишь, я выставлю тебя из моей когорты и определю служить во Второй Иллирийской. Уж там тебя кой-чему научат.
Тадий с уязвленным видом открыл было рот, на Макрон его перебил:
– Помолчи! А теперь всем – вы слышите, всем – встать и дожидаться воды в порядке очереди. Выполнять!
– Стой, – негромко скомандовал Катон Тадию в тот момент, как все начали расходиться. – Тадий, приказываю тебе задержаться.
– Что ты делаешь, Катон? – рыкнул Макрон. – Дело решено.
– Пока нет, господин старший префект. Этот человек ослушался приказа оптиона. А это прямое нарушение артикула.
Макрон оглядел солдат: ближние, делая вид, что заняты своими делами, с тайным любопытством поглядывали. Макрон, придвинувшись, вполголоса сказал:
– Послушай, вопрос решен. Никто не пострадал. Нет смысла разжигать из-за этого страсти.
– Но и махнуть на это рукой мы тоже не можем. Он пререкался со старшим офицером перед свидетелями. Такое нельзя спустить. Этот человек должен быть наказан.
Макрон досадливо выдохнул:
– Послушай, Катон. У меня нет на это времени. У нас и без того хлопот полон рот, а тут еще забивать себе голову каким-то полевым наказанием…
– И тем не менее. Я настаиваю, чтобы этот легионер был наказан в соответствии с уложением.
Макрон раздраженно почесал бровь, после чего процедил:
– Что ж, будь по-твоему. – Он повернулся к Тадию и уже в полный голос звучно сказал: – Легионер Тадий!
– Слушаю!
Макрон проворно думал. Штраф, наряды, порка? Здесь, в пустыне, они бессмысленны. В данных условиях приемлемо лишь одно наказание, причем такое, какое Тадий прочувствует до глубины души.
– Ты лишен суточного рациона воды. Возвратиться в свою когорту.
– Слушаю, – сглотнув, сквозь сжатые зубы произнес легионер.
Он отсалютовал, перекинул через плечо порожнюю флягу, развернулся и порывисто пошагал прочь; в каждом его шаге читались скрытая ярость и чувство обиды.
– Продолжай, – кивнул Макрон оптиону у повозки.
Когда скудные порции воды заструились в протянутые фляги, Макрон взглядом позвал Катона, и они вместе пошли от солдатской очереди. На достаточном, уже не на слуху, расстоянии Макрон остановился и свирепо воззрился на своего друга:
– Что это, Аид тебя поглоти, было?
– Дисциплина, господин старший префект.
– Перестань паясничать, когда рядом нет посторонних.
– Изволь, – кивнул Катон. – Я тебя не понимаю. С каких это пор ты вот так, запросто, отпускаешь с миром нарушителя? Да будь мы в лагере, у тебя этот Тадий сральни бы чистил до конца своих дней!
– Может быть, – не стал возражать Макрон. – Но мы не в лагере. И каждый день рискуем жизнями так, как еще, пожалуй, никогда. Тут у моих с твоими и так вражды хоть отбавляй – не хватало ее еще и разжигать!
– Моих с твоими? – повторил Катон. – Ты рассуждаешь так, будто мы даже не на одной стороне.
– Вот, понял? И если наши люди в походе вот так, по-вражьи, относятся друг к другу, то при встрече с настоящим врагом мы считай что пропали. Мелкая грызня для нас сейчас непозволительная роскошь.
– А как же быть с дисциплиной?
– Иногда приходится ею поступаться. Ты вот сейчас, похоже, о ней уже позаботился. – Макрон вздохнул. – И если день без воды Тадия не доконает, то ты считай что нажил врага на всю жизнь. Поздравляю.
Катон хотел что-то ответить, но в эту секунду со стороны лагеря раздался оклик:
– Конный патруль!
– Да что ты будешь делать… – Макрон сокрушенно мотнул головой. – Оставят меня нынче в покое или нет? Идем, что-то стряслось.
Дробный стук копыт по жесткой земле возвестил о возвращении одного из конных разъездов Катона. Двое офицеров уже спешили туда, где возле спящей колонны осаживали коней декурион со своими людьми.
– Где префект? – взволнованно спросил декурион.
– Здесь, – Катон на ходу поднял руку. – Что случилось?
– Замечен большой отряд верховых, господин префект, – доложил декурион. Тяжело переводя дыхание, он придерживал свою лошадь, все еще всхрапывающую после галопа. – Там, к югу.
– Как далеко отсюда? – бросил Макрон.
– Мили две, не больше. Едут как будто в нашу сторону.
– Ты их разглядел?
– Слишком темно, господин. Я отследил, куда они движутся, и сразу к вам, доложиться. Нас они, скорее всего, не замечают.
– Верховые, говоришь? – вклинился Катон. – А на лошадях или на верблюдах?
– И то и это, – прикинув, ответил декурион.
– Тогда это, вероятно, не парфяне, а кто-нибудь из Пальмиры. У парфян в ходу лошади. – Катон мельком глянул на Макрона. – По моим источникам, господин старший префект.
– По каким таким источникам?
– Библиотечным, из Антиохии.
– Ну, если библиотечным, – съязвил Макрон, – тогда бесспорно. Ну что, уходить у них с дороги мы не успеваем. Поэтому остаемся здесь и лежим тихо, пока они не проедут.
– А если они выедут прямо на нас? – спросил Катон.
– Тогда подивим их так, как они еще в жизни не видели.
Катон отозвал конных и патрули и направил кавалерию обратно по тропе, в мелкую низину, через которую колонна не так давно прошла на пути к ночлегу. Если предстоит бой, то нельзя рисковать, чтобы своя конница спуталась в темноте с неприятельской. Сигнал к воссоединению с колонной – зов буцины. А пока пехота – и вспомогательная, и легионеры, – надев снаряжение, вынула мечи и залегла рядом со своими щитами. Бой, если до него дойдет, будет ближний и достаточно спутанный. От громоздких копий проку здесь мало, но как нельзя более сгодится верное оружие римской армии – короткие мечи-гладиусы. Офицеры внаклонку прошли по рядам, резким шепотом предупреждая, чтобы до команды не было ни звука, ни шевеления. Макрон с Катоном выбрались слегка вперед, в направлении близящихся всадников, и присели, чутко вглядываясь в монотонный, почти неразличимый простор впереди.
– Если это неприятель, – тихо сказал Макрон, – у нас только один шанс на внезапный бросок. Если они от нас оторвутся, сохранив боевой порядок, то колонна с первым же светом станет кормом для стрел.
– Я знаю.
– Поэтому как наступит момент, бросайся со своими всей мощью.
– Мог бы и не напоминать, – кольнул Катон. – Я свое дело знаю.
Старший товарищ, обернувшись, осклабился. В неясном свете звезд зубы у него, казалось, сияли неправдоподобной белизной, оживляющей непроглядность ночи. Он потрепал Катона по плечу:
– Кто б сомневался: на чьем примере рос?
Оба разулыбались; Катон почувствовал, что нервное напряжение вроде как слегка отпустило. Если бою быть, то нет отрадней ощущения, когда рядом бьется центурион Макрон. Катон вдруг застыл, щурясь через простор пустыни.
– Вон! – он подался к Макрону, чтобы тот видел направление, куда указывает его палец. Поначалу Макрон на горизонте ничего не различал. Моргнув для верности, он снова уставился.
– Ни зги не видно. Ты уверен?
– Ну еще бы, – раздраженно ответил Катон. – Ты глаза-то разуй.
На этот раз Макрон различил – точнее, заприметил – темное пятнышко на еще более темном фоне тьмы, в расстоянии не больше полумили. Постепенно картина становилась отчетливей; различались как будто даже светловатые султанчики песка из-под конских копыт. С приближением верховых Макрона посетила еще одна мысль.