- И он тоже? - Карл с улыбкой кивнул, - Какого хера? Вы издеваетесь? - вознегодовала Эрика, которая подумала, что это сговор против нее, ей так решили намекнуть, что негоже леди мужскую одежду носить и рогопсов убивать.
- Нет, он просто мне проспорил. Мы восемь месяцев назад поспорили. Кто из нас первым полезет драться не по твоему приказу, или не в качестве самозащиты, на первый пир явится в женском наряде. Но я решил пойти навстречу Виктору, раз у нас и так парад женской одежды, я позволил ему ограничиться сегодняшним ужином, - пояснил Карл. К этому моменту они подошли к трапезной. Караульные стражники отворили двери.
- Сукин ты сын, - с ухмылкой бросила Эрика, понимая, почему гвардеец утром нарочно спровоцировал "лучшего друга".
Увидев Виктора в синем платье, который под дружный хохот гвардейцев, курил самокрутку, она не смогла удержаться от смеха. Тот сидел с невозмутимым видом, и даже распустил волосы, которые обычно собирал в хвост. Рядом сидела покрасневшая Беатрис, которая не только не возмущалась, что все вокруг в дыму от дурмана, но и хохотала вместе со всеми. Даже Ева пришла. Принцесса присела на свое место, все попытались прекратить смеяться, чтобы поприветствовать её.
- Я тут решил обновочку прикупить, - вдруг невозмутимо сообщил Виктор, и в итоге все расхохотались пуще прежнего.
Эрика же, смеясь, только удивлялась всей этой идиллии. Странно как-то все. Ещё утром Беатрис считала её, Виктора, и всех гвардейцев - демонами, от которых намеревалась спасаться в Храме Мироздания. Талерманец хотел превратить Герцогиню в безвольную куклу, а они с Карлом - убить её. Ева собиралась топиться, и даже почти сделала это. Но в итоге... Все просто превосходно!
*****
Эрхабен. Императорский Дворец. 4 месяца спустя...
- Я и так уже погряз во лжи, а вы с Тадеусом предлагаете такое, - сокрушался Император. Миранда утверждала, что пообещать в жены наследницу четырем герцогам, или их сыновьям, - единственный выход спасти Империю от краха.
- Любимый, я понимаю тебя, мы поступим грешно, и попадем за это в Бездну, но разве не грешно бросить вверенную нам Мирозданием Империю на произвол судьбы? - вопрошала она, стоя позади него и нежно обнимая.
- Я в смятении. Мне кажется, это слишком, - прошептал Император, обхватив голову руками.
Кабинет освещал только факел в углу и масляная лампа, возле которой лежала раскрытая Книга Мироздания. Он был в растерянности, не зная, что предпринять в этой ситуации. Он понимал чаяния супруги, переживающей за Империю, но в тоже время не мог пойти на такой грех.
- Пожалуй, ты прав, это слишком. Мы и так ради спокойствия принцессы согрешили, - Миранда тяжело вздохнула, - У меня на душе камень. Я, глупая порочная женщина, подала тебе ту греховную мысль! Я так желала избавить Эрику от мук. Пусть и солгать, - сокрушалась Миранда, пальцами сжав его плечи.
Фердинанду вдруг стало не по себе. Из-за того, что он не может сам взять на себя такую ношу, его драгоценная супруга так мучается.
- Не кори себя, ты хотела как лучше. Ты предложила ложь во благо, и это не делает тебя порочной, - принялся успокаивать её он.
Королева отошла от него и присела в кресло напротив. Её скорбный измученный взгляд буквально резал по живому. "Мироздание, помоги ей, если я не могу оградить её от горестей", - мысленно взмолился он.
Миранда сомкнула руки и обратила свой печальный взор на статуэтку Символа Мироздания.
- Священное Мироздание, сотворившее все сущее, дай мне силы не свернуть с дороги Света, - шептала она.
Фердинанд мысленно повторял с ней.
- Дай мне силы не поддаться искушениям Проклятого, - теперь они уже молились вдвоем, - Сила четырех стихий, не оставляй меня в неравном бою с Тьмой. Священный огонь, растопи лед в моем сердце, - Фердинанд протянул руки к её рукам. Они дрожали. Теперь они молились, взявшись за руки.
- Священная вода, смой все сомнения! Священная Земля помоги взрастить благие намерения! Священный Ветер, стань же мне попутным в борьбе против тьмы! Великое Мироздание, помоги пройти испытания, данные тобою свыше! - если он просто шептал, то Королева с каждым словом молилась все громче.
Когда они закончили, Император поднял на нее взгляд и увидел, как по её лицу текут слезы.
- Принимая истину, я не ведала, что не достойна идти дорогой света. Я осквернила Порог Мироздания, ступив на него. Фердинанд, прости меня, неразумную, что поддалась искушениям Проклятого, и смела тебе предлагать согрешить, - сквозь слезы взмолилась она, глянув на растерянного Фердинанда. Он, не в силах смотреть на её страдания, буквально подскочил, и бросился к ней.
- Милая, ты что, я и мысли не имел обвинять тебя в подобном. Ты радеешь за Империю, за Свет, а значит, твои помыслы чисты! А грех... Грех беру на душу я, на мне вся ответственность, и я отвечу за это в Бездне, - принялся уверять её он, нежно обнимая. Королева едва дрожала, как же это было невыносимо.
- Да, ты прав. Я же хотела как лучше. И сейчас... Я так переживаю, ведь это война не с Хамоном! Это война с Тьмой! - воскликнула она с надрывом, - То, что твориться в Мизбарии! А теперь голод в Мириаме, ураганы в Тилии и Кирии, разве же это не есть происки Проклятого?! Голод, разрушения, люди бегут от войны! Мне кажется, что тьма наступает... Мне страшно, мой Император, - в конце перешла на шепот Миранда и кинулась ему на шею.
- Мне тоже страшно, - искренне прошептал он, обнимая её крепче.
- Нет, я не верю, ты более храбр, чем я, женщина, - решительно возразила Королева, - Вот я, глупая, слабая женщина, предложила творить ложь из страха перед Тьмой. Желая избавить Империю от Тьмы, я сошла с пути Света! - сокрушалась она.
Вот только не повинна она в этом. Это он, своей неспособностью принять решение втравил эту чистую душой женщину в грязные дела.
- Нет, ты не сошла с пути Света. И то, что ты предложила... Я не знаю... - замялся Император, понимая, что должен принять решение, пусть и грешное, но это будет его решение. Если нет другого выхода. Не должен он так мучить свою супругу.
- Давай помолимся, прошу. Вместе, возьмемся за руки, и прочтем молитву взывающую о милосердии, может Мироздание нас услышит и поможет нашим подданным стойко пережить эту Тьму, - нежным голосом умоляла Королева. Они взялись за руки и принялись молиться вслух.
Закончив, супруга попросила позволения уйти отдохнуть. Император даже не думал возражать. Миранде и так несладко. Долгая утомительная поездка к Порогу Мироздания в такое неспокойное время и так повергла несчастную в нездоровье. Лекари настоятельно рекомендовали ей не исполнять супружеский долг как минимум год. Как же она была опечалена, порывалась игнорировать наставления лекарей. Только не может он рисковать её здоровьем, он и так повинен в её страданиях. Он должен был отговорить её от этой поездки, а вместо этого только обрадовался, и отправился с ней.
Когда Миранда пришла к нему и заявила, что познала истину, и желает как можно скорее обратиться на путь Света, приняв клятву прямо на Пороге Мироздания, он был вне себя от радости. Даже несмотря на то, что это может быть опасно, ведь путь к Порогу идет через Священный лес. Он не принадлежит никому, но граничит с Хамонским Магистратом. Конечно, вероятность кровавого столкновения с врагами в священном лесу или на Пороге, минимальна. И лес и Порог Мироздания священны и для имперских последователей Ордена Света и для хамонских последователей Храма Богов Апартиды. Но учитывая, что и на Пороге Мироздания случались трагедии, а сейчас идет война, он должен был предвидеть, насколько тяжело может дастся эта поездка женщине, пусть и познавшей путь Света.
Фердинанду не хотелось, чтобы Миранда страдала. Её милосердие, порой поражало даже его, по мере сил старающегося чтить заветы Книги Мироздания. Когда лекари принесли из Небельхафта скорбную весть о том, что принцесса не способна произвести наследника, Миранда едва не впала в истерику. Настолько ей было жаль принцессу, когда же сама Эрика написала письмо, в котором молила не тревожить её, дав дожить век в покое, они плакали с Королевой вместе. И когда Миранда предложила прибегнуть ко лжи, он понимал, едва ли эта ложь греховна. Ведь Книга Мироздания гласит не творить ложь, но также она взывает к милосердию. И если милосердие в разы превышает творимую ложь, грех ли это? Фердинанд не ведал, полагая, что узнает об этом уже после смерти, когда придет час ответить за все грехи.