Закончив свои заметки, Сергей закрыл дневник и встал с кресла. Поздний вечер, когда вся Вена уже давно развлекается в театрах, танцевальных залах или кафе… Куда же податься ему?

Задумавшись, он прохаживался по комнате, случайно приблизился к двери и вдруг замер, услышав в коридоре чьи-то шаги, сопровождаемые легким шелестом женского платья. Судя по тому, что незнакомка сновала от одной двери к другой, словно что-то искала, это была явно не горничная. Заблудившаяся возлюбленная какого-нибудь богатого венского студента?

Вульф пожал плечами и уже хотел было отойти в глубь комнаты, как вдруг шорох стих, и через мгновение в дверь постучали. Стук был не слишком уверенным, словно незнакомка боялась ошибиться, и эта неуверенность таинственным образом передалась Вульфу. Он нерешительно приблизился к двери и, чувствуя какое-то странное, исходившее из неизведанных глубин души волнение, медленно повернул ручку.

Перед ним стояла молодая, не старше двадцати лет, элегантно одетая дама в темно-синем бархатном платье, отделанном вышивкой из серебряного бисера. Первое, что поразило Вульфа, – это ее огромные загадочные глаза. Шляпки не было, зато прическа отличалась поразительным изяществом – гладкая, на прямой пробор, с низко опущенными на щеки слегка волнистыми темными волосами и тяжелившим затылок узлом из кос.

Последнее время, под влиянием таких модернистских писателей, как Гамсун, Метерлинк или Стриндберг, которые наделяли женщин таинственностью, капризностью и склонностью к мистике, в моду вошел особый макияж, создававший впечатление огромных глаз, окруженных тенями, «интересной» бледности и общей томности выражения. Но глаза стоявшей перед ним женщины не нуждались в каких-то искусственных ухищрениях, поскольку их переполняла целая гамма противоречивых чувств, среди которых были озорство, надежда и робость.

Вульф мнил себя поэтом, а потому, как правило, относился к женщинам с излишней восторженностью. Но в данном случае при виде этой элегантной красавицы ему на ум подвернулось то словцо, которое было бы более уместно в устах кавалерийского офицера, – порода. Богатое воображение Вульфа мгновенно дорисовало картину – дама из высшего света попала в пикантную ситуацию, и теперь ей нужна его рыцарская помощь. Ее появление в столь поздний час в полутемном коридоре гостиницы обещало какую-то пленительную тайну, какое-то восхитительно-романтическое приключение, способное вдохновить на множество самых изысканных стансов.

– Добрый вечер, – неуверенно произнес Вульф, так и не дождавшись, пока дама заговорит первой. Сначала он хотел было добавить: «Вы, видимо, ошиблись», но, испугавшись спугнуть приключение, вовремя прикусил язык.

– Здравствуйте. – Это низкое сочное контральто как нельзя лучше соответствовало ярко очерченной красоте незнакомки, похожей на одну из небесных гурий, воспеваемых восточными поэтами. – Простите за беспокойство… Мы незнакомы, но однажды я видела вас в холле гостиницы… Мне неловко вас утруждать, но… – Дама говорила по-немецки с легким акцентом.

– Что вам угодно? – Вульф еще не договорил эту фразу до конца, как уже сообразил, насколько нелепо и сухо она прозвучала.

Смущенная дама тоже это почувствовала, поскольку вдруг резко качнула головой.

– Нет, ничего, простите…

Она сделала несколько шагов по коридору, но Вульф догнал ее и остановил.

– Вы хотели о чем-то меня попросить? Так говорите же, я целиком к вашим услугам!

И тут ее взгляд вдруг блеснул озорством, а неожиданный вопрос поставил Вульфа в тупик:

– Вы не боитесь авантюр?

– Что вы имеете в виду?

– Ну, вы согласны сделать то, о чем я вас попрошу, и при этом ничему не удивляться и ни о чем не расспрашивать?

– Согласен. – Иного ответа и быть не могло, поскольку интрига уже завязалась и теперь, кроме красоты незнакомки, Вульфом двигало врожденное стремление доводить любое дело до конца.

– В таком случае идемте.

Это было сказано таким решительным тоном, что Вульф, забыв запереть дверь своего номера или хотя бы надеть пиджак, послушно последовал за дамой. Они быстро прошли весь коридор, свернули за угол и вскоре, так никого и не встретив по пути, оказались в другом крыле здания.

Незнакомка остановилась перед дверью с номером 327 и оглянулась на Вульфа.

– Итак, вы не будете удивляться и считать меня сумасшедшей?

– Нет, – решительно пообещал он.

– И сделаете все, что я вам скажу?

– Разумеется.

– Входите. – И дама решительно распахнула дверь, пропуская Вульфа в комнату.

Обещание «ничему не удивляться» не помогло. Впрочем, неизвестно, кто оказался удивлен больше – находившийся в комнате человек или сам Вульф. Дело в том, что этот толстяк – низкорослый и лысый, с мохнатой грудью и кривыми ногами – был абсолютно голым и при этом стоял лицом к распахнутой постели, прикованный к двум витым деревянным столбикам, поддерживавшим полог.

Услышав звук открываемой двери, он повернул голову, дернул обе руки, скованные цепями, и хрипло спросил о чем-то даму, которая вошла в комнату вслед за Вульфом. Она быстро ответила – Вульф не знал языка, но понял, что это был венгерский, – после чего схватила с постели длинный хлыст и протянула его изумленному русскому.

– Берите.

– Зачем? – поинтересовался Вульф, машинально взяв хлыст.

– Она сумасшедшая, сударь, не слушайте эту психопатку. – Голый толстяк перешел на немецкий, отчаянно дергая громыхавшими цепями и пытаясь освободиться.

– Молчать! – холодно и резко приказала женщина. – А вы постарайтесь доставить этой жирной скотине как можно больше удовольствия. – И она, мстительно сузив глаза, резко взмахнула рукой, словно показывая Вульфу, что он должен делать.

– Не слушайте ее, – снова заверещал толстяк, – и, черт подери, избавьте же меня от этих цепей! Я – Ласло Фальва, импресарио будапештского театра «Вигсинхаз», и вы не посмеете меня тронуть!

– Заткнись, старый и мерзкий извращенец, – таким странным тоном произнесла дама, что толстяк испуганно осекся. – Ты ничтожество, недостойное быть собакой самой последней хористки! А вы приступайте, – вновь потребовала она от Вульфа, топнув ногой в лакированной туфельке. – Вы же обещали, что будете меня слушаться!

Сергей растерянно сжимал хлыст, не зная, на что решиться. С одной стороны, в этой сцене было немало комического, с другой – оба главных действующих персонажа вели себя абсолютно серьезно, словно слишком увлеклись какой-то нелепой игрой, в которую теперь пытались вовлечь и его. Впрочем, что это за игра, догадаться было несложно…

– Вы будете бить или нет? – прикрикнула на него дама.

Вульф оглянулся на нее и, не в силах противостоять властному взгляду этих прекрасных глаз, неуверенно поднял хлыст. Несколько мгновений он тупо рассматривал голый свинообразный зад герра Фальвы, чувствуя, что его начинает душить истерический хохот, который, впрочем, быстро сменился приступом ярости. Какую идиотскую роль ему навязывают!

– Ну что же вы! – нетерпеливо притопнула незнакомка.

И тогда Вульф вдруг переломил хлыст о колено.

– Какого дьявола! Если вам вздумалось разыграть сцену из романа Захер-Мазоха «Венера в мехах», то я не желаю быть вашим статистом! – запальчиво заявил он, но тут же подумал: «А почему, собственно, не желаю? Ведь в том романе героиня убегает именно с тем, кто выпорол ее любовника…»

– Ну тогда хоть дайте ему хорошего пинка! – неожиданно меняя тон, умоляюще попросила незнакомка.

– Я не могу бить беззащитных людей, – хмуро отвечал Вульф.

Дама гневно блеснула глазами, яростно стиснула руки, а затем произнесла по-венгерски короткую, но очень энергичную фразу, которую понял только Фальва, поскольку грустно поник головой. Через мгновение она схватила свою шляпку и направилась к выходу. Вульф бросился за ней, но его остановили два прозвучавших почти одновременно возгласа.

– Не смейте за мной ходить! – выкрикнула незнакомка.

– Не оставляйте меня одного! – умоляюще пролепетал толстяк.