По мере приближения к запертой соотечественнице я всё больше испытывал сомнение в своём плане – тихо позвать и попробовать расспросить. Ну, узнаю, что случилось с ублюдком Святом и его командой, что мне это даст? Убили их или нет – какая мне от того польза: здесь нет – и хорошо… или плохо? Вообще, я бы посмотрел на мудака в клетке-камере… с большим таким удовольствием! Вот его бы я, может, не утерпел и позвал бы – поглумиться… Чур меня, чур! Осторожность. Осторожность! И… чего это филологиня там такое лепечет?

– Славочка… (Хлюп!) Миленький… (Хлюп.) Ты сказал: бежать, вокруг скалы, пока ты их… (хлюп) уведёшь! Почему, мразь, меня схватили, а тебя и след простыл?! Коленька, Лёшенька… уроды сраные! Хи-хи! (Хлюп.) Мамочка, забери меня отсюда! (Хнык-хнык.) Стерва Светка, чтоб у тебя твоя погная… сгнила! Сука! Из-за тебя меня бросили! Б…дь! Мразь! (Хлюп, хнык.) – И так по кругу.

Последнюю точку в моих сомнениях поставило выражение лица: на фоне слепо шарящих глаз совершенно невменяемая гримаса – аж передернуло всего! Нет, на фиг, на фиг! И скорее домыть проход, а то этот свистящий шёпот довольно сильно давит на мозги, как бы самому не чокнуться!

«Суслик – очень внимательный и осторожный зверь. Он стоит столбиком около норки и зорко наблюдает, не летит ли орёл, не крадётся ли лиса? Самый внимательный и осторожный суслик получает бампером по затылку!» Идиот! Я идиот! У меня всё было перед глазами, но потребовалось ещё ПЯТЬ ДНЕЙ, чтобы сложить два и два! И ладно бы я был из местных, но у меня, книги читавшего и фильмы с соответствующей тематикой смотревшего, оправданий особо не было. Я и на следующий день отправился мыть пол в сектор лишения свободы, и через день – уже подозревая, что что-то не так. Состав дежурящих уборщиков сначала регулярно менялся, потом кроме меня стал постоянно приходить ещё один парень, на четвёртый день состав бригады окончательно закрепился. И в тот же день заключённые начали пропадать.

Первых вывели ещё ночью – часть клеток оказалась пуста к началу рабочего дня. При нас процесс продолжился – пара охранников, обычно с мужчиной в чём-то вроде пальто комиссара времён Гражданской войны семнадцатого года в России, подходили и в соответствии со списком вытаскивали одного или другого пленника. Любопытством из сложившейся бригады никто не страдал: узнать, куда их тащат, нам пришлось довольно быстро – всего лишь… в лифт. Да, у Башни есть лифты, оказывается. В нужном месте прикладывается каменный пропуск с какой-то пиктограммой, та переходит на камень стены, и каменная же плотно притёртая створка распахивается. Ну а мы всего лишь «заметали» следы, по очереди, после каждой третьей-четвертой… жертвы? Видимо, так, назад никто не возвращался.

Как выбирали очередного узника, я так и не понял. Клетки освобождались хаотично – иногда по нескольку штук рядом, иногда выхватывая по одному пленнику в случайном порядке. Особо громких привычно «ласкали» касанием шокового копья, но большинство после продолжительной обработки «безвременьем» в полной (для них) темноте уже впали в своеобразный ступор, с полным безразличием принимая свою судьбу. До Галины очередь дошла на седьмой день.

– Очистители, мои слова для выполнения. – Появившийся одинокий страж махнул рукой на коридор: – Очистить проход отсюда и до вверх-без-ступень. Ждать после и готовыми быть.

Сложносоставное слово явно означало лифт, так что я, привычно про себя поморщившись «красоте» своего понимания языка, первым двинулся на выход, а вот двое других слегка протормозили: раньше вертухаи на предложение длиннее «убирать отсюда туда» никогда не расщедривались. Событие неслыханной говорливости другой касты явно взволновало довольно молодых моих напарников, – краем глаза я заметил, как, обычно индифферентные ко всему, очистители переглянулись и один даже повёл плечами, выказывая своё удивление: «Сам не знаю, что на него нашло». Что ж, человек – существо коммуникативное, даже если общаешься только по работе и рублеными фразами. За год-два хочешь не хочешь, а узнаешь что-то о «коллегах»… и установится что-то вроде невербальных связей, даже если изначально работающие вместе принадлежат к разным культурам.

Кстати, о культурах. Уже некоторое время начал подозревать: «башенный» язык настолько хорошо, чтобы на нём свободно болтать, не знал не только я, его, похоже, никто с первого, нижнего яруса так не знал. Оттого и общение происходило только по делу – словарный запас многих работников был ограничен тридцатью – сорока терминами общего толка и ещё столькими же по своей профессии. Более того, теперь, понимая большую часть произносимого в коридорах и комнатах, я довольно часто слышал интуитивно угадываемое неграмотное построение фраз, но собеседникам со складов и «офисов» логистики это обычно не мешало. Эх, мне бы языковой практики побольше…

Вычистили коридор мы довольно быстро, в три пары рук работа делается более споро, чем в одну. Я остановился у двери-стены… и с недоумением стал наблюдать, как мои напарники продолжают уборку далее по коридору. Тут уже ступор словил я – целых десять ударов сердца мне понадобилось, чтобы понять: эти два… опустим эпитеты… «умных» человека перевели слово «лифт» как «пандус»! Таковой в Башне имелся, и не один, как и лифт, я думаю. И вёл, как нетрудно догадаться, вниз, а не вверх, если смотреть с уровня нашего этажа. Именно по этой пологой ленте коридора заводили заключённых, привезённых «бедуинами». Вот каким местом надо слушать, что бы понять «вверх-без-ступень» как нисходящий спуск?! Ведь видели уже, как работает подъёмник, да и для пандуса есть своё, отдельное слово… у логистов. Н-да…

Ещё несколько секунд я боролся с собой – окликнуть и вернуть напарников хотелось неимоверно: как ни странно звучит, мужики и тётки из «службы клининга» сейчас были для меня чуть ли не семьёй, по крайней мере социально ближе тут людей у меня не было. Слава богу, мозгов хватило припомнить: равные по положению НИКОГДА не командовали друг другом, тем более явно заметившие мою остановку «коллеги» даже и не подумали позвать меня. Ещё несколько секунд мне хотелось тупо к ним присоединиться – за местный месяц правило «делай как свои» меня ни разу не подвело… но я же чувствую: прав я! И я остался. Как выяснилось, поступил верно.

Вернувшийся страж оглядел меня, заглянул в коридор, в конце которого ещё виднелись фигуры очистителей, и, небрежно кинув мне «стой тут», пошёл за самыми «умными». Скрыть восторг по поводу своего ума оказалось особенно тяжело, всё-таки давящая атмосфера почти полной речевой изоляции и «приключения» здорово подействовали мне на нервы. Хотелось общения, хотелось… да, чёрт возьми, я мужчина, у меня и гордость есть, и законный повод для неё! Наверное, по возвращении «самых умных» я не сдержался бы и хотя бы позой показал превосходство… но, на моё счастье, из-за поворота появились двое копьеносцев в сопровождении «пальто», тащивших под руки сонно хлопающую глазами и несопротивляющуюся Галину. Получилось гораздо лучше ведра холодной воды за шиворот.

Теперь, оглядываясь назад, я понимаю: за всеми работниками Башни всё время достаточно плотно следили, правда, только внутри её. Видимо, кроме подсветки в потолок и стены были вмонтированы «камеры» и «микрофоны» – с трудом представляю, сколько именно человек занималось подобной работой. Вот отчего была железная дисциплина и разговор только-на-правильном-языке: я был прав, полагая – наказание за отступление от правил, которые мне так и не озвучили, меня не порадовало бы. И как я это не сообразил, если не за первые две недели, так за последние дни? Ведь ясно же было: группу уборки тюремного сектора подобрали из тех, кто не выказывал агрессии к порой весьма неадекватным и очень нечистоплотным заключённым – тем терять было нечего, и художественный, простите, высер по полу был ещё самым безобидным самовыражением. Правда, как оказалось, «непробиваемость» напарников была от общей тупизны – умом «коллеги» не блистали, что и только что продемонстрировали. С блеском.