Таков был образ мыслей Старшего, и, крича на девиц, он пропустил это красноречивое пх-х-х-х, которое, может быть, заставило бы его изменить свои воззрения. Миг спустя никакого Младшего уже не было, оставалось только тело на тротуаре, вещь, от которой следовало избавиться до того, как тропическая жара сделает свое зловонное дело. Сейчас надо было позаботиться только об одном. Старший засунул руку в карман друга и вынул пенсионное извещение. Затем, дав девицам свой адрес, чтобы сказали о случившемся его жене и родственникам, он отправился по делу дня в одиночку. Чтобы уважить смерть, время еще будет. Согласно традициям палаккадских брахманов, из которых они оба, он и Младший, происходили, погребальные ритуалы должны длиться тринадцать дней.
На следующее утро на юге планеты, далеко от города, где жил Старший, но не так далеко, как хотелось бы, под поверхностью океана произошло сильнейшее землетрясение, и могучая вода, отозвавшись на содрогания дна своими содроганиями, с силой метнула вдаль по земному шару череду рожденных ее болью огромных волн. Две из них пересекли Индийский океан, и без четверти семь утра Старший почувствовал, что кровать трясется. Это была мощная и загадочная вибрация: ведь землетрясений в городе не случалось никогда. Старший встал и вышел на веранду. На соседней веранде, конечно, никого не было. Младший перестал существовать. Превратился в пепел. Все соседи вывалили в переулок, одетые несообразно, кутаясь в одеяла. У многих были с собой радиоприемники. Эпицентр землетрясения находился около далекого острова Суматра. Дрожь прекратилась, и люди стали заниматься обычными утренними делами. Через два часа с четвертью пришла первая гигантская волна.
Прибрежные районы были опустошены. Эллиотс Бич, Марина Бич, дома на берегу моря, машины, мотороллеры, люди. В десять утра море совершило второй набег. Число жертв быстро росло: унесенные морем, выброшенные на берег, найденные на отмелях, переломанные — трупы были везде. До переулка, где жил Старший, волны не докатились. Там все уцелели.
Кроме Младшего.
Можно считать удачей, что волны накатились на Эллиотс Бич утром. Случись это ночью, романтичные юноши и девушки, которые смеялись и флиртовали под покровом темноты, погибли бы. Так что молодые влюбленные остались живы. Зато близлежащая рыбацкая деревушка — она называлась Ночикуппам — перестала существовать. Береговой храм устоял, но хижины рыбаков, катамараны и многие из них самих были смыты водой. После того дня рыбаки, которые выжили, возненавидели море и отказались возвращаться к нему. Много дней потом на рынке трудно было купить рыбу.
Старшему не нравилось японское слово, которым все называли гибельные воды. Для него волны были Смертью самой и не нуждались в другом имени. Смерть явилась в его город, явилась собирать дань и взяла Младшего и многих других. Когда волны отхлынули, повсюду вокруг него, как лес, выросли звуки и поступки, неизбежно возникающие после бедствия: хорошие дела добросердечных, дурные дела отчаявшихся и власть имущих, бессмысленная зыбь людских толп. Он заблудился в этом лесу последствий и не видел ничего, кроме пустой соседней веранды и девушек с опущенными головами в переулке. Ему сказали, что Д’Мелло числится среди пропавших без вести. Значит, и Д’Мелло больше нет. Хотя, может быть, он не умер. Может быть, он просто отправился наконец домой, в свой легендарный город Мумбаи, на противоположное побережье страны, в город не северный и не южный, а промежуточный, в самый большой, самый чудесный и самый ужасный из подобных городов, в пограничный мегаполис, в межеумочное место. Скорее всего, однако, Д’Мелло утонул, и Смерть, проглотив его тело, отказала ему в погребении, приличествующем христианину.
Он, Старший, — вот кто желал кончины, но именно его Смерть не тронула, забрав многих других, забрав даже Младшего и Д’Мелло. Мироздание не имело смысла. Зачем оно — понять невозможно, думал он. Тексты были пусты, а глаза его слепы. Возможно, кое-что из этого он высказал вслух. Возможно, кое-что даже выкрикнул. Девушки смотрели на него из переулка снизу вверх, зеленые птицы в ветвях «золотого дождя» встревожились. И тут ему внезапно почудилось, что на пустой соседней веранде шевельнулась тень. Он вскричал: «Почему не я?!» — и в ответ тень качнулась на том самом месте, где обычно стоял Младший. Смерть и жизнь — всего-навсего соседние веранды. Старший, как всегда, стоял на одной, а на другой, продолжая многолетнюю традицию, стоял Младший, его тень, его тезка, и перечил ему.
Перевод Леонида Мотылева.
