На одном из деревьев я заметил неподвижную серую фигуру и сместился чуть в сторону, да так внезапно, что в меня тут же влетел Пак. Мгновенно придя в себя, я оттолкнул его.

– Эй! – крикнул Пак, запутался в собственных ногах, упал и неграциозно растянулся на земле.

Усмехнувшись, я лишь переступил через него, ловко избежав его попыток стукнуть меня.

– Нашли время развлекаться, – протянул Грималкин, высокомерно глядевший на нас с высокой ветки. – Сюда ведьма за нами не придет. Можно отдохнуть. – Повернувшись к нам спиной, кот забрался повыше и исчез из виду.

Устроившись у ствола дерева, я достал меч, положил его себе на колени и, вздохнув, откинулся назад. Первый шаг сделан. Мы отыскали Грималкина, и эта задача оказалась сложнее, чем представлялось. Теперь необходимо найти Провидца, а потом…

И еще один вздох. Будущее вырисовывалось туманное. Куда двигаться, когда мы его найдем, было непонятно. Я не знал, что от меня потребуется или какое задание велят выполнить, чтобы стать смертным. Возможно, придется потерпеть боль. Что-то предложить, чем-то пожертвовать, однако у меня ничего не осталось, кроме собственного существования.

Прищурившись, я прогнал эти мысли. Все это не имело значения. Ради своей цели я готов пойти на что угодно.

Воспоминания просачивались, выискивая трещины в моей защите – ледяной стене, которую я демонстрировал миру. Казалось, моя броня неуязвима и ничто не способно меня тронуть… пока в жизни не объявилась Меган Чейз, перевернувшая мой мир. Безрассудная, преданная, вероятно, упрямее гранитного утеса, она разнесла все барьеры, воздвигаемые мной, лишь бы ее не подпускать, и продолжала упорствовать, пока однажды я не сдался. Пришлось признать.

Я влюбился. В человека.

От этой мысли с губ слетела горькая усмешка. Прежний Эш, скажи ему кто подобное, либо презрительно рассмеялся бы, либо свернул бы шею посмевшему озвучить столь нелепое предположение. Я однажды уже познал любовь, и она причинила столько боли, что я выстроил неприступную стену из равнодушия, замораживая им всех и вся вокруг. Поэтому, застигнутый врасплох, я удивился и немного испугался того, что все еще могу что-то чувствовать, из-за этого и отказывался примириться. Дав слабину, я стану уязвимым, а подобное в Неблагом Дворе может привести к смерти. Но что куда важнее – мне не хотелось выносить те же мучения во второй раз и открывать свое сердце, чтобы его вновь разбили на мелкие куски.

Глубоко внутри мне было ясно – обстоятельства складывались не в нашу пользу. У Зимнего Принца и получеловека, дочери Летнего Короля, шансов на счастливый конец невероятно мало. Но я все равно попытаюсь. Сделаю все от меня зависящее и ни о чем не пожалею, даже если Меган разорвет нашу связь и изгонит меня из Железного Королевства.

В тот день моя жизнь прекратится. Я к этому готов. Когда меня отослали, назвав Настоящим Именем, и мне пришлось оставить Меган умирать в одиночестве в Железном Королевстве, я едва не сломался во второй раз. И если бы не моя клятва быть с ней, я бы совершил что-нибудь самоубийственное, например бросил бы вызов Оберону на глазах у всего Летнего Двора. Но из-за данного обещания обратной дороги нет. Отречение от клятвы разрушит меня, кусочек за кусочком, пока от меня не останется ничего. Даже без намерения найти способ выжить в Железном Королевстве у меня не оставалось бы иного выбора, кроме как продолжать.

Я либо буду с ней, либо умру. Других вариантов нет.

– Эй, ледышка, ты как? У тебя снова мрачное выражение лица.

– В порядке.

– В тебе полно негатива. – Пак устроился на широкой ветви дерева, закинув руки за голову и свесив одну ногу. – Расслабься уже. Мы наконец нашли кота, за что нам нужно выдать чертову медаль – Золотое руно отыскать куда проще. А ты выглядишь так, будто на утро у тебя запланировано сражение с Мэб.

– Я думаю. Попробуй как-нибудь.

– Ой, какой умник, – фыркнул Пак, вытащил из кармана яблоко и надкусил его. – Ну как хочешь, ледяной царевич. Но тебе бы не мешало для разнообразия иногда улыбаться, иначе твое лицо останется таким навсегда. Мне так говорили. – Он осклабился и зубами впился в яблоко. – Так, кто сегодня дежурит первым, ты или я?

– Ты.

– Правда? Я-то думал, ты. Разве не я первым нес смену на границе Костяного болота.

– Ты прав. – Я смерил его взглядом. – Но она не засчитывается, потому что ты ушел от места привала за нимфой и тот гоблин попытался уволочь мой меч.

– А, точно. – И Пак хмыкнул, хотя меня та ситуация ничуть не позабавила.

Этот меч лично для меня выковали Ледяные Архоны Драконьего Пика; для его создания использовали мои кровь, чары и частицу сути, оттого и трогать его никто, кроме меня, не смел.

– В свою защиту скажу, – с полуулыбкой оправдывался Пак, – она хотела уволочь меня. Никогда не слышал, чтобы нимфы и гоблины работали в команде. Им не повезло, что ты чутко спишь, да, ледышка?

Я закатил глаза, абстрагировался от его непрекращающейся болтовни и позволил себе отключиться.

Мне почти не снятся сны. Сны для смертных, людей, чьи эмоции так сильны и всепоглощающи, что проникают в подсознание. Фейри обычно не видят снов, и наши покойные умы не тревожат прошлое, будущее или что-либо кроме настоящего. Людей могут терзать чувство вины, тоска, беспокойства и сожаления, в то время как большинство фейри их практически не испытывают. Мы во многих смыслах более опустошенные, чем смертные, нам недостает глубоких эмоций, которые делают их такими… человечными. Возможно, поэтому они нас так привлекают.

Давным-давно мне снился один и тот же сон, прямо после того, как умерла Ариэлла, – чудовищный, душераздирающий кошмар о том дне, когда я допустил ее смерть, когда не смог ее спасти. Он повторялся из раза в раз: я, Пак и Ариэлла преследуем золотистую лису, вокруг нас смыкаются тени, и откуда ни возьмись появляется ужасающая виверна. Каждый раз я знаю, что Ариэллу ударят. И каждый раз пытаюсь успеть к ней до того, как смертельное жало попадет в мишень. Мне не удается, она смотрит на меня кристально голубыми глазами и, прежде чем обмякнуть в моих руках, шепчет мое имя, после чего я вырываюсь из сна.

Тогда я и научился замораживать эмоции, избавился от всего, что делало меня слабым, чтобы застыть внутри и соответствовать внешнему облику. Кошмары прекратились, и с тех пор сны мне больше не снились.

До сих пор.

Я осознавал, что стою посреди Тир-на-Ног, в резиденции Королевы Неблагого Двора, моего прежнего дома. Эти земли когда-то принадлежали и мне. Я узнал отдельные достопримечательности, изучив их как собственное лицо, однако что-то не давало покоя. Остроконечные горы, чьи пики терялись в облаках, не отличались от тех, к которым я привык. В снеге и льдах, покрывавших каждый квадратный метр земель и никогда не таявших, тоже не прослеживалось ничего необычного.

Все прочее было разрушено. Знаменитые богатые леса Тир-на-Ног исчезли, вместо них вдаль простирались бесплодные, пустынные поля. Тут и там высилось несколько деревьев, но они представляли собой извращенные, больные версии могучих растений – металлические и сверкающие. Заборы из колючей проволоки тянулись через всю территорию, под снегом виднелись огромные ржавые железные машины. На месте, где когда-то располагался ледяной город и на солнце переливались безупречные кристаллические башни, теперь громоздились черные трубы, выплевывавшие в пасмурное небо клубящийся дым. Над всем нависали уродливые металлические небоскребы, их отблескивавшие скелетообразные силуэты утопали в облаках.

По мрачным землям бродили фейри, целые полчища, только те не походили на моих собратьев из Неблагого Двора. Я узнал в них обитателей отравленного королевства, Железных фейри: гремлинов и жуков, виверн и Железных рыцарей – фейри, сотворенных человеческими технологиями. Взглянув на свой дом, я содрогнулся. Здесь не сможет жить ни один нормальный фейри. Мы погибнем, выжжем внутренности, стоит лишь вдохнуть этот воздух, железную смерть, растекавшуюся над головами, словно плотный туман. Я чувствовал, как он обжигал горло, распространялся по легким, будто пожар. Закашлявшись, прикрыл нос и рот рукавом и решил убраться прочь, но куда податься, если таким стал весь Тир-на-Ног?