До этого я никогда не думал, никто не рассказывал мне, что живое существо появляется на свет в таких муках.
Зато какая же пригожая оказалась у Красули ее дочка — рослая, красивая и вся в нее!
Чудо жизни! Чудо жизни возникло в ту ночь предо мною, и я никогда не забуду его. Не забыть того удивительного чувства, которое возникло у меня от сознания, что и от меня, да, да, от меня и от каждого из нас зависит, чтоб жизнь существовала на земле вокруг нас, что мы — ее творцы.
Мне казалось, что и солнышко светило по-другому, как-то особенно щедро и ласково согревало землю. Ведь сегодня на земле одним созданием стало больше!
Много, много лет прошло с тех пор, но я не забыл ничего из той ночи и первого дня Амазонки. И не забуду. Никогда.
Телочка — а это была телочка, — получила имя,: Амазонка. Амазонками в древности называли сказочных . дев-воительниц, скакавших на лихих конях. Наша Амазонка оправдывала свое имя: она так умела прыгать и резвиться, задрав хвост и взлягисая, будто жеребенок, так поддавала мне иной раз своим крепким лбом, что я летел турманом, Но это уже другой рассказ
МЫШКА-НОРУШКА КОТОРАЯ ПРИШЛА К ЛЮДЯМ
Как-то в начале зимы мама принесла с рынка большой кулек волошских орехов. Орешки были один к одному, чистые, крупные. Мама высыпала их в объемистую глиняную латку; латку отнесла в чулан и поставила на полку. Орехи предназначались к празднику и трогать их раньше времени было строжайше запрещено.
Накануне праздника мама отправилась в чулан. Через минуту до меня донесся ее рассерженный голос:
Ах, бессовестный мальчишка! И так, кажется, ему ни в чем не отказывают, так нет — еще сам без спросу таскает!..
Я немедленно предстал перед ясными очами моей разгневанной родительницы.
Что это значит? — сурово спросила она, показывая на стоявшую на столе латку.
Что? — переспросил я, не моргнув и глазом.
Что! — еще более возмутилась мама.— Он еще спрашивает! Не притворяйся! Ты отлично знаешь, о чем я говорю...
Я заглянул в латку, и мне все стало понятно: она была пуста. Только на самом донышке сиротливо перекатывалось с полдесятка орехов. Но ко мне это не имело никакого отношения. Интересно, куда они подевались?
Да, я категорически отказывался признать себя виновным и этим только еще более рассердил маму. Гнев ее сразу возрос вдвое.
Она могла примириться с любой моей шалостью, простить любую проказу, но не ложь.
Но я в самом деле не трогал орехов! Нашлись и без меня охотники полакомиться ими... Однако мама и слушать не хотела.
За свое упорное запирательство мне пришлось отправиться в угол. Зто было самое строгое наказание, которое давалось за серьезную провинность.
— Не сознаешься? Тем хуже,.. Маму крайне раздосадовало хлое трусливое упрямство. Ну съел, так хоть скажи. С кем не бывает! А у меня чувство обиды от возведенной на меня напраслины боролось с любопытством. Я стоял и размышлял: в доме гавелся воришка — кто он?
С весны у нас начался рэмонт. Вся наша семья перебралась в дедушкин амбар, а в доме плотники принялись выворачивать старые погнившие половицы, менять косяки и рамы.
Внезапно перестук топоров прекратился. Мама пошла узнать, что случилось, почему плотники бросили работу. Через минуту или две она вернулась, с улыбкой посмотрела на меня и многозначительно сказала:
— А ты, оказывается, действительно был не виноват... Ступай-ка, посмотри
Я поднялся на второй этаж. Плотники сидели кружком посреди развороченного пола и, посмеиваясь, щелкали орехи... Неожиданное угощение развлекло их, и они устроили то, что называется перекуром. На слое мусора перед ними возвышалась кучка орехов, прикрытая сверху мелкими обрывками бумаги. Тут валялась пустая скорлупа и остатки мышиного гнезда.
Больше всего меня заинтересовали орехи. Еще бы! Я, правда, уже почти успел забыть происшествие, которое разыгралось несколько месяцев назад. Но теперь... Сомнения не могло быть: это были те самые орехи, за таинственное исчезновение которых мне тогда пришлось отдуваться. Вот, оказывается, кто был виновником их пропажи: мыши! Грызуны повытаскивали орешки из латки, перенесли к себе под пол в тайничок и потом потихоньку всю зиму лакомились из «собственных запасов»... А мне-то пришлось ни за что пережить несколько неприятных минут.
Вскоре с одним из серых воришек мне удалось познакомиться, как говорится, лично.
Малюсенький мышонок сидел в уголке между половицами, вытащенными и сложенными штабелем во дворе. Он был совершенно неподвижен, этот крохотный кругленький зверек, точно окаменел. Только чуть поблескивали черные глазенки размером с булавочную головку, да едва заметно шевелились усики. Мышка или грелась на солнце, или просто замерла от испуга, очутившись внезапно в таком большом и ярком мире. Как она тут оказалась? Вероятно, плотники, не заметив, вытащили ее вместе с кучей досок. А она, как уцепилась за одну, так и продолжала сидеть ни жива ни мертва. А может быть, ей самой захотелось посмотреть на белый свет? Скучно, наверное, всю жизнь бродить в потемках, по подвалам.
А может быть, ей самой захотелось посмотреть на белый свет? Скучно, наверное, всю жизнь бродить в потемках, по подвалам.
Зверушка была беззащитна, я без особого труда поймал ее.
Куда девать добычу? В картонную коробку нельзя, прогрызет. В конце концов посадил в высокую стеклянную банку из-под варенья.
Перед тем мне пришлось выдержать бой с мамой и бабушкой, которые ни за что не соглашались «поганить» банку. И вообще — все как сговорились: при виде мышки брезгливо морщились, а бабушка даже отплюнулась и напрямки заявила, что мышь — нечистая тварь, и ее следует немедля утопить в помойном ведре!
Но я думал иначе. Интересно все же: живая мышь!
Крошечная, в длину не больше моего ребячьего мизинца, с острой смышленой (так по крайней мере мне казалось) мордочкой и округлым тельцем, одетым в нежную бархатную шубку, мышь беспомощно тыкалась носиком в прозрачные стенки своей темницы, царапалась голыми малюсенькими лапками, опираясь на длинный, покрытый серым пушком хвостик, пыталась вскарабкаться и, потеряв равновесие, шлепалась на дно...
Ах ты, бедняжечка, наверное, ты хочешь есть... Я бросил ей несколько крошек хлеба и кончик морковки.
Быстро двигая челюстями, мышка подобрала крошки, затем, сев на задние лапки, взяла в передние морковку и принялась старательно грызть. Покончив с застраком, она помыла мордочку лапками, как это делают после еды кошки, сжалась в комочек и минут пять сидела неподвижно. Вероятно, блаженствовала от ощущения сытости, переваривая съеденное. А после, отдохнув, опять стала биться о стенки, стараясь вырваться на свободу.
А вдруг все же выскочит и потеряется! Будет жалко. Не долго думая, я вытряхнул ее и прихлопнул сверху банкой. Так надежнее. Спустя какое-то время посмотрел, а она скребет лапками по стенкам и тут же падает, как пьяная. Рот раскрыт, дышит тяжело, банка запотела, на стенках — капельки...
Дурак! Я же чуть не уморил ее. Ведь мышь дышит так же, как мы, люди, как другие живые существа! Для этого ей нужен чистый воздух, кислород. Пришлось вернуть банке прежнее положение, а мышку снова пустить на дно. Она успокоилась, перестала задыхаться. Это научило меня осмотрительности.
Скоро пленница привыкла к своему заточению и стала держаться спокойнее. Я кормил ее хлебом, сахаром, творогом, поил молоком, налитым в плоскую крышечку от железной банки из-под ваксы. Перед тем я тщательно промыл крышку горячей водой, иначе чистоплотная зверюшка, наверное, не поитронулась бы к молоку. А что она очень чистоплотная, я убеждался с каждым днем.
Поест — тотчас же усердно помоет мордочку. Полркает — отряхнет щетинистые усики от капелек молока и после обязательно оботрет их досуха лапками, разглаживая, как старый запорожский казак, свои свисающие усы. Мылась она каждые полчаса, а потом начнет причёсываться, действуя растопыренной лапкой, как гребешком, да так быстро, что следить не успеваешь... Двадцать взмахов в секунду! Говорят, что у мыши половина жизни уходит на мытье да прихорашивание... Чистюля и кокетка!
