156

образом: “Петр запретил монахам иметь в келлиях бумагу и чернила -и настоятели должны были отвечать за тех, коим сие дозволяли. Типографщик Талицкий, обличенный в напечатании подметных писем, был казнен с своими соучастниками(?)” (Х,62). На этом фоне дико и страшно смотрелись забавы реформатора: “Свадьба шута царского Шанского. Насмешки над старыми обычаями etc.-Царя в старинном одеянии представлял к.<нязь> Ромодановский, Зотов - патриарха; царицу (в особой палате) жена Ив. Бутурлина. Петр был в числе морск.<их> офицеров” (Х,62). Здесь, по существу, и прерывается работа Пушкина над повторной переработкой “Истории Петра”.

Фрагмент тетради за “1703” год, опубликованный Анненковым, за неимением рукописи текста, трудно отнести определенно к какой-либо редакции. Смущает, правда, довольно необычное для всей рукописи, частое употребление Пушкиным эпитета Великий по отношению к Петру: “Посреди самого пылу войны, Петр Великий думал об основании гавани, которая открыла бы ход торговле с северо-западною Европою и сообщение с образованностию. Карл XII был на высоте своей славы; удержать завоеванные места, по мнению всей Европы, казалось невозможно. Но Петр Великий положил исполнить великое намерение и на острове, находящемся близь моря, на Неве, 16 мая заложил крепость С.-Петербург...”(Х,69). Есть тут и замечание о жестокости Петра: “Когда народ встречался с царем, то по древнему обычаю падал перед ним на колена. Петр Великий в Петербурге, коего грязные и болотистые улицы не были вымощены, запретил коленопреклонение, а как народ его не слушался, то Петр Великий запретил уже сне под жестоким наказанием, дабы, пишет Штелин, народ ради его не марался в грязи” (Х,69). Но оно кажется выдержано в духе первых глав старой редакции без иронии, сохраняющем несколько отстраненный исследовательский взгляд. То же самое можно сказать и об описании личного поведения Петра: “Петр всегда посещал корабельщиков на их судах. Они угощали его водкой, сыром и сухарями. Он обходился с ними дружески. Они являлись при его дворе, угощаемы

157

были за его столом (...) Их уважали и вероятно не любили” (Х,71)

В заключение можно сделать следующие выводы. В целом, если иметь в виду не политический, а мировоззренческий смысл пушкинской работы, образ Петра в ней, даже без учета структурных и текстологических особенностей рукописи, представлен нравственно слабым, а жизненный опыт реформатора - неудачным. С учетом же возможного существования двух редакций “Истории Петра” постепенные изменения, происходящие в пушкинской оценке личности царя, становятся более понятными и правданными. В отличии от Карамзина, в условиях жесткой политической цензуры, поэт не мог избрать путь открытого просвещения, и вынужден был выражать свое авторское отношение к происходящему в форме скрытой иронии, понятной наиболее образованным современникам.

158

Заключение

“История Петра” - важнейшее произведение Пушкина, способное ответить на многие вопросы, связанные с последними годами жизни поэта и общей оценкой его творческого пути. Главная причина, затрудняющая понимание пушкинского труда и породившая обычную практику поверхностного отношения к нему, заключается в методологической ошибке - в предъявлении к “Истории Петра” требований, не свойственных тогдашнему состоянию исторической науки. Перед Пушкиным не стояла, в качестве основной, задача критического анализа исторических источников, поэтому вопрос о научной компетентности поэта и наличии у него так называемого объективного взгляда на Петра не может играть существенной роли в определении творческой судьбы “Истории Петра”.

Вместе с тем, у Пушкина было “верное понимание” истории, близкое к суждениям, изложенным Карамзиным в предисловии к “Истории государства Российского”. Жанр, в котором поэт писал свой груд, можно определить как действительную историю: от художественной истории ее отличает отсутствие вымысла, от научной - строгой аргументации. Пушкин сознательно отказался от рационального представления событий прошлого. Его метод предполагал полноту и достоверность исторического повествования, основанного на добросовестности исследователя. При этом критерий нравственной оценки позволял ориентироваться в многообразии характеров и суждений. В результате история представлялась не в виде законченной схемы, подчеркивающей жизнестойкость той или иной общественной идеологии, а как непрерывный процесс, диктуемый вневременным характером нравственного закона и духовной жизни. Иными словами, поэт прежде всего старался передать многоплановую картину эпохи, поскольку смысл происходящего уже был определен Священным писанием - основным культурным и духовным ориентиром

159

пушкинского современника.

Правильное понимание пушкинского историзма позволяет также по-новому взглянуть на смысл и задачи, стоящие перед поэтом при написании “Истории Петра”,- на мировоззренческий уровень пушкинской работы. То, что Петр являлся символом просвещения и завоевателем новых российских земель, не должно закрывать глаза на главное - вместе с ним решался вопрос об изменении национальной культуры, о жизнеспособности рационального и религиозного отношению к миру. Конечно, в стране, где рационализм быстро набирал силу, и наконец, откровенно обозначил свою атеистическую природу, сама постановка такого вопроса и изучение “Истории Петра” на должном уровне были невозможны.

Между тем, именно в исторической работе Пушкина, наряду с открытием многих интересных подробностей прошлого, содержатся ответы на ключевые проблемы современности, тесным образом связанные с художественной деятельностью поэта. Образ Петра в творческом сознании Пушкина занимает центральное место. Это обстоятельство тесно связывает “Историю Петра” с остальным творчеством поэта. Художественные и публицистические работы Пушкина, написанные до “Истории Петра” и содержащие упоминание о реформаторе, являются своеобразным ключом к пониманию исторического труда поэта, и наоборот, - “История Петра” разъясняет многие идеи Пушкина, поднятые им в ранних и в более поздних произведениях. К тому же, важным следствием полноценного изучения пушкинского наследия 30-х годов с учетом исторических занятий поэта является более точное определение главной темы пушкинского творчества - исследование героя петровской эпохи, основанного, прежде всего, на анализе “духа времени”, а не противоборствующих сил в обществе.

Наиболее распространенной ошибкой в подавляющем большинстве пушкиноведческих работ, так или иначе упоминающих об “Истории Петра”, является утверждение, что поэт работал над ней в течение 1835-1836 годов. Но Анненков не оговорился, когда назвал пушкинский труд пятилетним ²¹². Новым здесь является лишь обнародование

160

конкретных дат. 14-го ноября 1831 года следует считать официальной, а 10 марта 1832 - фактической датами начала подготовительной работы поэта над “Историей Петра”.

Многих исследователей и читателей вводит в заблуждение точно определенное Поповым начало работы Пушкина над рукописью. На сегодняшний день нет никаких оснований относить даты, проставленные в первой и третьей тетрадях “Истории Петра” к 1835, а не к 1836 году. В пользу же последнего варианта говорит то, что он не оставляет без внимания отдельные важные документы. Но как бы то ни было, дата начала работы поэта над рукописью остается спорной и не отрицает возможности существования более ранних, чем 1835 год, занятий Пушкина “Историей Петра”.

Кроме того, если учитывать все многообразие структурных и текстологических особенностей “Истории Петра”, можно сделать предположение, что существующее нарушение в порядке заполнения рукописи, скорее всего, объясняется случайным соединением двух различных редакций “Истории Петра”. Вероятно, Пушкин закончил первую из них в декабре 1835 года, о чем свидетельствует дата, поставленная поэтом в конце рукописи, и начал новую, в январе 1836 года, уничтожая по мере переработки предыдущий вариант. Так он поступал и с “Историей Пугачева”. Жуковский после смерти Пушкина, подготавливая “Историю Петра” к публикации, естественно соединил обе редакции в единый текст. Это в свою очередь позволяет по-новому взглянуть на всю пушкинскую работу.