-- Владимир-сан, я знаю что, тебе очень нравятся романсы, обратилась ко мне Ami, она, по всей видимости, устала от затянувшейся музыкальной паузы. Правда, в этой стране, Музыкальный жанр романса называют –- «Kana-kon» ответь, пожалуйста, какой романс является твоим любимым, если конечно, брать весь жанр целиком?
Я задумался:
-- Ну, если взять целиком все романсы, из тех, что мне нравятся, разумеется, то я, пожалуй -– выделю вот что.
Снова послышался стон гитары, и над парком разливалась удивительно грустная и ностальгическая музыка.
А когда я запел –- вокруг стало тихо:
«Однообразные мелькают.
Всё с той же болью дни мои.
Как будто розы опадают,
И умирают соловьи.
Но и она печальна тоже,
Мне приказавшая любовь.
И под её атласной кожей,
И под её атласной кожей.
Бежит отравленная кровь.
Бежит отравленная кровь.
Выдержав небольшое соло -- продолжил:
И, если я живу на свете,
То только лишь из-за мечты.
Мы оба, как слепые дети,
Пойдём на горные хребты.
Туда, где есть лишь только грёзы,
В край самых белых облаков,
Искать увянувшие розы,
Искать увянувшие розы
И слушать, мёртвых соловьёв.
Однообразные мелькают
Всё с той же болью дни мои.
Как будто розы опадают,
И умирают соловьи.
Но и она печальна тоже,
Мне приказавшая любовь.
И под её атласной кожей,
И под её атласной кожей.
Бежит отравленная кровь.
Бежит отравленная кровь».
Отзвучал последний аккорд, я, переводя дыхание, присел на траву рядом с Ami.
-- Красивая песня, сказала Makoto, моргая, а чьи это стихи?
-- Есть такой Украинский певец, и композитор Николай Носков, ввел ее в курс я, это его музыка, а текст -- Великого Николая Гумилева.
Словно поддерживая меня, Ami молча, кивнула.
Makoto округлила чуть мокрые глаза:
-- А-а-а… не знаю. Виновата, не читала, но одно могу сказать точно. Эти стихи действительно цепляют в душе какие-то давние струны, мне же, вспомнилось мое детство. Может быть, от этого у меня на глазах слезы.
Она всхлипнула:
-- Простите меня.
-- Простить, удивился я. За что?
-- За мои слезы…
-- Мы все иногда переживаем какие-то давние воспоминания Makoto, успокоила ее Ami, и поэтому это не то, за что стоит просить прощения подруга – все нормально.
Makoto утерла глаза.
-- Кто хочет плова, идите ко мне…
Практически все дружно потянули руки. С аппетитом поглотив очередную порцию японского плова, я огляделся.
Солнце уже начало клонится к закату, и траву прочертили его низкие лучи. Ароматно пахли еще горячие листья, сплетаясь с тонким благоуханием цвета сакуры, тихо нашептывала тайные слова река. Воздух -– был наполнен неким удивительным спокойствием. Откинувшись на спину, я закрыл глаза и подумал, о том, как прекрасно -– просто жить.
-- Как это мило, наблюдая за последними отсветами вечерних туч, сказала Makoto.
Я так рада, что у них все наладилось.
Я приподнялся и, посмотрев на дерево, увидел там следующую картину:
Поп лежал под сакурой, слева от него -– мирно спала Asuka. Рядом с ней –- сидел Akira, словно охраняя ее сон. Izumi, уснувшая прямо на его руках – то и дело ворочалась с боку на бок. Asagi же, так и заснула страстно обняв ствол дерева, вообще, по ней нельзя было сказать спит она или нет. Одно можно было утверждать точно –- активной увеселительной деятельности она не проявляла.
-- Мамочка… словно сквозь сон бормотала она.
Я перевел взгляд наверх, посмотрев на небо, на черном бархате которого -– уже зажигались первые звезды. Ami откинулась на спину.
-- Как красиво, мечтательно сказала она. В ее глазах отражались мириады далеких звездных огоньков.
Makoto запрокинула голову, смотря в небо неким мечтательным взором.
-- Ребята, смотрите, звезда упала!, негромко и удивленно выкрикнула она.
-- Действительно, неужели звездопад?, я вглядывался вверх.
Там, в бездонной темноте, маленькие искорки, точно короткие росчерки пера -– быстро пролетали одна за другой, часто перечеркивая собой небосвод.
-- Говорят что если во время звездопада загадать самое сокровенное желание –- оно сбудется, негромко заговорила Makoto.
Я кивнул.
Падающие звезды продолжали освещать ночное небо, и под этим зыбким сиянием зазвучала тихая и чуть грустная гитарная мелодия, придавая вечеру некую завершенность.
«Дым от тонких ветвей согревает шатёр.
Водопадом теней затуманит костёр.
Ошибается ум, на земле буду спать.
Уходить, утолять, находиться, терять.
Ладонью трону глаза -- доброй ночи.
Растворюсь в глубине.
Покорно тает душа -- доброй ночи.
В хрупком, радужном сне.
На сухую траву я раздую огонь,
Он мне скажет: «-- Меня пониманием тронь».
Глиной тело натру, облекусь в тишину.
Потеряюсь в реке на песке поутру.
Ладонью трону глаза -- доброй ночи.
Растворюсь в глубине.
Покорно тает душа -- доброй ночи.
В хрупком, радужном сне.
Чем дальше страх, тем ярче свет.
Быть, значит быть -- простой ответ.
Ладонью трону глаза -- доброй ночи.
Растворюсь в глубине.
Покорно тает душа -- доброй ночи.
В хрупком, радужном сне.
Ладонью трону глаза -- доброй ночи.
Растворюсь в глубине.
Покорно тает душа -- доброй ночи.
В хрупком, радужном сне».
-- Какая красивая музыка, Ami повернулась ко мне. – Что это за песня?
Я ответил не сразу:
-- Это колыбельная, заговорил я после паузы. Моя колыбельная, подводящая итог сегодняшнему празднику.
-- Понятно.
Ami снова устремила глаза в небо, по нему серебряными сверкающими слезами катились падающие звезды и казалось, что это плачет от счастья целая Вселенная.
