К дому Язэпа полчаса тому назад Генрих подоспел вовремя. Картина, которую он застал, не оставляла времени на раздумья. Прозвучал выстрел. Язэп с окровавленным лицом и простреленным коленом корчился в углу, а пьяный в стельку Штольберг уже поднимал ствол в направлении дрожащей от страха Стефании.

— Последний раз спрашиваю, кто есть на самом деле Генрих Штраубе? — спросил Штольберг, медленно повернув голову на звук дверного колокольчика.

— Да какая разница, Эрих, — ответил Генрих и навел на Штольберга револьвер. — Мне жаль, в тебе умер хороший фотограф, — закончил он и нажал на спусковой крючок. Немец рухнул на пол, разбрызгав мозги по стенке.

— Дед, ты как? — спросила Язэпа Стефания, опускаясь перед ним на корточки.

— Нормально, — успокоил внучку связник. — Послушай, Генрих, — повернул голову в сторону своего спасителя сапожник, — вам нужно быстро отсюда сматываться. С минуты на минуты тут будут немцы. Пистолет оставь мне и бегом оба отсюда. Я тут по-своему все решу. Прощайте, ребятки, да хранит вас Господь.

«Сообразительный дед, — подумал Генрих, распахивая перед девушкой дверь, — да и я молодец, хорошо, что остановил машину возле самого входа. Даст Бог, никто не припомнит, как я девчонку отсюда выводил».

— Пригнись, и быстро в машину, — скомандовал он Стефании, — укройся там пледом и сиди как мышь. Генрих опять заскочил внутрь, забежал в гостиную, где на столе стоял горшок с молоком, схватил его и опять выскочил на улицу.

— Что там случилось, — спросили у Генриха подъехавшие на мотоцикле солдаты.

— Понятия не имею. Я лишь забрал молоко, которое оставляют для моего шефа на пороге. Там внутри, похоже, стреляли, так, что будьте предельно осторожны.

— Уезжайте отсюда быстрей, — порекомендовал солдат.

Через несколько мгновений раздались несколько пистолетных выстрелов с двумя длинными автоматными очередями.

— Жаль Язэпа, хороший был мужик, — констатировал Генрих. На заднем сидении Стефания обливалась слезами…

И вот теперь еще этот взрыв. «Он там что, совсем на голову присел, этот Адам», — думал Генрих, останавливая машину возле входа в подземелье.

— Жди в машине, я быстро, — скомандовал он Стефе и скрылся в колодце. Генрих добежал до решетки, когда услышал голос Адама, раздающийся снизу. Тот, вцепившись руками в железные прутья, плавал в окровавленной воде и смотрел на Генриха обреченными глазами.

— Кажись мне хана, пан барабан, — ухмыльнулся Адам.

— Быстро говори, что произошло.

— Да ничего особенного. Грохнул я твоего Вагнера вместе с лабораторией. Да вот не рассчитал немного, вода хлынула, и продолжает прибывать. Минут десять назад по пояс было, а сейчас уже по горло. И Золотых Апостолов я видел. Увидишь Стефанию, так ей и скажи, мол, есть они на самом деле. Пусть не сомневается.

— Давай ты ей сам об этом скажешь, а я пока подумаю, как тебя отсюда извлечь. Обожди, я сейчас ее сюда приведу. — Генрих выскочил наверх, схватил Стефанию за руку и, проникнув в подземелье уже через новый, обнаруженный недавно вход, вернулся с ней к Адаму. — Давайте, голуби мои, вам есть что сказать друг другу.

Он опять выскочил наружу, осмотрелся вокруг, срезал толстый стебель растущего неподалеку борщевика, изготовив из него трубку для дыхания, вытащил из багажника домкрат и опять вернулся вниз к решетке. Ничего другого, годящегося, чтобы выломать решетку, в машине, к сожалению, не нашлось. Генрих опустился на колени и принялся долбить домкратом по прутьям решетки.

— Зря не трудись, командир, — попросил Адам, — и трубка твоя не пригодится, я и так чуть дышу. На мне живого места нет. Твой доктор постарался. Так что я по любому не жилец. А со Стефой мы уже все друг другу сказали. Не зря я, выходит, ей ладанку передал, будет кому теперь несвижские тайны хранить. Но мне почему-то кажется, что родится девчонка. Серафимой назовите. Ага? Из девчонок тоже неплохие хранительницы получаются. — Взгляд Адама затуманился, пальцы, сжимающие решетку, ослабли. — Прощайте, мои хорошие, — произнес Адам и ушел в глубину. В последний миг Стефания успела схватить его руку, приложилась губами к ладони и не отпускала до тех пор, пока та не застыла в смертных судорогах.

— Пора уходить, — произнес Генрих, поднимая Стефанию с колен. Они немного постояли над решеткой, и побрели к выходу, хлюпая ногами по прибывающей воде.

Островский получил заключение из лаборатории относительно содержимого жесткого диска из ноутбука Ежи Бронивецкого. Он быстро пробежал взглядом по странице, дверь кабинета распахнулась, на пороге возник майор Миронов.

— Ознакомился? — спросил он, протягивая руку.

— Читаю, — ответил Вадим, ответив на рукопожатие начальника. — Забавная история выходит.

— Вот об этом я и хочу с тобой поговорить. Наш поляк не так прост, как кажется на первый взгляд. Коню понятно, что он пешка в чужой игре. И дело это выходит за рамки нашей с тобой компетенции, посему быстро собери материалы, подготовь доклад, а завтра в девять нас с тобой ждут. Догадываешься, где?

— Догадываюсь. Значит, Бронивецкого не отопрут?

— Куда денешься. Он свою роль сыграл, теперь очевидно надо ждать чего-то вроде второго акта. Эти парни из Ватикана никогда ничего не забывают Вон, через двести лет вспомнили, как приперло… К тому же неизвестно, кто еще может стоять за всеми этими поисками. Глянул я показания этого твоего задержанного. Неувязочка, Вадим, получается. Ну, то, что он старику Юркевскому голову проломил, тут сомнений у меня нет, а вот что касается Куцего — извини, факты не пляшут. Очень кому-то хотелось, чтобы мы и это на него повесили.

— Я и сам о том же думаю, товарищ майор.

— Нечего думать, Островский, у нас второй убийца на свободе гуляет, матерый и хитрый, не чета этому алкашу. Так что давай, брат, берись за дело основательно. С отпуском тебе придется повременить. Надо преступника брать, пока следы не остыли.

Обратный путь наверх занял около часа. Всю дорогу Григорий молчал. Временами в нем закипала злость, он останавливался и изо всех сил лупил киркой по стенам, словно мстил им за свою неосуществленную мечту. Подземелье откуда-то из глубины отзывалось глухим недовольным ворчанием.

— Да будет тебе психовать, Гриша, — пытался успокоить его Виктор. — Ничего ведь еще не потеряно. Вычислим мы, где этот пройдоха Франц спрятал камень, и апостолов найдем. Некуда им от нас деваться.

Уже у самого пролома, ведущего в бывший склад бочек, Григорий остановился и, обернувшись назад, осветил фонарем серое от грязи и пота лицо своего компаньона.

— А знаешь, — сказал он, прислонившись спиной к стене, — я, кажется, догадываюсь, куда он мог запрятать наш камень. Даже уверен. Не так уж он и умен, этот Франц, чтобы меня наколоть.

— Надеюсь, что так, — хмуро отозвался Виктор, тяжело опираясь обеими руками на черенок лопаты. — Только бы Островский ничего не прочухал. Скажет, что это мы подменили улику, и тогда от него уже точно не отвяжешься. Мозг нам высверлит начисто, он это умеет…

— Стоп! — вдруг вскричал Григорий, — как же это я раньше не догадался. — Ведь если поддельный камень оказался у Бронивецкого, значит, его сознательно одурачили.

— Ну и что?

— А то, — продолжал Гриша, — что никто не собирался отдавать поляку подлинные артефакты! Куцый всех водил за нос, за это и поплатился.

— Тогда получается, что он наверняка знал о миссии Бронивецкого? — неуверенно предположил Виктор. — Ну, так выходит.

— Вот именно! Только от кого он мог это знать? От кого?! Об этом в газете не прочитаешь…

— Так ясно же от кого — от того, кто его, в конце концов, и пришил. Чего тут гадать?

— Нет, Витя, в нашем деле не все так складно, как мне раньше казалось и как до сих пор думает наш Пинкертон Островский. Чувствую я, что за всем этим маячит крупная фигура… По сути, наш конкурент. Именно для него старался Франц. Вспомни, не успел он выйти из тюрьмы, года тогда еще не прошло, как тут же у него нашлось двадцать пять штук зелени на георадар? Откуда, а?