Дрожащими руками Энни привела блузку в порядок. Ей было холодно, она сто лет не умывалась, а желудок сводило от голода. Энни решила, что должна срочно что-то предпринять, иначе страх и одиночество сведут ее с ума.

Прежде всего следовало определить, где она находится? И, что гораздо важнее, — куда девался Джеймс. Куда он привез ее на этот раз и почему бросил?

Под ногами Энни заскрипели грубые доски пола, а выключатель на голой стене она, как ни старалась, нащупать так и не смогла. В конце концов она, правда, наткнулась на какой-то шнурок, дернула за него, и — зажглась тусклая лампочка. Энни сразу решила, что комната, которую эта лампочка осветила, куда лучше смотрелась в темноте.

Расползающийся матрас, вытертое до дыр одеяло ему под стать. Серые грязные стены, ржавая батарея, пол под которой заляпан грязно-рыжими пятнами. В самой спальне стоял устойчивый затхлый запах прокисшей капусты и плесени. Запах убогости и нищеты.

«Удивительно, — подумала Энни, — как я, всю жизнь прожившая в роскоши, сумела распознать этот запах. Запах безнадежности и отчаяния».

А ведь до сих пор ей казалось, что более убогого места, нежели стоянка брошенных трейлеров, не сыскать на всей Земле. Однако здесь было куда страшнее. Господи, неужели Джеймс вырос в одном из таких мест? Неужели только здесь он ощущал себя в безопасности?

Отправившись на разведку, Энни отыскала душ с едва теплой водой, а потом наткнулась на сундук с одеждой, на вид вполне чистой. Наскоро вымывшись, Энни отправилась на кухню, в которой нашла завернутую в бумагу холодную рыбу, пакетик чипсов, три пустые бутылки из-под пива и одну полную. Так, значит, Джеймс все-таки побывал здесь.

Рыба и чипсы были поджарены на прогорклом масле, однако Энни была настолько голодна, что не стала обращать внимания на подобные пустяки. Теплое пиво оказалось на вкус вполне приличным, и она быстро покончила с бутылкой. Становилось прохладнее, и Энни, зябко поеживаясь, вспомнила все свои страхи.

Куда, черт побери, запропастился Джеймс?!

«Ничего, — сказала она себе, — рано или поздно он все равно вернется». В этом Энни не сомневалась: не стал бы он возиться с ней столько времени, чтобы бросить в каком-то богом забытом уголке.

Но вдруг с ним что-нибудь случилось? Вдруг силы зла, которые преследовали его все это время, наконец одержали верх? Вдруг он лежит сейчас мертвый в каком-нибудь темном закоулке, а она осталась совсем одна, абсолютно беспомощная?..

Энни заставила себя встряхнуться. Нет, уж беспомощной она никогда в жизни не была и не будет. Напротив, она сильная и изобретательная. Если Джеймс не вернется, она сама отправится на его поиски!

В этот момент внезапно загромыхала дверная ручка, и Энни с облегчением вскочила. Наконец-то! Она уже устремилась в темную прихожую, тщетно пытаясь сдержать радостную улыбку, как вдруг остановилась, словно вкопанная. Дверь вовсе не отпирали — ее пытались выломать!

Охваченная паническим ужасом, Энни попятилась. Тот, кто ломился в дверь, наверняка делал это неспроста. Он знал, что найдет здесь Джеймса. Или Энни.

Она лихорадочно огляделась, пытаясь сообразить, где можно спрятаться. Обставлен дом был крайне скудно, а стенных шкафов, похоже, в нем не было вовсе. В ванной отсутствовала не только дверь, но даже занавеска; кровать едва возвышалась над полом.

Времени на раздумья у нее в любом случае не было: дверь распахнулась под могучим напором, и Энни ничего другого не оставалось, как нырнуть в тесную гостиную и затаиться там.

Неведомый пришелец, кто бы он ни был, пришел один. Энни отчаянно молилась, чтобы им оказался Джеймс, который просто забыл ключи, но в глубине души понимала, что это невозможно. Джеймс никогда ничего не забывал. Кроме того, незваный гость, как ни старался, производил слишком много шума, а Джеймс даже в темноте двигался бесшумно, как кошка. Нет, это не Джеймс. А следовательно — враг.

Поскольку он все-таки старался не шуметь, значит, знал, что дома кто-то есть. Кто же ему нужен? Джеймс? Или с Джеймсом уже расправились?

Босая, дрожащая от холода и сырости, с влажными после душа волосами, Энни испуганно жалась за дверью. Сейчас ее неведомый противник увидит, что душем недавно пользовались, найдет остатки ее трапезы в кухне… А потом — неизбежно найдет и саму Энни. Выхода нет — придется ей, дождавшись, когда он зайдет в одну из спален, босиком бежать из дома. Одна надежда — что она бегает быстрее, чем он, и что ей удастся хоть где-нибудь спрятаться, затеряться среди незнакомых улиц…

«Досчитай до пяти, — приказала себе Энни. — А потом еще до десяти. А теперь — вдохни поглубже и беги, как будто за тобой черти гонятся!..»

Он поймал ее уже в прихожей. Коренастый, почти квадратный человек схватил ее за руку и отшвырнул к стене с такой силой, что Энни показалось, будто из нее дух вышибло. В темноте она успела разглядеть занесенную руку, в которой блеснул нож, и поняла, что жить ей осталось считанные мгновения. Собрав последние силы, Энни судорожно рванулась в сторону, и нож звякнул о стену. Невидимый враг грязно выругался.

Умирать в тесной и вонючей прихожей незнакомого дома Энни вовсе не улыбалось. Вдохнув полную грудь воздуха, она закричала что есть силы, и имя человека, которого она с таким отчаянием призывала на помощь, гулким эхом прокатилось по пустому дому.

— Джеймс! — кричала Энни, вцепившись в руку с ножом, занесенную для повторного удара. — На помощь!

Она даже не почувствовала боли, а лишь ощутила, как по руке потекло что-то горячее, и поняла, что ранена. Теперь она даже не сможет отбиваться. Джеймс, вернувшись, застанет ее труп в луже крови… Будет ли он горевать по ней? Или, может, он сам уже мертв?

— Стерва! — прорычал густой бас с ирландским акцентом. — Янки чертова!

Лезвие ножа блеснуло в темноте, устремляясь к ее лицу.

Энни в ужасе зажмурилась…

Она не слышала, как появился Джеймс. Не слышал его и враг. Внезапно Энни почувствовала, что ее больше никто не держит, и открыла глаза. Посреди тьмы и кошмара, словно из небытия, возникла высокая и стройная тень, а в следующее мгновение коренастый ирландец взмыл в воздух и со страшной силой врезался в стену. Послышался жутковатый хруст, и он мешком осел на пол, а нож выпал из бесчувственных пальцев.

Энни с немым ужасом следила, как Джеймс, подобрав нож, надвинулся на поверженного врага.

— Нет! — выдохнула она.

Однако если Джеймс и расслышал ее, то виду не подал. Он склонился над ее недавним врагом, на мгновение заслонив его от глаз Энни. Когда же Джеймс встал, тот лежал лицом вниз, а под ним расплывалась лужа крови.

— Вы убили его… — еле слышно прошептала Энни.

— И в придачу еще его дружка за дверью, — процедил Джеймс. — А чего ты ожидала? Что я приглашу их на чай?

Энни хотелось кричать от ужаса. Какой там техасский акцент? В голосе Джеймса не было вообще ничего от американца. Только сейчас она внезапно осознала, что Джеймс — ирландец. Ирландец до мозга костей. Точно такой же, как и человек, которого он только что убил у нее на глазах…

Джеймс протянул к ней руку, но Энни отпрянула: ей показалось, что его рука обагрена кровью.

— Как знаешь, — холодно произнес Джеймс. — Тогда иди на кухню сама, а я наведу тут порядок.

Он отвернулся, а Энни с трудом, опираясь на стену, встала и, обхватив обеими руками живот, согнувшись в три погибели, направилась в кухню. Она едва успела склониться над раковиной, как ее жестоко вырвало — пивом, рыбой, чипсами и желчью.

Энни услышала, как Джеймс пустил воду в ванной. Она понимала, что должна помочь ему — ведь он только что спас ей жизнь, убил человека, который собирался убить ее. Ей следует не воротить от него нос, а быть благодарной по гроб жизни. И все-таки Энни ничего не могла с собой поделать.

«Доктор Смерть», — так назвал его Мартин. «Я быстро откликаюсь на вызов, скрупулезен и не причиняю боли. Вдобавок посещаю больных на дому», — сказал Джеймс. Энни поежилась и только тогда заметила кровь, которая обагрила ее одежду.