Опочить по-мужицки — до рук борода!..
Не напрасно по брови родимому дому
Нахлобучили кровлю лихие года.
Неспроста у касаток не лепятся гнезда,
Не играет котенок веселым клубком, —
70 С воза, сноп-недовязок, в пустые борозды
Ты упал, чтобы грудь испытать колесом.
Вот и хрустнули кости... По желтому жнивью
Бродит песня-вдовица — ненастью сестра...
Счастливее елка, что зимнею синью,
Окутана саваном, ждет топора.
Разумнее лодка, дырявые груди,
Целящая корпией тины и трав...
О жертве вечерней иль новом Иуде
Шумит молочай у дорожных канав?
* * *
80 Забудет ли пахарь гумно,
Луна — избяное окно,
Медовую кашку — пчела
И белка — кладовку дупла?
Разлюбит ли сердце мое
Лесную любовь и жилье,
Когда, словно ландыш в струи,
Гляделся ты в песни мои?
И слушала бабка-Рязань,
В малиновой шапке Кубань,
90 Как их дорогое дитя
Запело, о небе грустя.
Напрасно Афон и Саров
Текли половодьем из слов,
И ангел улыбок крылом
Кропил над печальным цветком.
Мой ландыш березкой возник, —
Берестяный звонок язык,
Сорокой в зеленых кудрях
Уселись удача и страх.
100 В те годы Московская Русь
Скидала державную гнусь,
И тщетно Иван золотой
Царь-колокол н^дил пятой.
Когда же из мглы и цепей
Встал город на страже полей,
Подпаском, с волынкой щегла,
К собрату березка пришла.
На гостью ученый набрел,
Дивился на шитый подол,
110 Поведал, что пухом Христос
В кунсткамерной банке оброс.
Из всех подворотен шел гам:
«Иди, песноликая, к нам!»
А стая поджарых газет
Скулила: «Кулацкий поэт!»
Куда ни стучался пастух —
Повсюду урчание брюх,
Всех яростней в огненный мрак
Раскрыл свои двери кабак.
* * *
120 На полете летит лебедь белая,
Под крылом несет хризопраз-камень.
Ты скажи, лебедь пречистая, —
На пролетах-переметах недосягнутых,
А на тихих всплавах по озёрышкам
Ты поглядкой-выглядом не выглядела ль,
Ясным смотром-зором не высмотрела ль,
Не катилась ли жемчужина по чист^ полкЬ,
Не плыла ль злат-рыба по тихозаводью,
Не шел ли бережком добрый молодец,
130 Он не жал ли к сердцу певуна-травы,
Не давался ли на родимую сторонушку?
Отвечала лебедь умная:
«На небесных переметах только соколы,
А на тихих всплавах — сиг да окуни,
На матербй земле медведь сидит,
Медведь сидит, лапой моется,
Своей суженой дожидается.
А я слышала и я видела:
На реке Неве грозный двор стоит,
140 Он изба на избе, весь железом крыт,
Поперек дворище — тыща дымников,
А вдоль бежать — коня загнать.
Как на том ли дворе, на большом рундуке,
Под заклятою черной матицей,
Молодой детинушка себя сразил.
Он кидал себе кровь поджильную,
Проливал ее на дубовый пол.
Как на это ли жито багровое
Налетали птицы нечистые —
150 Чирей, Грызей, Подкожница,
Напоследки же птица-Удавница.
Возлетала Удавна на матицу,
Распря дала крыло пеньковое,
Опускала перище дб земли.
Обернулось перо удавнбй петлей...
А и стала Удавна петь-напевать,
Зобом горготать, к себе в гости звать:
«На румяной яблоне
Голубочек, —
160 У серебряна ларца
Сторожочек.
Кто отворит сторожец,
Тому яхонтов корец!
На осенней ветице
Яблок виден, —
Здравствуй, сокол-зятюшка, —
Муж Снафидин!
У Снафиды перстеньки —
На болоте огоньки!
170 Угоди-ка вежеством,
Сокол, теще,
Чтобы ластить павушек
В белой роще!
Ты одень на шеюшку
Золотую денежку!»
Тут слетала я с ясна месяца,
Принимала душу убойную
Что ль под правое тепло крылышко,
Обернулась душа в хризопраз-камень,
180 А несу я потеряшку на родину
Под окошечко материнское.
Прорастет хризопраз березынькой,
Кучерявой росной, как Сергеюшко.
Сядет матушка под оконницу
С долгой прялицей, с веретёнышком,
Со своей ли сиротской работушкой,
Запоет она с ниткой неровне
И тонёхонько и тихохонько: