Чтоб трупы каркали и выли из могил.

Гангрена, вереда и повар-золотуха,

Чей страшен едкий суп и терпка варенуха

С отрыжкой камфары, гвоздичным ароматом

10 Для гостя-волдыря с ползучей цепкой ватой.

Есть сифилис — ветла с разинутым дуплом

Над жёлчи омутом, где плещет осетром

Безносый водяник, утопленников пестун.

Год восемнадцатый на родину-невесту,

На брачный горностай, сидонские опалы

Низринул ливень язв и сукровиц обвалы,

Чтоб дьявол-лесоруб повыщербил топор

О дебри из костей и о могильный бор,

Не считанный никем, непроходимый. —

20 Рыдает Новгород, где тучкою златимой

Грек Феофан свивает пасмы фресок

С церковных крыл — поэту мерзок

Суд палача и черни многоротой.

Владимира червонные ворота

Замкнул навеки каменный архангел,

Чтоб стадо гор блюсти и водопой на Ганге,

Ах, для славянского ль шелома и коня?

Коломна светлая, сестру Рязань обняв,

В заплаканной Оке босые ноги мочит,

30 Закат волос в крови и выколоты очи,

Им нет поводыря, родного крова нет!

Касимов с Муромом, где гордый минарет

Затмил сияньем крест, вопят в падучей муке

И к Волге-матери протягивают руки.

Но косы разметав и груди-Жигули,

Под саваном песков, что бесы намели,

Уснула русских рек колдующая пряха; —

Ей вести черные, скакун из Карабаха,

Ржет ветер, что Иртыш, великий Енисей

40 Стучатся в океан, как нищий у дверей:

«Впусти нас, дедушка, напой и накорми,

Мы пасмурны от бед, изранены плетьми

И с плеч береговых посняты соболя!»

Как в стужу водопад, плачь, русская земля,

С горючим льдом в пустых глазницах,

Где утро — сизая орлица —

Яйцо сносило — солнце жизни,

Чтоб ландыши цвели в отчизне,

И лебедь приплывал к ступеням.

50 Кошница яблок и сирени,

Где встарь по соловьям гадали,—

Чернигов с Курском! Бык из стали

Вас забодал в чуму и в оспу,

И не свирелью — кисти в роспуск,

А лунным черепом в окно

Глядится ночь давным-давно.

Плачь, русская земля, потопом...

Вот Киев, по усладным тропам

К нему не тянут богомольцы,

60 Чтобы в печерские оконца

Взглянуть на песноцветный рай.

Увы, жемчужный каравай

Похитил бес с хвостом коровьим,

Чтобы похлебкою из крови

Царьградские удобрить зерна!

Се Ярославль — петух узорный,

Чей жар-атлас, кумач-перо

Не сложит короб на добро

Кудрявый офень... Сгибнул кочет,

70 Хрустальный рог не трубит к ночи,

Зарю хвоста пожрал бетон,

Умолк сорокоустый звон,

Он, стерлядь, в волжские пески

Запрятался по плавники!

Вы умерли, святые грады,

Без фимиама и лампады

До нестареющих пролетай.

Плачь, русская земля, на свете

Злосчастней нет твоих сынов,

80 И адамантовый засов

У врат лечебницы небесной

Для них задвинут в срок безвестный.

Вот город славы и судьбы,

Где вечный праздник бороньбы

Крестами пашен бирюзовых,

Небесных нив и трав шелковых,

Где князя Даниила дуб

Орлу двуобразному люб. —

Ему от Золотого Рога

90 В Москву указана дорога,

Чтобы на дебренской земле,

Когда подснежники пчеле

Готовят чаши благовоний,

Заржали бронзовые кони

Веспасиана, Константина...

Скрипит иудина осина

И плещет вороном зобатым,

Доволен лакомством богатым,

О ржавый череп чистя нос,

100 Он трубит в темь: колхоз, колхоз!

И, подвязав воловий хвост,

На верезг мерзостной свирели

Повылез черт из адской щели —

Он весь мозоль, парха и гной,

В багровом саване, змеей

По смрадным бедрам опоясан...

Не для некрасовского Власа

Роятся в притче эфиопы —

Под черной зарослью есть тропы,

110 Бетонным связаны узлом —

Там сатаны заезжий дом.

Когда в кибитке ураганной

Несется он, от крови пьяный,

По первопутку бед, сарыней,

И над кремлевскою святыней,

Дрожа успенского креста,

К жилью зловещего кота

Клубит метельную кибитку,—

Но в боль берестяному свитку

120 Перо, омокнутое в лаву,

Я погружу его в дубраву,

Чтоб листопадом в лог кукуший

Стучались в стих убитых души...

Заезжий двор — бетонный череп,

Там бродит ужас, как в пещере,

Где ягуар прядет зрачками.