Что погиб, роковое любя...

Не в лугах на душистом покосе

Я увидел, мой цветик, тебя!

Выла улица каменным воем,

Но таинственным поясом муз

Обручил мою песню с тобою

Легкокрылых художеств союз.

Светлый Власов крестом Нередицы,

Многострунной зарею Рылов

Утолили прохладой криницы

Огневицу купальских стихов.

И теперь, когда головы наши

Подарила судьба палачу,

Перед страшной кровавою чашей

Я сладимую теплю свечу,

Чтоб черемуха с белою вербой

Целовались с заветным окном.

Хорошо, когда жизнь на ущербе

Лебединым пахнула крылом.

Будто озеро в синих ирисах,

Ель цветет и резвится форель.

Только траурной мглой кипариса

Просквозило карельский апрель.

И стихи, словно ласточки в поле,

На отлете в лазоревый край...

Прощебечь, моя птичка, мой Толя,

Как чудесен твой детский Китай!

Как смешны в хризантемах зайчата,

Легковейны бубенчики пчел.

Я не знал ни жены, ни собрата,

Но в тебе свою сказку нашел.

Пусть же сердце уснет непробудно,

Зная тайну ревнивых веков,

Что плывет мое лунное судно

В лед и яхонт любимых зрачков.

2 марта 1929

461

Мне нагадал грачиный грай

Улыбку девушки и май,

Над речкой голубые вербы,

Зарю и месяца ущербы,

Рязанский колыбельный рай.

Но я увидел Ваш портрет —

Святыя славы нежный свет,

Уста и очи серафима, —

В моей крови заржал огонь —

Неопалимый яркий конь:

На нем седок в плаще из дыма.

И мчится конь чрез топь и мель,

Не клад он ищет, а Брюссель —

Чужой неуловимый город...

Стремниной взят или заколот

Мой ненаглядный светлый Лель!

Преодолеть ли мрак теснины, —

Порошей ранние седины

Заносят розы губ и щек...

Чу! Сердце-конь у милой двери.

Ужель желанный не поверит,

Что свеж влюбленности цветок!

15 июля 1929

462

Кнут Гамсун — сосны под дождем,

На черни моря хлопья чаек,

Его Норвегия ласкает

Зеленым рыбьим плавником

И на утесе высекает

Мережи с гагачьим птенцом,—

Питай, поэт, лелей и пестуй

Озерноглазую невесту —

Страну родную, чей гранит

10 Волной косматою не сыт,

И солью парус разъедает!

Кнут Гамсун — в лебедином мае

Черемуховый ветерок,

А я — глухонемой поток,

В плену у скал Титан заклятый,

Гляжусь в луну и пью закаты,

Но сладости язык далек!

Душа летит на огонек,

В бесследицу и замять поля,

20 Где у костра сидит недоля,

Вплетая бурю в шлык кровавый.

Черемуха не русской славой

Украсит буйное чело,—

В железный шлем совы крыло

И кисть рябины тяжко алой!

Кнут Гамсун — над пучиной скалы

В косынках снежной земляники,

Мои же песни — ястреб дикий

С когтями из алмазных игол,

30 Им ненавистно мертвой книгой

Порабощенное перо!..

Ах, где ты, речки серебро,

Босые ноги, рыбный кузов?!

Уж не рассориться ли с музой —

Белицей в беспоповском срубце,

Пусть сердце бесы на трезубце

Зловещим факелом несут,

Лишь только б верности сосуд,

Где слезы ландышей, барвинок,

40 Не опрокинул черный инок —

Сомнение в сетях тропинок,

Меж пней и цепких корневищ?!.

Как страшны призраки кладбищ

И ревность с волчьими глазами!

Кнут Гамсун, синими цветами,

Норвежских хижин огоньками

Разрывы жил перевяжи!

Чтоб васильком в росистой ржи

Моя Алёнушка вернулась —

50 Влюбленность — с костяникой туес,

Лесной ручей, где лик Нарцисса,

В серьгах из пестрого Туниса,

Но с русскою льняной улыбкой.

Кнут Гамсун — в соснах дождик сыпкий,

Соленый жемчуг горстью глыбкой

Недаром плещет в темень совью,

Но чтоб заморскою любовью

Пахнуло б в бороду мою,

И стих запел: «Люблю, люблю!»

1929(?)

463

С тобою плыть в морское устье,

Не отрывая уст от уст...

В широком парусном искусстве

Поют, как ветер, трубы чувств.

Так не тоскует мать о сыне,