– Не могу иначе. Вдруг там кто-нибудь, кому нужна наша…

Дверь рывком открылась снаружи и ударила Локвуда. Он отлетел, крепко приложившись спиной о полки. Маски и ритуальные тыквы повалились на пол. В дверь ввалилась сгорбившаяся черная фигура. Я успела заметить белое искаженное лицо и два бешеных вытаращенных глаза. Локвуд не успел поднять свою рапиру, как фигура уже врезалась в него, вцепилась ему в грудь своими скрюченными пальцами. Мы с Джорджем подскочили, и в этот миг раздался жуткий захлебывающийся крик. Фигура завалилась назад, отлепилась от Локвуда и оказалась в свете лампы.

Это был мужчина, живой, он судорожно хватал раскрытым ртом воздух, словно выброшенная на берег рыба. Его длинные рыжеватые волосы потемнели от пота. На мужчине были черные джинсы и кожаная куртка, под ней – грязная черная футболка. Незнакомец неуверенно переступил по полу своими тяжелыми ботинками с высокой шнуровкой.

Джордж ахнул. В ту же секунду узнала незнакомца и я.

– Карвер, – сказала я. – Это Джек Карвер. Тот, кто украл…

Карвер скреб пальцами свою шею, словно пытался вытолкнуть застрявшие в глотке слова. Он неуверенно сделал шаг по направлению к нам, затем второй, потом покачнулся и ничком повалился на пол, гулко ударившись лицом о паркет. Локвуд отлепился от полок. Мы с Джорджем замерли, выжидая. Все смотрели на лежащее перед нами тело, на судорожно подергивающиеся пальцы Карвера, на расплывающееся под ним темное пятно. Но прежде всего – на глубоко всаженный в его спину нож.

Как всегда, Локвуд среагировал быстрее всех.

– Люси, возьми рапиру, – он швырнул мне свое оружие. – Иди к двери. Выгляни, осмотрись, потом запри нас.

Когда я пробралась к открытой двери между лежащим на полу телом и столиком для ключей, меня обдало холодным ночным воздухом. Я перешагнула через порог и выглянула на улицу. Наша мощеная дорожка перед домом была пуста, ворота в ее дальнем конце открыты. На дорожку отбрасывал слабый оранжево-желтый свет зажженный перед домом номер 35 уличный фонарь. В доме напротив было освещено крыльцо, еще один огонек горел наверху, в окне ванной. Все остальные окна в домах были темными. С угла улицы доносилось гудение призрак-лампы. Сейчас она не горела, зажжется минуты через две. Я дождалась. Призрак-лампа загорелась, но на улице я никого не увидела. Нигде никакого движения.

Подняв лезвие рапиры, я прошла немного дальше, за железные плитки защитной полосы. Перегнулась, чтобы заглянуть во дворик возле цокольного этажа. Пусто. Я прислушалась. Город молчал. Лондон спал. А пока он спит, по его улицам расхаживают призраки и убийцы. Я отступила назад, в дом, закрыла за собой дверь, защелкнула замок, набросила дверную цепочку.

Локвуд и Джордж склонились над лежащим на полу телом. Джордж ерзал, стараясь не вляпаться в растекающуюся лужу крови. Локвуд приложил пальцы к шее Карвера.

– Он жив, – сказал Локвуд. – Люси, позвони в ночную неотложку. И в ДЕПИК тоже. Джордж, помоги мне перевернуть его на бок.

– А может, лучше не надо? – нахмурился Джордж. – Если мы его тронем…

– Да взгляни на него, он долго не протянет. Давай помогай.

Пока они переворачивали Карвера, я пошла в библиотеку и позвонила куда следует.

Когда я возвратилась, они уже перевернули Карвера лицом к полкам. Он лежал, откинув одну вытянутую руку в сторону, с полуоткрытыми глазами. Лужа крови меньше не стала. Локвуд присел, склонился к лицу Карвера. Джордж опустился на колени за спиной старьевщика с карандашом и бумагой в руках. Я подошла ближе, склонилась над Джорджем.

– Он пытается что-то сказать, – сказал Джордж. – Но еле шепчет. Какая-то чушь: «Каноэ протекло».

– Тсс! – шикнул Локвуд. – Ты не расслышал. Не «каноэ протекло», а «костяное стекло», это ясно как божий день. Он говорит про вещь, которую украл. Джек, Джек, ты слышишь меня?

– Костяное стекло? – Я вспомнила блестящий как зеркало предмет, прижатый к груди лежащего в гробу трупа. Край предмета был неровным, гладким и коричневым. Тогда мне показалось, что он сделан из дерева. А это, значит, была кость? Если так – что за кость? Или чья?

– А мне все-таки послышалось «каноэ протекло», – стоял на своем Джордж.

– Заткнись, Джордж! – прорычал Локвуд. – Джек, кто это сделал? Можешь мне сказать?

Я смотрела на лежащего перед нами умирающего человека. Как странно видеть его здесь и сейчас, после всех наших поисков. Страшный, жестокий старьевщик Джек Карвер. Фло говорила, что один его вид внушает ужас. Возможно, так оно и было, но теперь, когда зло накрыло своим крылом его самого, никакого ужаса он не внушал. Начнем с того, что он оказался моложе, чем я думала. Очень худой, с туго обтянутыми кожей скулами. Болезненный на вид, с выражением отчаяния на лице. Из выреза футболки выглядывала тонкая бледная шея, на подбородке осталось красное пятно – раздраженние после бритья. Футболка грязная, от кожаной куртки идет неприятный запах.

– Кто это сделал? – повторил Локвуд.

Карвер судорожно шевельнулся, слегка приподнял голову. Его рот раскрылся и закрылся, помутневшие глаза слепо смотрели в пустоту. Мы с Джорджем от неожиданности отпрянули назад, Джордж выронил карандаш. Изо рта Карвера послышался хрип, затем он невнятно произнес несколько слов.

– Что? – ахнула я. – Не понимаю, что он сказал?

– Я расслышал, – отмахнулся от меня Локвуд. – Записывайте.

– Карандаш… – бормотал Джордж, шаря по полу. – О, черт, он закатился под него.

– Он сказал: «Семеро из него. Семеро, не один». Записали? Погодите, он еще что-то говорит.

– Я никак не подлезу туда, – бормотал Джордж.

– Пиши дальше: «Видишь этих тварей. Этих ужасных тварей…»

– Можешь принести карандаш, Люси?

– Кто-нибудь записывает?! – взвыл Локвуд.

Джордж панически дернулся, от испуга выудив закатившийся под Карвера карандаш, и принялся быстро писать. Мы все склонились ближе к умирающему. Он лежал неподвижно и дышал как птица – часто и мелко.

– Где костяное стекло, Джек? – спросил Локвуд. – Ты его отдал кому-нибудь?

Запекшиеся губы вновь шевельнулись.

Джордж откинулся назад и воскликнул:

– Джус![3] Он хочет сока! Мы можем дать ему сока? – Он нахмурился и спросил: – А вообще у нас в доме есть сок?

– Джулиус! – проворчал Локвуд. – Он сказал «Джулиус», Джордж. Имя. Как Джулиус Винкман. – Он вновь наклонился ближе к Карверу. – Костяное стекло взял Винкман, Джек?

Карвер едва заметно кивнул.

– Это Винкман тебя ударил?

Несколько секунд мы ждали. Карвер вновь заговорил.

– Записывай же, Джордж, – сказала я.

Джордж непонимающе посмотрел на меня. Локвуд тоже поднял голову, нахмурился:

– Что записывать, Люси?

– То, что он только что сказал.

– Я ничего не слышал.

– Он сказал: «Пожалуйста, пойдем со мной». Совершенно отчетливо.

– Не слышал, – покачал головой Локвуд. – Но все равно запиши, Джордж. И отодвинься слегка. Я слежу за его губами, а ты мне свет перекрываешь.

Мы слегка отодвинулись и стали ждать. Мы ждали долго, потом я сказала:

– Локвуд.

– Что?

– Мне кажется, все кончилось.

Никто из нас ничего не сказал. Никто из нас не шелохнулся.

Смерть приходит неуловимо, даже когда ты ожидаешь ее. Просто что-то словно проскальзывает у тебя сквозь пальцы. Голова умирающего вовсе не запрокидывается картинно назад, как это показывают в фильмах. Просто ты вдруг понимаешь, что переход уже совершился, а ты его и не заметил. Больше нечего смотреть, больше нечего ждать, нужно жить дальше – без того, кто только что ушел навсегда.

Мы опустились на колени рядом со старьевщиком, такие же неподвижные, как он, затаив дыхание, переживая таинственный момент перехода в другой мир. Казалось, мы пытаемся остаться с ним в эти первые секунды после смерти, независимо от того, кем он был, независимо от того, куда он ушел.