Я не сразу поняла, что мы уходим без Джоула. Не знаю, чего еще я ожидала, может быть рассчитывала на какое-то чудодейственное лекарство, которое поставит Джоула на ноги. Тед дошел до вращающихся дверей и нетерпеливо оглянулся.

– Пойдем, я возьму тебе такси.

– Что с Джоулом? – спросила я.

– Его отправили в психиатрическое отделение.

У меня сжалось сердце. Я чувствовала, что готова заплакать, – но это нельзя было делать ни в коем случае. Ничто так не бесило Теда, как женские слезы. Изо всех сил стараясь не разреветься, я без всяких пререканий вышла на улицу.

Ветер уже стих. Полная луна выплыла из-за облаков и освещала снег, смягчавший угловатые очертания комплекса «Бельвю». На холодном воздухе слово «психиатрическое» перестало восприниматься столь остро. Пробираясь по глубокому снегу рядом с Тедом, я почувствовала, что снова могу доверять своему голосу.

– Что же с ним случилось? – спросила я Теда.

– Похоже, кое-что принял.

– Ты имеешь в виду ЛСД?

– Может, мескалин или галлюциногенные грибы. По дыханию и пробам крови ничего сказать нельзя. От них не остается никаких следов. Но это, очевидно, какой-нибудь галлюциноген. Ведь прежде с Джоулом не случалось ничего подобного?

– Конечно, нет, – поспешно ответила я. Тед пристально посмотрел на меня, и мне сразу вспомнилось, как странно вел себя Джоул в последнее время. Несчастная любовь, отказ от хорошей работы, путешествие в Танжер. Потом – квартира в трущобах, странная жизнь без друзей. Возможно, тут существовала какая-то связь и с самоубийством нашей матери. Но мне не хотелось теперь думать о ней и, чтобы избавиться от этих мыслей, я быстро заговорила:

– Ты видел его сам?

Тед кивнул.

. – Что он сказал?

– Он не говорил.

– Если бы ты только слышал этот голос…

Мы стояли у Первой авеню. Когда Тед остановил такси, у меня возникло чувство, что все происходит слишком быстро.

– Они не могут привести его в сознание?

– Ему дали торазин. Но это не моя область. Давай залезай.

Я села на заднее сиденье, но когда он захлопнул дверь, я не выдержала и крикнула:

– Тед!

По-видимому, ему немалых усилий стоило сохранить спокойствие. Он явно хотел поскорее исчезнуть. Я вдруг поняла, что сегодня мы отняли у него несколько часов, которые он рассчитывал посвятить работе.

– Он все еще… ограничен в движениях? – Я не могла произнести: «в смирительной рубашке».

Но Тед не захотел отвечать. Между нами опять выросла стена.

– Послушай, – сказал он, теряя терпение, – я сделал все, что мог. Завтра поговорю с психиатром.

– Ты позвонишь мне, когда поговоришь с ним?

Он коротко кивнул. Я поняла, что он опасался слез.

– Водитель, отвезите леди на Восточную, шестьдесят четыре.

Когда машина отъехала, я обернулась и посмотрела через заднее стекло. Тед уже останавливал другое такси. Прежде чем мы свернули, я еще раз взглянула на «Бельвю». Множество зданий из кирпича и камня, большие железные ворота. И где-то внутри остался Джоул.

На следующее утро, в субботу, я проснулась, когда за окном моей спальни на заиндевевших деревьях уже сверкали солнечные лучи. Но сказочная красота зимнего утра не развеяла моих тревог. Чтобы взбодриться, я сварила себе кофе. В столь ранний час Тед, конечно, еще не успел позвонить в «Бельвю». Чтобы отвлечься, я включила радио и стала слушать последние новости, но мысли неизменно возвращались к Джоулу. Я опять видела, как он с жуткой гримасой сидит, вытянув ноги, на мексиканском ковре, потом вспомнила отделение неотложной помощи в «Бельвю». И еще у меня осталось смутное ощущение, будто я забываю о чем-то очень важном. Но мне так и не удалось больше ничего вспомнить. Наконец, услышав шум внизу, я спустилась к детям.

Они стояли в прихожей, уже одетые. Вообще-то мы собирались идти покупать пальто, но я решила отложить это на потом. За годы жизни в Калифорнии дети соскучились по настоящей зиме. А в Центральном парке после снегопада было чудесно. Белые холмы, ослепительно сияющие кусты. К тому же, пока дети катаются на коньках, я могла бы спокойно съездить в «Бельвю».

– Что случилось с дядей Джоулом? – спросила Кэрри.

Я уже думала, как ответить на такой вопрос, и решила сказать правду. Это могло даже пойти им на пользу, раз уж они растут в Нью-Йорке.

– Ему стало плохо после какого-то препарата.

Кэрри взглянула на меня сквозь прядь своих длинных золотистых волос.

– Ты имеешь в виду наркотик?

– Что-то вроде того.

У нее округлились глаза, я надеюсь, не от восхищения.

– Как он себя чувствует? – поинтересовался Питер.

– Пока не знаю. Я позвонила твоему отцу, и мы отвезли Джоула в больницу. – Можно ли назвать настоящей ложью то, что я не упомянула про полицию?

– Один человек с нашей улицы принимал ЛСД, а потом выпустил себе кишки, – сообщила Кэрри.

– Кэрри! – возмутилась я.

– Да, так и было. Он прожил только три часа. Доктор в «Ленокс-Хилле» сказал, что он за всю жизнь не видал ничего ужасней.

Я начала понимать, почему многие родители стараются поскорее покинуть Нью-Йорк. Чтобы отвлечь их внимание, я принялась в традиционной родительской манере отдавать распоряжения обо всем, что приходило в голову, в данном случае об их походе на каток.

– Пообедайте в зоопарке. Если будет холодно, не ешьте на открытом воздухе. – Конечно, они не обращали внимания на мои слова. Я знала, что мои дети будут обязательно есть на улице. Пока они обувались, я добавила: – Не забудьте надеть перчатки.

– Если дядя Джоул в больнице, кто позаботится об Уолтере? – вдруг спросила Кэрри.

– Об Уолтере? – машинально переспросила я.

– О коте Джоула. Его зовут Уолтер.

Действительно, я совсем забыла про испуганного дымчатого кота, прижимавшегося к книжной полке. Кто-то должен был накормить Уолтера.

После завтрака я вновь отправилась на Вторую авеню.

Я попросила водителя такси остановиться, не доезжая до дома Джоула, чтобы купить еду для кота. Ярко светило солнце, и улица выглядела чистой и почти веселой. Встречались русские старушки, жившие в этих краях с тех пор, когда Ист-Вилидж еще назывался Ист-Сайдом. В витрине одного из магазинов громоздилась куча буханок ржаного хлеба. На уличных лотках красовались пуэрториканские фрукты. В бакалейной лавке на углу я купила молока и консервированною тунца. Этих продуктов могло хватить надолго – лишь бы привратник согласился немного поухаживать за котом. Я дотащила сумку с продуктами до квартиры Джоула, прежде чем сообразила, что у меня нет ключей.

Некоторое время я стояла в нерешительности возле сломанного почтового ящика, гадая, куда они могли деться. Если ключи лежали у Джоула в кармане, тогда в больнице их запечатали в специальный конверт вместе с остальными его вещами. Но большинство людей, приходя домой, бросают ключи на стол. Вероятно, я нашла бы его ключи внутри. Эту проблему мог решить привратник.

Я попыталась позвонить из парадной в его квартиру. Звонок не работал. Тогда, заметив номер квартиры, я открыла незапертую переднюю дверь и прошла в темный грязный коридор. Несмотря на столь ранний час, кто-то уже готовил обед. В ноздри ударил запах жареной рыбы. На кафельном полу валялась разбитая бутылка из-под вина. Я перешагнула через осколки и подошла к двери привратника. После моего звонка, похоже, выключили телевизор. Я подождала немного, но больше ничего не произошло, хотя у меня появилось ощущение, что за дверью кто-то стоит и прислушивается.

– Мне нужны ключи от квартиры «Д» на пятом этаже, – обратилась я к невидимому обитателю квартиры.

Ответа не последовало. Я позвонила снова. Тишина. Мое терпение начало истощаться.

Потом я заметила, что дверь в подвал не заперта: хотя и не распахнута полностью, а лишь приоткрыта на несколько дюймов, – так мог оставить ее привратник, когда спускался в котельную. Но мне вовсе не хотелось идти туда. На память приходили газетные истории о похищенных женщинах, которых потом находили в печах и моечных машинах. И еще я чувствовала, что там водятся крысы.