Я пыталась внушить себе, что глупо предаваться панике. Тонио уже умер. А мертвые не возвращаются и не преследуют живых. Но, сидя в полутемной зловещей комнате, я как будто снова услышала тот голос в моем кабинете, говоривший по-испански.

Однако сама по себе испанская речь еще ничего не значила. Джоул вполне мог выучить язык в Марокко, и остается лишь убитая горем женщина, которая что-то увидела ночью на улице.

Но меня уже обступили другие воспоминания. Загадочное ночное исчезновение Джоула, который панически боялся высоты, расцарапанная рука, амнезия. Я смутно ощутила присутствие каких-то грозных сил: стоит их выпустить на свободу, и они одолеют меня.

– Нет, – твердо заявила я. – Я не верю.

Они оба пристально смотрели на меня, и я почувствовала опасную усталость. Рано или поздно их доводы могли поколебать мою уверенность. Я вскочила, словно пытаясь спастись от чего-то. Но они молчали и не двигались с места. Я стояла, стиснув сумку, и чувствовала себя ужасно неблагодарной. Миссис Перес своим откровенным рассказом, вероятно, пыталась лишь помочь мне. Намерения Дона Педро были не столь прозрачны. Но он целых два часа переводил нашу беседу и, несомненно, старался быть точным.

– Извините, – сказала я, пытаясь смягчить свою невежливость. – Спасибо вам за ваши хлопоты, но мне надо идти. Дети скоро должны вернуться из школы.

– Берегите своих детей, мадам, – посоветовал Дон Педро.

Но я сделала вид, что не поняла его слов. Ощущение было такое, будто чары Дона Педро породили образ змеи у моих ног, но я притворилась, что не вижу ее, и она превратилась в обычную палку.

У входа зазвенел колокольчик. Когда Дон Педро поднялся, я сказала:

– Мне пора. Не хочу беспокоить ваших покупателей.

– Это не покупатели, – возразил он.

Обернувшись, я увидела четырех женщин и двух мужчин, которые прошли за черный занавес Их происхождение я определила с первого взгляда: смесь крови индейцев, испанцев и африканцев. Один из мужчин в шерстяном свитере и с золотым браслетом на руке был очень молод и красив Одна из женщин вполне могла сойти за выпускницу колледжа. Другая, похоже, работала горничной, г мужчины были то ли мелкие лавочники, то ли фабричные рабочие. Увидев меня, они остановились в нерешительности.

Дон Педро заговорил с ними по-испански, потом снова повернулся ко мне.

– Теперь вы должны остаться, мадам.

Я стояла не в силах уйти. Мне не удалось понять, о чем он говорил, но я услышала имя Джоула Делани и увидела, как в глазах, устремленных на меня, загорелся живой интерес. Миссис Перес подошла ко мне и коснулась моего запястья. Ее холодная худая рука походила на птичью лапу. Я уже знала, что миссис Перес немного говорит по-английски, по крайней мере в чрезвычайных ситуациях.

– Останьтесь, – шепнула она. – Они хотят поймать Тонио.

– Мы стараемся изгнать его из вашего брата, чтобы помочь ему найти покой, – пояснил Дон Педро.

Последовавшая сцена показалась мне кошмарным сном. Приторный аромат благовоний, гипнотическое мерцание свечей, Дон Педро, расстилающий черную скатерть, – на нее он поставил небольшую фигурку святого.

– Кто это? – спросила я удивленно.

Красивый парень, стоявший рядом со мной, сказал:

– Тс! – Но потом он смягчился: я, как-никак, была сестрой Джоула. – Сан-Маркос – покровитель вcex брухос. – Он говорил по-английски без акцента. – Дон Педро – хороший брухо, – добавил он, – правда, берет чертовски дорого.

Я взглянула на истоптанные туфли и разломанную черную сумочку миссис Перес, недоумевая, как ей удалось стать клиенткой Дона Педро. Вероятно, она получила страховку за своего мужа. Но, отдавая ее Дону Педро, миссис Перес, очевидно, оставалась без средств к существованию.

Дон Педро встал перед самодельным алтарем и принялся монотонным голосом взывать сначала к Сан-Маркосу, а затем и к другим святым. Я уловила имена Сан-Габриэля, Сан-Мигеля и еще какое-то совершенно незнакомое, очевидно африканское, имя. Он произнес то же самое, развернувшись в противоположную сторону. Когда он снова повернулся, я поняла, что Дон Педро созывает духов с четырех концов света.

После этого он поставил на скатерть бутылку рома и четыре вазы с какими-то фруктами – очевидно, подношения духам, затем достал калебасы, наполнил их ромом и раздал всем присутствующим.

Ром оказался теплым и маслянистым, но я поднесла тыкву к губам и тем самым как будто удовлетворила Дона Педро. Мне стоило огромных усилий не убежать, когда все встали в круг и начали петь. На краткое обращение Дона Педро хор отвечал столь же кратким, но бесконечно повторяемым словосочетанием.

Я очень остро чувствовала, что мне здесь не место. Пение вызывало у меня беспокойное чувство, но я не верила в их духов, дары и песнопения. Однако, после того как образовался круг, я не могла уйти, не помешав им. Прошла целая вечность, и мое отвращение возрастало по мере того, как пение становилось громче. Все более настойчивое и пронизывающее, оно делая меня слабой и больной. Я вспомнила, что пришла прямо из библиотеки и даже забыла пообедать.

Парень, стоявший рядом со мной, пританцовывая, вышел на середину круга. Его нарядный свитер, фланелевые брюки и золотой браслет казались совершенно неуместными в убогой полутемной комнате со старой раскладушкой, ящерицами и религиозными статуэтками.

Внезапно он издал громкий крик, бросился на пол и застыл. Но вместо того, чтобы прийти к нему на помощь, остальные лишь запели чуть тише. Я попыталась отойти, но стоявшая рядом женщина сделала предостерегающий жест, и я увидела, что Дон Педро привязывает к запястью юноши большой шелковый платок.

Юноша медленно и осторожно поднял голову. Его приступ, кажется, прошел, но лицо изменилось, будто мускулы под кожей стали другими.

Дон Педро обратился к нему с каким-то вопросом, и вдруг юноша побелел от гнева. Он затаил дыхание и прохрипел что-то в ответ, но что именно, я не могла понять, и лишь по выражению лиц догадалась, что его слова означали какую-то страшную угрозу.

В пении произошла небольшая заминка, но Дон Педро присоединился к остальным, и оно продолжалось, медленное и монотонное.

Дон Педро заговорил вновь, но я заметила, что он отступил назад. Некоторое время юноша как будто копил силы. Внезапно он поднялся, схватил черную скатерть и резко дернул ее на себя. Статуэтка Сан-Маркоса, свечи, калебасы, бутылка рома – все полетело на пол. В следующую секунду мы устроили свалку, стремясь поднять свечи прежде, чем магазин будет охвачен пламенем.

– Cante! Cante![19] – кричал Дон Педро, очевидно считая крайне необходимым, чтобы пение не останавливалось. И когда все свечи вновь оказались на столе, оно возобновилось. Потом Дон Педро приблизился к скорчившейся на полу фигуре юноши и стал ему что-то тихо говорить.

Наконец юноша пошевелился. Дон Педро перевернул его на спину. Юноша застонал и с трудом сел. Он казался изумленным и измученным. Дон Педро поднял руку, и пение прекратилось. Кто-то включил электрический свет, и мы огляделись по сторонам. Фигурка святого раскололась, бутылка рома разбилась, и темная жидкость растеклась по полу. Свечи оказались надломанными. Вокруг валялись калебасы. Клетка с ящерицами перевернулась, и маленькие рептилии разбегались по углам.

У меня возникло чувство, будто я приняла участие в какой-то гнусной оргии. Дон Педро заговорил, очевидно желая прокомментировать происшедшее. Я не стала ждать перевода и повернулась, чтобы уйти. Но кто-то взял меня за руку. Обернувшись, я увидела миссис Перес. Она сжимала мою руку, словно стараясь утешить меня. Затем с другой стороны ко мне подошел Дон Педро.

– Он не хочет выходить. Приведите вашего брата, мы попробуем еще. С вашим братом у нас будет больше шансов. Я сделаю все гораздо лучше, с большей силой. Может быть, мы даже зарежем петуха.

Я подумала, уж не собирается ли он зачитать прейскурант: столько-то за ром, столько-то за свечи; за кровавое жертвоприношение, конечно, особая плата. Я почувствовала слабость в ногах и, чтобы не упасть в обморок, бросилась бежать.