Его голос звучал холодно и равнодушно, но, когда я поймал его взгляд, он чуть приподнял брови, показывая, что я должен как-то отреагировать. Я поджал губы и слегка покачал головой, давая понять, что это уже слишком, но не выходя из роли.

– Нет! Нет, сэр, пожалуйста, не надо, я не буду «трудным», вот…

Я встал на ноги и повернулся к нему, так чтобы очертания моей эрекции были хорошо видны, и часто задышал, как будто испугался, что он на самом деле выкинет меня вон.

– Уже лучше, – сказал Джейми, смягчившись. – Мне нравится, когда человек быстро всему учится. О-о, теперь я вижу, что тебе действительно нравится моя идея. Прекрасно. Раздевайся, сейчас я тебе подберу что-нибудь для фотосессии.

– Да, сэр.

Я разделся, с трудом справившись с пуговицей на джинсах дрожащими пальцами. Что он на меня оденет? А если бы я все-таки дал ему разыграть более жесткий сценарий? Вдруг то, что он одел бы на меня «в наказание», доставило бы мне удовольствие?

Оказалось, мой костюм состоял из кожаной куртки и… ничего больше, а позировать я должен был сидя верхом на стуле. Пошло, зато эффективно.

– Первые снимки, скорее всего, никуда не пойдут, это просто чтобы ты немного расслабился, а я посмотрю, как ты получаешься на фото, – говорил он, но я уже плохо слышал его сквозь шум крови в ушах и плохо соображал от возбуждения.

Он взглянул на мой выразительно торчащий вверх член и поджал губы.

– Та-ак, как бы нам лучше сделать? Оставить, как есть, для большего эффекта или уже разобраться с этим, чтобы ты мог сосредоточиться?

Я попытался ответить легко и непринужденно, что было весьма непросто.

– Как тебе больше нравится. Ты начальник.

Джейми улыбнулся.

– Ты даже представить себе не можешь, как именно мне нравится. Не хочу, чтоб ты решил, что я пытаюсь воспользоваться положением, как другие фотографы. Если ты предпочитаешь, чтобы я занимался своим делом и к тебе не приближался, так и скажи.

– Ты мне платишь, чтобы я делал то, что тебе нравится. Просто скажи мне, что делать.

– Боюсь, я могу тебя шокировать.

– Очень в этом сомневаюсь.

Последнюю фразу я произнес от себя лично, а не от «фотомодели», и он, видимо, это уловил, потому что прекратил, наконец, прощупывать почву и перешел к тому, чего мы с ним оба хотели.

Он отошел от меня – уверенно, неторопливо, целенаправленно – и вместо фотоаппарата взял в руки кисточку, выбрав одну из стаканчика возле мольберта, – плоскую, примерно в палец шириной, с длинной деревянной ручкой с закругленным концом.

Я начал гадать, что он собирается с ней делать, но потом отбросил эти мысли. Пусть он сам покажет. Я не был связан и к тому же уже успел убедиться, что он готов подгонять свои идеи под то, чего хочу я. С одной стороны, мне это нравилось; с другой, если мы решим повторить, я бы сказал ему, что можно действовать жестче. Я знал свои границы допустимого; мне было любопытно, где границы у него.

Он поводил кисточкой по моим соскам, заставив их затвердеть, потом по головке члена, проникая щетинками в отверстие, пока я со стоном не дернул бедрами вверх.

– Больно?

– Нет, – я едва не заскулил, горло жгло от сдерживаемых звуков. – Щекотно.

– Так, теперь вот что, – ровный голос, лишенный эмоций, заставил меня поежиться от удовольствия. Он весь состоял из противоречий, прямо как я. Снаружи такой белый и пушистый, но внутри под сладкой ватой стальной стержень. – Я хочу, чтобы ты ласкал себя. Кончи для меня и все собери в руку, – он поднял влажную кисточку к моему лицу, так близко, что я даже уловил солоноватый запах собственной смазки. – Я буду на тебе рисовать.

Я не стал задавать вопросов или спорить с ним. Он, наверно, уже приготовился к возражениям или шоку, но я не смог бы это сыграть. Тем более, по мне, так он заслуживал награды за проявленное терпение и воображение, и я не замедлил дать ему желаемое.

– Да, сэр.

У него перехватило дыхание.

– О господи, как ты это сказал! Прямо как надо… Блин, как же ты хорош, Роб, это будут просто офигенные фотографии.

Я быстро задвигал рукой, но он смотрел не только туда, но и на мое лицо, и я замедлил движения, чувствуя близость, растущую между нами с каждым рывком моей руки вверх по члену, с каждым скольжением вниз. Я делал это сам, но по его приказу, и сольный акт от этого становился совместным действом, и когда я кончил, от смеси облегчения и удовольствия застонал Джейми. Он коснулся моей руки, и на его пальцах остались густые беловатые капли моего семени.

Я откинулся назад, сложив руку горстью, предлагая ему свое тело для творчества. Кожаная куртка сползла назад, и я замер, выгнувшись в неудобной позе, с все еще колотящимся сердцем, быстро поверхностно дыша. Этот оргазм только заставил меня хотеть еще; до удовлетворения было еще очень далеко.

Он обмакнул кисть в быстро подсыхающую лужицу и написал на мне одно слово: «МОЙ». Коротко и ясно. Крупными прописными буквами. Я чувствовал на себе каждую букву так остро и отчетливо, как будто она была вырезана на моей коже ножом.

Держать эту позу, пока он фотографировал, было пыткой, которую я сам на себя навлек. Надпись подсыхала под горячей лампой, стягивая кожу и отваливаясь хлопьями.

А потом я взял его член глубоко в горло, жадно втягивая его в себя, а в конце глотая, сколько он дал, прежде чем отстраниться и забрызгать исчезающую надпись у меня на груди, ставя новую метку.

Я всегда любил делать минет, но после обычно старался побыстрее отстраниться и размять затекшую челюсть; с Джейми, я потянулся за ним, когда он вышел, пытаясь догнать и лизнуть его еще разок, но он уже взялся за фотоаппарат.

– Обязательно надо снять тебя вот так… Да, подними на меня взгляд… Нет, губы не облизывай, я хочу, как есть…

Вот эта часть оказалась хорошей проверкой моей способности подчиняться ему. Все, что мы делали до этого, было проще. А сейчас, когда я кончил, и он тоже, мне сложно было принять то, что сцена еще продолжается и закончится, только когда он скажет. Мне уже хотелось в душ, смущение и неловкость усиливались по мере того, как спадало возбуждение, но он очень хотел меня доснимать. Если он и заметил мое недовольство, то комментировать не стал, но камеру отложил гораздо раньше, чем я ожидал, и велел мне идти мыться.

Меня слегка расстроило то, что он не пошел со мной, но, по-быстрому приняв душ в его крошечной ванной, я понял, что вдвоем нам бы там было просто не развернуться. Я пару раз приложился локтем об стенку, намыливая грудь.

Когда я вышел, он уже ждал меня со стаканом пива и готовыми фотографиями на экране. Не все получились хорошо; некоторые он удалял без комментариев, пока не осталось штук десять или чуть больше. Мы с ним рассматривали их в молчании. Я пытался смотреть объективно, сосредоточившись на тех, где не было видно лица, потому что так легче было оценивать. Черт, снимки вышли безумно эротичные.

– Не беспокойся, я могу их удалить, когда ты уйдешь, – сказал Джейми.

– Не надо. И я бы не отказался получить копии.

Ему определенно было приятно это слышать. Он тут же отправил их мне на мейл, а потом опять развернул одну, ту, на которой свет падал прямо на слово, написанное у меня на груди, и его можно было прочитать – по крайней мере, если знать, что оно там есть.