Он еще раз хмыкнул, отвернувшись к стене.

— Советую вам все же не торопиться с ответом. У вас есть двадцать четыре часа, мы можем подождать. Поговорите с вашей девушкой. Попытайтесь все обдумать в спокойной обстановке.

— Но я уверен в своем решении, сэр. Для меня нет ничего важнее этого полета. И Ирен со мной согласна. Если же она будет против... Ну что ж, как я уже сказал, полет для меня важнее всего. Неужели вы полагаете, сэр, что, пройдя столь длинный и трудный путь, я найду в себе силы отказаться от чести стать первым человеком, полетевшим на Луну.

Можете представить себе мое возбуждение в тот момент. Однако полковник Грейвес неторопливо завязал галстук, расправил рукава и, по-прежнему не глядя мне в глаза, решительно повторил:

— У вас есть двадцать четыре часа, Менгилд.

Только выйдя из кабинета, я понял, что имел в виду полковник. Вечером я увижусь с Ирен. Полет намечался не раньше чем через три недели. Вполне достаточно времени, чтобы жениться, то есть осуществить ее главное желание, и зачать ребенка.

Ну конечно же. Именно на это он и намекал.

Стоявшие неподалеку Бреш и Макгир так и впились в меня взглядами, с трудом сдерживая нетерпение.

— Нет, — поспешил я их разочаровать. — Ничего кардинального не произошло. Никто из моих родственников не умер. Так что пока еще лечу я.

— Неужели? — ухмыльнулся Бреш, наматывая на палец прядь жестких рыжих волос. — А с сердцем у тебя все в порядке? Перебоев нет? И голова не кружится?

Еле отделавшись от назойливой парочки, ощущая спиной их убийственные взоры, я прошествовал наконец в свою комнату, чтобы принять душ и побриться. То же самое испытание устроили мне и Калдикот со Стефано, но, поскольку они завершали претендентский список, их домогательства были не столь агрессивными.

Едва из подкатившего прямо к воротам такси вышла Ирен, я уже бежал к ней с распростертыми объятиями, чувствуя себя счастливейшим из смертных. Крепко обнимая и целуя ее, ощущая прелестный запах ее духов, я все не мог на нее наглядеться — до чего же она очаровательна и как искренне радуется встрече!

Мы отправились в комнату отдыха — перекусить. За столом Ирен сообщила мне все последние новости: рассказала про мать, мучавшуюся ишиасом, про успехи маленького братика Ленни, оказавшегося чрезвычайно эрудированным для своего возраста. Затем она крепко пожала мне руку и поздравила с предстоящим полетом.

— Пойдем, покажу тебе комплекс, — предложил я. — Позже, как только начнется полет, ты увидишь все это в выпусках новостей.

Ирен крутила головой, с любопытством глядя по сторонам. Я провел ее мимо высоких бетонных квадратов лабораторных зданий, обратил внимание на цепь охранников, прохаживавшихся вдоль проволочных заграждений.

— Это какое-то... — она подбирала слова, — чисто мужское место.

Я рассмеялся.

— А как ты себе его представляла?

— Покажи еще что-нибудь, — попросила она, дождавшись, пока я успокоился.

Подходя к кораблю, я почувствовал, что мной стала овладевать безотчетная печаль. Ракета, безусловно, впечатляла. Опираясь на мощный хвост, она, подобно нетерпеливому хищнику, жадно пялилась в бездонные небеса. Свет, исходивший от множества прожекторов, создавал причудливую игру бликов и теней — пробегающие по блестящей поверхности корабля тонкие длинные всполохи словно подстрекали его к немедленному взлету.

— Первый! — потрясенно воскликнула Ирен. — И на нем полетишь ты!

Я почувствовал, что настал подходящий момент. Мы присели на ступеньку лестницы, ведущей в кабину пилота. Протянув ей сигарету, я чиркнул зажигалкой и приступил к самому главному.

Признание заняло на удивление мало времени, хотя я успел даже сделать предложение. Когда я закончил, две трети сигареты еще оставались целыми. Делая глубокие затяжки, Ирен молча докуривала, пока не обожгла себе пальцы, и только после этого отбросила окурок в сторону.

— Ну? — многозначительно спросил я.

— Что — ну?

Такая реакция крайне удивила меня.

— Ведь мы поженимся, не так ли? Прямо сейчас?

— Нет, — отрезала она.

— Но, Ирен! Когда я вернусь, я, возможно, уже не смогу стать отцом. Ты же хотела ребенка?!

Я не ожидал, что разговор окажется таким тягостным и избегал глядеть ей в глаза.

— Да, я хочу иметь детей, — после довольно продолжительной паузы заговорила Ирен. — Именно поэтому мы не поженимся. Ни до полета, ни после твоего возвращения.

О нет! Только не это! Мне хотелось кричать. Я почувствовал непреодолимое желание обнять ее, крепко прижать к груди, вновь убедиться, что рядом со мной любимое и любящее существо, родней которого нет на всем белом свете. Но вместо этого я отошел в сторону и застыл в молчаливой задумчивости.

— Но, Ирен, послушай, — повернулся я к ней наконец. — Поправь меня, если я скажу что-то не так. Тебе было известно о существовании риска и о том, что я, соглашаясь на полет, иду на него вполне сознательно. И ты меня полностью в этом поддерживала. Ты прекрасно знала и знаешь, что значит для меня это задание. Ты не могла не допускать возможности того, что я не вернусь...

— Нет, не так! — Я почувствовал, что она плачет. — Конечно, меня огорчало, что ты подвергаешь себя такой опасности, но я понимала, что ты должен сделать это. Ведь ты мечтал об этом еще маленьким мальчиком. Но ведь... это совсем разные вещи, Менни...

— Как это разные? Как тебя понять?

Она смахнула слезинки с кончика носа.

— Совершенно разные, вот и все. Наверное, мужчины не способны это понять. Но женщины многое воспринимают по-другому.

— Девочка, милая моя, — сказал я, пытаясь приласкать ее, но она сделала движение в сторону, и я не решился. — Я хочу иметь ребенка. Я хочу иметь ребенка от тебя. Ну, объясни мне, пожалуйста, почему мы не можем пожениться сегодня вечером, ну, или завтра и потом зачать ребенка?

— Ну а представь, я не забеременею, а ты уже улетишь! Или, допустим, случится выкидыш?

— Послушай, Ирен, — мне захотелось завыть от отчаяния. — При моем положении тебе дадут самых лучших в мире врачей. Но даже если ничего не получится, мы сможем кого-нибудь усыновить. Согласен, что это, конечно, не совсем то, что хотелось бы. Но ведь могло же с самого начала так выйти, что один из нас оказался бы бесплодным! Многие пары усыновляют детей и счастливы.

— Но, Менни, у нас все же иная ситуация, и дело, в конце концов, не в выкидыше.

Напрягшись, я подошел к ней вплотную и посмотрел прямо в глаза.

— Хорошо, тогда сделай милость — поведай мне истинную причину.

Она попросила еще сигарету.

— Менни, не знаю, поймешь ли ты, но я попробую. Понимаешь, мне не хотелось бы ограничить себя в возможности иметь в будущем столько детей, сколько я захочу. Меня также не прельщает перспектива выйти замуж за мужчину, который совершенно осознанно идет на риск стать бесплодным. Такой мужчина никогда не сможет быть для меня полноценным мужем.

Это заставило меня призадуматься.

— А разве не достоин звания мужчины тот, — вкрадчиво произнес я, — кто жертвует собой ради такого важного и грандиозного дела? Разве при этом он перестает быть полноценным?

— Я не знаю, — Ирен опять заплакала, — но мне кажется, что это все-таки разные веши... Больше мне сказать нечего.

— Ты хоть понимаешь, к чему склоняешь меня, Ирен? Вынуждаешь отказаться от мечты, которую я...

— Неправда! Я не отговариваю тебя от полета, Эммануил Менгилд, а просто честно признаюсь в том, что я могу делать и что — нет. Я, а не ты. А ты... Ракета тебя ждет!

Больше мы к этому не возвращались. Когда подошло время, я проводил ее до ворот. Мы даже не обнялись и не поцеловались. Я долго стоял, тупо глядя вслед удалявшемуся такси, пока, окутанное облаком пыли, оно не скрылось за поворотом.

Можете себе представить мое смятение! Противоречивые чувства разрывали на куски душу. Если я лечу на Луну, то теряю любимую женщину. Приобретаю славу и всемирную известность, но лишаюсь семьи. Итак, сплошное расстройство.