– Будь на то моя воля, немедленно снял бы все запреты. А то у нас ведь как? Запрещённый плод всегда сладок.
– Вот именно что. – Сказал гость и поднялся. – Резюме. Дорогой мой друг и начальник, ты не думал о том, что все, кто уходит туда, не возвращаются лишь по одной причине?
– Какой? – Поинтересовался Алексей.
– Там лучше, чем здесь. И сотрудники твои туда сбежали. А вернись они назад, так вы же из них мочалки сделаете. Напичкаете наркотиками или ещё какой дрянью, чтоб все тайны выведать. А им, как любому нормальному человеку, жить хочется. Может быть, они там нашли то, что безуспешно искали здесь, но так и не нашли. Думал ты об этом, штабная ты крыса?
– Думал, саблезубый крысёнок, думал… – Тихо ответил генерал. – Потому и сказал тебе, что не раскрыть нам этого дела.
– Ты хочешь сказать?..
– Вот именно. – Не дал договорить Алексей. – Иди, отдыхай, а завтра… Нет, послезавтра я жду тебя здесь с готовыми предложениями.
Глава 3
Если судить по фамилии, под которой он здесь жил, то ему должно быть человеком с восточным типом лица, но ни по внешнему виду, ни по поведению этого нельзя было сказать. Слух имел отменный, потому и работал преподавателем в музыкальной школе. Жил на улице табачной, называвшейся так потому, что на ней когда‑то располагался местный сигаретно‑папиросный концерн. Теперь там был какой‑то научно‑исследовательский институт, однако название улицы осталось прежним. Дом его, построенный по последнему слову строительного прогресса, шестнадцати этажей, торчал, как Лермонтовская сосна на бугре, среди облупленных пятиэтажек. Внизу, в подвальном помещении, прихватив и бельэтаж, находился подземный гараж для жильцов, где он хранил свою машину. А на последнем этаже, справа от лифта, обреталась дверь в его жилище. Обыкновенная, типовая трёхкомнатная квартирка, с ванной и душем, не очень большой кухонькой и тремя лоджиями. Самая большая комната предназначалась для гостей, которых, впрочем, он никогда не принимал по причине их полного отсутствия, та, что поменьше, служила спальней. Самая маленькая таила в себе тайну для всех, кроме самых близких, но поскольку таковых не наблюдалось, то никто и не знал, что там было. Вот именно здесь он проводил большую часть суток, выходя оттуда время от времени лишь для отправления естественных нужд и принятия очередной яичницы, по случаю отсутствия супруги. Альберт Дмитриевич, как и подавляющее большинство данного города, был приезжим. Его история, как впрочем, и нынешняя жизнь, была покрыта мраком. Областная красавица Люська Ковешникова утверждала, будто бы "Алик из северной столицы", не уточняя никаких деталей. А вот её мамаша была осведомлена немножко больше (во всяком случае, она так считала), по причине сватовства этим самым Аликом, посягавшим на свободу её дочери!.. И всё равно никто толком ничего не знал.
Не знали, что в недалёком прошлом имя (Альберт) у господина Аламова (в прошлом Старопалатова) было другим. Впрочем, как и фамилия. Никому неизвестна была профессия, интересы и многое, многое другое, что так щекочет любопытство подъездных кумушек. В недавнем прошлом, подающий надежды талантливый музыкант, рискнул!.. После консерватории, взял кредит в банке под смешные проценты и в один год так раскрутился!.. В городе, где он получал высшее образование, было много студий, но все они контролировались неким лицом, а тут это самое лицо стало терпеть убытки из‑за какого‑то невесть откуда взявшегося музыкантишки!.. К Альберту приехали на серьёзных иномарках серьёзные люди, и предложили серьёзный выбор: "Либо… Либо…". Альберт Дмитриевич не числился в рядах бесстрашных героев страны великой, а потому попросил недельку на обдумывание предложения. Шкафчики из джипов согласились погодить и отбыли, а зря!.. Храбрецом преуспевающий молодой музыкант не был, но и дураком то же. В милицию обращаться было бессмысленно, да и глупо. Оставалось одно: продать всё, что успел сотворить своими руками! Но как?! И он придумал!.. В считанные дни, без огласки, студия и всё, что в ней находилось вместе с квартирой, Альберта были сданы одному зарубежному музыкальному магнату, а сам герой растворился в глубинах государства необъятного!.. Единственное, что осталось у него, так это немалый счёт в заграничном и весьма надёжном банке, да автомобиль, который он ласково называл "монашка" подруга дней его суровых.
Преподавать Альберт (так его теперь звали в городе, где он решил осесть) не любил, но не работать не мог, потому, как не стоило привлекать к себе излишнего внимания, отчего старался поменьше маячить перед глазами местных зевак. Общественные места практически не посещал, за исключением ресторана в "Муромце", да и то остерегался больших компаний и всяких там незапланированных знакомств. Надо же было как‑то разнообразить свой скудный, холостяцкий стол?! На работу никогда не опаздывал, но и не задерживался, как некоторые сослуживцы. Ни романов, ни романчиков в школе не имел. Держался, подчёркнуто официально, даже несколько холодновато, за что и был прозван сотрудниками мумия. Никакой подработки не брал, не нёс никаких общественных нагрузок. Собраний не посещал ни на работе, ни кооперативных, где жил. Платил за квартиру исправно, без задержек. В общем, не вызывал к себе никакого интереса. Но именно это как раз и было тем самым магнитом, ящиком Пандоры.
Как‑то однажды, стоя в очереди в продуктовом магазине, что нынче было большой редкостью, увидел красивую девушку. Извинился, что вынужден на минутку оставить очередь, попросил не забыть его, и выбежал на улицу. Проследил, куда красавица направлялась. Потом несколько дней следил, прежде чем подошёл познакомиться. Люська, а это оказалась она, безразлично скользнув взглядом по незнакомому мужчине, позволила пригласить себя в ресторан. Так они провели несколько вечеров. Он пытался разговорить девушку, узнать о ней побольше, увлечь беседой, выяснить её интересы и пристрастия, однако всё безрезультатно. Пресыщенная вниманием красотка, чхать хотела на серьёзные намерения ухажёра. Он предпринял последний шаг и пришёл свататься. Но, увы!.. Мамаша была под стать своей доченьки, точнее, наоборот. Её в первую очередь заинтересовал кошелёк молодого человека. А когда узнала, где и кем он работает, так чуть милицию не вызвала, дабы выдворить нахала. С тех пор Альберт больше никогда и ни с кем не встречался, не говоря уже о более серьёзных предложениях. Полностью ушёл в своё одиночество. Бабульки на лавочках подле подъездов жалели его. Ругали почём зря Люську‑распутницу. Но заговорить с ним побаивались. Да и что бы это дало? Вряд ли б он обратил на них внимание. Тем более, что проходил он мимо них крайне редко. Из гаража на лифте, и в гараж тем же способом. А в те дни, когда лифт не работал по какой‑либо причине, бабушки на улицу не выходили. От того и получалось, что пути их практически не пересекались. Вот и в этот день никто не видел, когда он ушёл, хоть и была суббота.
День выдался пасмурный, серый. Дождя, вроде, не было, но и сухостью воздух не отличался. Хорошо хоть ветра не было. Альберт ехал в ресторан пообедать. Был конец недели, кода, так сказать, и можно было позволить себе немножко расслабиться. Правда, пить он не собирался. Хоть чести ради надо заметить, что спиртное он употреблял крайне редко, и чаще всего по необходимости. А вот покушать любил! Это была его слабость. Может потому, что сам готовить не умел, да и не любил, а спутницы жизни не было даже в перспективе.
Оставив машину в подземном гараже спорт комплекса, он поднялся в верхний ресторан. Нравилось ему это местечко. В дальнем углу от двери прям у стеклянной стены расположился уютный уголок с небольшой, раза в два выше человеческого роста, пальмой в квадратной кадке и муляжом здоровенного попугая на ветке под тёмно‑зелёным почти чёрным широченным листом. Альберт никогда не был в тропиках, тяга ко всему яркому, экзотическому не позволила ему обратить свой взор на другие не менее привлекательные места, а потому он облюбовал, чуть ли не с первых дней посещения данного заведения, эти несколько метров. За почти десять лет пребывания в городе официанты привыкли, и негласно закрепили этот столик за ним. Удобно устроившись в кресле, Альберт взял меню и принялся тщательно его изучать. Нравилось ему здесь ещё и потому, что повара здесь были отменные. И было их, вероятно, неисчислимое множество потому, как еженедельно меню пополнялось новыми блюдами. И пусть не всегда вкусными, но неизменно звучными, и выбор был громаден. Немного поколдовав над фолиантом, Альберт выбрал на закуску "Морковный салат с мёдом и зеленью", а так же "Бутерброд с баклажаном и моцареллой", на первое "Грибной суп‑крем" и "Щедрый тыквенный суп", над вторым задумался, что выбрать: толи "Карбонад из говядины", толи "Лапшу с помидорами и оливками"? Можно, конечно, было ещё и "Макароны по‑флорентийски с яйцом", или, скажем, "Рис с яйцом по‑китайски", но яйца и так надоели, а потому, мысленно спросив желудок, сам себе ответил: "Баранину с фасолью" и "Шашлыки из свинины со сливами". Долго размышлял над десертом, в конце‑концов решил, что лучше не переедать, и заказать что‑нибудь лёгкое, типа "Лимонного ризотто с изюмом", и чашечку кофе. Подозвал официантку и сделал заказ. Подумал, и добавил:
