"Блин! – Мысленно воскликнул я. – Это же она! Как я сразу не узнал?! Девушка, ведущая поразительного радио!!!".

– Ну и совсем уж давно – чуть не год назад, – продолжала графиня. – Случился с Вами подозрительный "духовный кризис". С длительным отсутствием. Так что я в ваш адрес чуть не цитировала сильно повлиявшего на меня в своё время Ф. О. Бриля.

"Что за имя такое: Светлада? Надо будет в справочниках посмотреть", – Подумал я. Подошла Засиль, сменила блюда и всё так же молча удалилась.

– Замечательно! – Сказал моряк, – Респект!

– А напрягаться зачем? Это паразитное напряжение. От него один остеохондроз развивается. – Заценила графиня Светленова, старательно что‑то записывая в грязно‑бурого цвета тетрадку.

– Пытался ли я когда‑нибудь к себе придираться по детски? Всю жизнь ковыряюсь, до сих пор не могу сказать, где пролегла граница между детством и взрослостью. – Задумчиво сказал седой. – Вам не надо – Вы и не спрашивайте, кто неволит??? А мне всё хочется понять за оставшееся до смерти время, по возможности, разумеется.

– А зачем? А что такое понять? А сколько до смерти осталось? А что после смерти? А что такое смерть? А зачем смерть? А зачем понять именно до смерти? А зачем всё? А что такое всё? Вот если вы хоть это поймёте до смерти, не станете ли вы Буддой? или каким‑нибудь очередным миссией? – Прохрипел прокуренным голосом моряк, пытаясь вытащить из кармана брюк застрявшую там трубку.

– Из всей этой лихорадочной цепочки мне больше всего нравится вопрос "а что такое "всё"?" – Сообщила графиня Светленова, пряча записи в сумочку явно из крокодиловой кожи, покоящуюся на её коленях.

– Устойчиво наблюдаю нежелание какого‑либо самоанализа в данном направлении, а наоборот – голову в песок. Но под ногами‑то, как известно, бетон! – Сказал седой, наполняя свою рюмку.

– Я то, конечно, сам дурак и баобабов в своём глазу не вижу, так что мои замечания, боюсь, покатятся по бетону. – Немного раздражённо сообщил моряк.

– Как писал Козьма Прутков: "Бросая камешки вводу, смотри на круги, от них расходящиеся, чтобы это не было пустою забавою". Если не один к одному, то близко к тексту. – Процитировал седой.

– А смысл жизни не иначе как производная от идейности?.. – Спросил граф заговорщиским шёпотом.

Тут лохматый субъектподнял голову, посмотрел на сидящего перед ним седого и, резко выпрямившись, принялся вертеть головой, кого‑то выискивая. Наконец его взгляд упёрся в графиню Светленову.

– Вы, мадам, – произнёс он ясным, совершенно трезвым голосом, – ещё ответите за свои злодеяния.

– Что вы такое говорите? – Воскликнул ошарашенный граф.

– Хмель из башки лезет. – Прокомментировала девушка.

– Господин Ладожский, может вам проветриться пора? – Поинтересовался моряк.

Лохматый, не меняя позы, вывернул глаза, чуть ли не наизнанку. Несколько секунд смотрел на моряка, после чего вернул глаза в прежнее положение, уставившись на графиню.

– Мне доподлинно известно, куда подевался наш кот учёный. – Сказал он, не меняя выражения лица, не дрогнув голосом.

– Вот‑те раз! – оживился граф. – И куда же?

– Графиня Светленова убила его. Ошкурила, и теперь каждый вечер в преосвященском дворце появляется кот, точная копия исчезнувшего учёного кота. Он называет себя Мавриком и разговаривает голосом нашей хозяйки чайной избы.

– С чего вы это взяли? – Спросил вконец обалдевший седой.

– Я художник или кто, по‑вашему?! – Воскликнул господин Ладожский.

– Художник, художник. Только успокойтесь. – Поспешно согласился седой, подхватив бутылку коньяка и наливая в опустевшую рюмку лохматому.

Странный субъект принял стопочку, посмотрел сквозь жидкость на свет и единым махом осушил её. Глаза его тут же осоловели.

– Господа, разрешите выразить вам своё почтение… – Еле шевеля языком, произнёс он.

Тут к моему столику подошла хозяйка домашней кухни.

– Добрый день. – Поздоровалась она. – Как дела? Как Ваша командировка?

– Иска Нюмовна, откуда Вы всё знаете? Я ещё не успел прилететь, а Вам уже доподлинно известно где я и с кем я.

– Вы сегодня не вежливы. Не поздоровались с больной старушкой.

– Вы‑то?! Больная?!

– Да. Я. Старая, больная женщина.

– Да Вы нас всех ещё переживёте!..

– Не хамите!

– А Вы не уходите от ответа. – Горячился я.

– Вот. Из‑за таких моя клиентура портится, доходы уменьшаются…

– Послушайте, Иска Нюмовна, – Уже завёлся я, – меня не интересуют Ваши доходы, меня интересует, откуда Вы получаете информацию? Конкретные люди, приносящие Вам всякие известия, меня не интересуют. Меня интересует лишь источник.

– А Вам не кажется, молодой человек, что Вы лезете не в своё дело? – Нервно поводя плечами, раздражённо спросила Иска Нюмовна.

– Ничуть. – Усмехнулся я. – Просто мне доподлинно известно, что у Вас не первичная информация, а очень хорошая подделка. Или, скажем, не совсем полная.

– молодой человек, для чего Вы испытываете моё терпение?

– Вы о чём? – Удивлённо поднял бровь я.

– Вы и так являетесь почётным посетителем моего заведения, чего ещё Вам надо?

– Я?! – Ещё больше удивился я.

– Ну, не я же?!

Хозяйка домашней кухни зло зыркнула из подлобья.

– А кто мне в прошлый раз счёт с четырьмя нулями выставил?

– Девочка ошиблась. – Сказала, как отрезала Иска Нюмовна.

– Ага, в свою сторону, разумеется.

– Разумеется. – Буквально прошипела Иска Нюмовна.

– Тогда верните мне мои денежки. – Предложил я.

– Какие ещё деньги? – Немедленно взвилась владелица домашней кухни.

– Как какие? – Неподдельно изумился я. – Те, что я в прошлый свой приход переплатил Вашей неграмотной девочке.

– Зассиль грамотная! – Взвизгнула Иска Нюмовна. – Она учится в Оксворде!

– Да хоть где! В Гарварде или в Кембридже?.. Какая разница? Нашли мне учебные заведения!

Хозяйка домашней кухни ошарашено уставилась на меня.

– Что Вы сказали? – Едва слышно, переспросила она.

– Я сказал, что это не те учреждения, где чему‑нибудь можно научится. – Невозмутимо ответил я.

– Это Вы на что намекаете? – Зловещим шёпотом поинтересовалась Иска Нюмовна.

– Только на то, что Вы зря деньги на ветер пускаете, обсчитывая своих постоянных посетителей.

В зал вошёл человек, мягко говоря, ненормального вида. На голове красовался громадный парик со слипшимися завитками волос, в длинном чёрном плаще, волочащимся по полу за его владельцем, заодно стирающим грязные следы, оставляемые ботфортами диковинного субъекта. Слегка покачиваясь, он подошёл к бару, и, навалившись на стойку всей тяжестью своего немаленького тела, прохрипел:

– Водки.

Иска Нюмовна, поджав губы, внимательно изучала новоявленного клиента, не торопясь выполнять его заказ.

– Не дрейфь, бабло имеется. – Пытаясь похлопать себя в районе кармана, сообщил тот.

– Сколько? – Строго спросила старая еврейка.

– а сколько тебе надо? – Осведомился посититель, таща из кармана грязно‑серого цвета длинную узкую полоску, толи тряпки, толи бумаги.

– Во‑первых, не "тебе", а "Вам". Во‑вторых, это не деньги, а кишки дохлого осла. – Голосом, не предвещающим ничего хорошего, заявила Иска Нюмовна.

– Чего?! – Опешил субъект.

– То, что слышал. – Отрезала Иска Нюмовна.

– Скажите, пожалуйста, – раздался голос из угла, – у меня что‑то с грамматикой случилось. Как правильно пишется слово "наслождатся"?

– Наслаждаться. – Машинально ответила хозяйка домашней кухни. – Господин байкер, с каких это пор у вас проблемы с памятью?

– Простите, – удивился я, – байкер опять объявился в городе?

– Да он никуда и не исчезал. – Отмахнулась Иска Нюмовна.

– А "вооброжение"? – Не унимался байкер.

– Воображение. – Рыкнула Иска Нюмовна.

– Слушайте, – обратился я к старой еврейке, – что это с ним? Без косухи, черепа, креста, каски и прочих атрибутов байкеров?! Не заболел ли он часом?