Остальное я пропустила. Сзади меня под террасой замелькал фонарик, раздались чьи-то шаги. Должно быть, это возвращался из эллинга констебль. Я отпрянула от освещенной двери, гадая, не следует ли мне прямо сейчас обратиться к полицейскому и рассказать про затопленный в эллинге сверток, но потом вспомнила, что вряд ли этот грек говорит по-английски. Он прошел по краю террасы и деловито зашагал вокруг дома.

Я на цыпочках вернулась к окну. Возможно, констебль нашел сверток, а если так, я вполне могла подождать еще чуть-чуть и послушать, как Годфри будет выкручиваться, а уже потом войти и опровергнуть все его оправдания.

Он тем временем продолжал стоять на своем и сейчас являл собой прекрасный образец донельзя сердитого человека, лишь огромным усилием воли держащего себя в рамках, да и то с трудом.

– А теперь, может быть, – говорил он с тщательно сдерживаемой яростью, – вы скажете мне, какого дьявола я бы пошел на все эти убийства?

– Не могу сказать, – с сожалением отозвался инспектор. – Исходя из того списка «товаров», что вы мне сообщили, не могу. Радиодетали, табак, антибиотики? И так далее, и так далее... Обычный список, мистер Мэннинг. Просто удивительно, как это у вас окупается... Аренда этого дома, яхта, проблемы, как установить связь, риск... Вы ведь не бедный человек. Зачем вы это делаете?

– Боже ты мой, – вздохнул Годфри, – неужели это так трудно понять? Я застрял тут, работая над моей распроклятой книгой, мне было скучно. Ну конечно, деньги мне не нужны. Но я скучал, а тут еще яхта, это обещало такое славное развлеченьице... – Он осекся и поднял руку. – Но вы и впрямь хотите слушать все это сегодня ночью? Скажем, я делал это все ради кайфа – и дело с концом. Аполлончик вам переведет.

– Он имеет в виду, – негромко произнес Адони, – что любит риск и жестокость ради них самих. Это выражение, которое обычно используют невменяемые преступники и несовершеннолетние правонарушители.

Макс засмеялся. Рука Годфри, сжимающая стакан, побелела.

– Ах ты, маленький...

– Маркос! – резко прервал Макс, оборачиваясь к греку, и я в первый раз за все это время увидела его лицо. – Сейчас все это совершенно не важно! Прости, я понимаю, что если этот человек возит через границу контрабанду, то это самое что ни на есть твое дело, но в настоящий момент важно одно – девушка. Если он настаивает, что...

– Минутку, – сказал Пападопулос, поворачивая голову.

Адони протянул руку к двери, чтобы открыть ее, и в комнату вошел констебль.

Он совершенно очевидно не нашел ни свертка, ни чего-либо еще, ибо, когда его начальник отрывисто пролаял вопрос, констебль лишь развел пустыми руками и пожал плечами, отвечая быстрым потоком греческих слов. Макс спросил у него еще что-то по-гречески, и полицейский повернулся к нему, бурно жестикулируя. Но я больше не обращала на него внимания. В тот первый миг, когда я вытянула шею, стараясь разглядеть, не принес ли он сверток, это движение, должно быть, привлекло взгляд Адони, стоящего в другом конце комнаты. Мы вдруг встретились с ним глазами.

Никто не глядел на него, все взоры обратились на новоприбывшего, кроме лишь Спиро, чей острый, как кинжал, взгляд ни на миг не отрывался от Годфри. Никто, казалось, и не заметил, как Адони тихонько выскользнул в открытую дверь и прикрыл ее за собой.

Я быстро попятилась от двери, прочь из освещенного круга, и тихо направилась назад за угол дома.

Легкие шаги во тьме рядом со мной и шепот:

– Мисс Люси! Мисс Люси! Я думал... я сомневался... в этой одежде... Но это вы! Мы думали, вы погибли! – Сам того не осознавая, он обнял меня. Его объятия чудесным образом успокаивали. – О, мисс Люси, мы думали, вы уплыли с этим дьяволом на его яхте и он вас убил!

Я обнаружила, что невольно крепче прижимаюсь к нему.

– Так и было. Я действительно уплыла с ним, и он пытался убить меня, но я спаслась. Я выпрыгнула за борт, как Спиро, а он оставил меня тонуть, но... Адони! Ты не должен говорить такие вещи! Где ты их только набрался? Нет, тише, они услышат тебя...

– Теперь он у нас в руках. Теперь-то ему не уйти. Мы поймаем его.

– Поймаем, поймаем, обещаю. Я все знаю, Адони. Дело не только в Спиро, в Янни и во мне – он предатель и наемный шпион, и я могу это доказать.

– Правда? – Адони выпустил меня. – Пойдемте скорее, мисс Люси, его нечего больше бояться. Пойдемте скорее. Макс чуть с ума не сошел, я думал, он его убьет.

– Нет, подожди минуту... Я должна знать, что тут произошло. Не можешь мне рассказать, только как можно быстрее? Это ведь полиция с Корфу, верно? А из Афин никто не приехал?

– Нет. В Афинах сказали, пусть Макс везет Спиро домой, а утром обращается в полицию на Корфу. Сказали, будут следить за этим делом, но я думаю, оно их не слишком заинтересовало – у них и так возни выше головы после коммунистической демонстрации во вторник, а наше дело в любом случае – забота властей Корфу. Поэтому Макс со Спиро приехали обратно одни, а я встречал их у парома. Я рассказал Максу про пещеру и спрятанные там свертки, а он побоялся тратить время понапрасну и сразу отправляться в полицию – все равно было уже одиннадцать и только ночной дежурный на посту, – так что он решил скорее ехать домой и самому сходить в пещеру.

– Значит, вы не получили сообщения от Миранды?

– Нет. Она звонила в «Корфу-бар», но меня там не застала. Я был у Дионисиоса, моего друга, и поужинал у него дома, а потом мы поехали в Мимозу, на пристань, ждать парома. Из «Корфу-бара» посылали мальчика, но он меня не нашел. Когда мы приехали в Кастелдо, Миранда ждала нас там и через некоторое время вспомнила и рассказала о вас.

– Через некоторое время?

Даже в его шепоте я различила улыбку.

– С нами ведь был Спиро.

– О господи, да, конечно! Она забыла про все на свете. Что ж, я ее не виню... Продолжай. Она рассказала вам обо мне.

– Да. Никогда не видел Макса таким. Мы с ним помчались к эллингу, но яхта исчезла, и вы тоже. Мы искали там и на берегу, а потом пошли на виллу Рота. Дом был заперт, поэтому Макс выбил окно, и мы стали искать вас, но напрасно. Потом он пошел к телефону, позвонил мистеру Пападопулосу домой, быстро-быстро рассказал ему все и просил приехать и по дороге захватить из Кастелло Спиро и Миранду. Потом мы с Максом вернулись в эллинг и стали ждать мистера Мэннинга.

– Да?

– Мы немного подождали, а потом увидели, как он плывет, без мотора, под парусом, тихо-тихо. Мы встали в тени за дверями и еще подождали. Он не стал заходить в эллинг, высадился на самом конце мола, развернул яхту носом к морю и привязал там, тоже тихо-претихо. Тогда мы поняли, что он снова собирается уплыть, причем довольно скоро. Потом он пошел по молу в эллинг. – Адони пошевельнулся. – Мы его взяли, Макс и я. Он сопротивлялся, но мы его взяли. Потом Макс послал меня на яхту поискать вас, а когда я вернулся, мистер Мэннинг пытался делать вид, будто удивлен и очень рассержен, но Макс только и твердил: «Где она? Где моя девушка?» и схватил его за горло, и я думал, он его убьет, а когда мистер Мэннинг сказал, что ничего не знает, Макс сказал мне: «Скорее, Адони, пока не появилась полиция. Им это не понравится».

– Что не понравится?

– То, что мы собирались делать, чтобы заставить его говорить, – просто объяснил Адони. – Но тут приехала полиция. Мистер Мэннинг страшно сердился, и было видно, что мистеру Пападопулосу не по себе. Нам пришлось подняться в дом. Другой полицейский остался обыскивать яхту. Вы видели, как он только что вернулся? Он ничего не нашел, только место под палубой, где мистер Мэннинг прятал свертки... Но это вы слышали, да?

– Скорее, догадывалась. Он ведь говорил по-гречески.

– Ну конечно. Я и забыл. Что ж, вот и все. Подождите минутку...

Он исчез за углом и через несколько секунд вновь материализовался возле меня. В руке у меня оказался стакан.

– Выпейте. На террасе осталось немного виски. Вам холодно?

– Нет. Это от волнения. Но все равно спасибо.