А когда одолел он крутой подъем по склону холма, ведущего к дому, смутные пока еще идеи выстроились в стройное здание законченного плана, но он не станет торопиться претворять их в жизнь, он подождет, пока не наступит утро. Но к вечеру принес ветер осеннюю непогоду, разразилась буря, и когда проснулся Иш утром, то встретил его мир низкими темными облаками и частым холодным дождем. Это удивило его и даже немного застало врасплох, потому что за несчастьями последних недель он совсем забыл, что время не стоит на месте, а неумолимо движется вперед. И сейчас он вспомнил, что солнце начало свое склонение к самой южной точке и месяц сейчас ноябрь, если, конечно, остались те, для кого название месяца еще не стало пустым, лишенным смысла звуком. Дожди помешали немедленному исполнению задуманного, но времени впереди было более чем достаточно, и он сможет в размышлениях отточить детали задуманного. И настолько за прошедший день изменилось его мировосприятие, что гомон собирающихся внизу детей прозвучал для него с неожиданностью удара грома. «Ну конечно, — наконец понял он, — дети собрались в ожидании начала школьных занятий». И он спустился вниз и вошел в гостиную. Они снова собрались все вместе — все, кроме Джои и еще двух самых маленьких. Иш смотрел, как они ерзают в креслах или поудобнее устраиваются прямо на полу. А они смотрели на него, и было в их глазах больше мысли, чем замечал Иш прежде. Не стало Джои, и дети, скорее всего, терялись в догадках, как это отразится на их школьных занятиях. Но это временно, скоро опять поселится в этих глазах сонная одурь скуки и полное безразличие к происходящему, то есть то, против чего он так безуспешно боролся. А Иш продолжал оглядывать, словно в первый раз увидел, маленькую группку детей, подолгу задерживая взгляд на каждом лице. Хорошие ребята и вовсе не глупые, но не было в них искры. Нет, никто из них! Он уже принял решение и поэтому не чувствовал боли.

— Уроков не будет, — сказал он. И стоило произнести ему эти слова, как на одно короткое мгновение оцепенели в испуге все без исключения детские лица, и тут же испуг сменился радостью, хотя все они старательно делали над собой усилия, чтобы скрыть эту радость, не дать ей откровенно выплеснуться наружу.

— Уроков не будет, — повторил он, несмотря на былую решимость, чувствуя, как подрагивает его голос. — Школа отменяется. Навсегда. И снова увидел он, как в страхе оцепенели детские лица, но на этот раз не сменился страх радостью. Одни из них заерзали беспокойно, другие встали молча со своих мест. И все они понимали — что-то случилось, но случилось настолько серьезное, что не охватить им своим разумом. Вышли из дома они медленно и тихо. И пока шли под дождем, наверное, с минуту стояла тишина. И вдруг разорвалась тишина веселыми криками — это просто дети снова детьми стали. Школа — это теперь пройденный этап, досадный случай в их маленькой жизни. Скорее всего, они уже никогда о ней не вспомнят и точно никогда не будут сожалеть. И на мгновение почувствовал Иш тяжесть в груди. «Джои, Джои!» — безмолвно простонал он. Но не жалел о том, что сейчас сделал, и знал, что принял единственно правильное решение. «Школа отменяется! Отменяется!» И вдруг вспомнил, как много лет назад сидел в этой комнате и смотрел, как медленно угасает свет электрических ламп. Дождь шел три дня — целых три дня выдалось в его распоряжение, чтобы привести в порядок мысли и еще раз тщательно продумать детали его будущего плана. А рассвет четвертого встретил его голубым безоблачным небом и холодным северным ветром. Взошло солнце и высушило капли дождя на листьях деревьев. Пришло время действовать. Поиски привели его в заброшенные, заросшие сады. В этих краях никогда не выращивали цитрусовые для продажи, но лимонные деревья обычно давали неплохие урожаи, и он знал сады, где раньше люди сажали и любовно ухаживали за своими лимонными деревьями. Он знал, что это будет то, что нужно. Конечно, он мог прочесть достаточное количество книг и получить более чем подробные сведения по интересующему предмету, но его подходы нынче претерпели коренные изменения. Он не станет читать книг. С этой задачей он справится собственными силами. В двух кварталах от его дома вверх по склону холма рос некогда большой, ухоженный сад. Там он и отыскал лимонное дерево. Оно еще жило, хотя с двух сторон наступали на него две высокие, отнимавшие влагу и тепло солнечных лучей сосны. Но все-таки больше пострадало дерево от зимних холодов прошлых лет. Никто после сильных морозов не подрезал ветви дерева, и потому с годами превратилось оно в жалкого инвалида с мертвыми, высохшими ветвями. Без особенного успеха уворачиваясь от острых шипов, Иш забрался в самую гущу беспорядочно разросшихся ветвей, выбрал подходящую и достал свой складной нож. Выбранная им ветвь в основании своем была толщиной с его большой палец. Мертвое дерево лимона по твердости могло сравниться разве что с твердостью кости, но все же усилия его увенчались успехом, и через некоторое время он уже тащил срубленную ветвь из переплетения ей же подобных. Длины в ней оказалось футов семь, из них четыре — относительно прямые, а дальше, где начинали расти веточки потоньше, ветвь немного изгибалась. И когда потряс ее Иш, то показалась она ему не гибкой, но стоило лишь согнуть ее посильнее, а потом отпустить, ослабив давление, как ветвь резко выпрямилась. Для его целей этого было вполне достаточно. «Да, — с некоторым оттенком горечи подумал он. — Вот, оказывается, в чем я действительно нуждаюсь». Он дотащил ветку до дома, устроился на крыльце, нагретом лучами солнца, и принялся за работу. Начал он с того, что отрезал согнутую верхушку, и теперь в его распоряжении остались четыре фута прямого и ровного дерева. Потом он содрал высохшую кору и стал с обоих концов обтачивать дерево. Работа продвигалась крайне медленно, и он часто прерывал ее, подправляя на точильном бруске быстро тупившееся лезвие ножа. Казалось, что нож терял свою остроту после двух-трех прикосновений к белоснежной твердости дерева. Уолт и Джози где-то играли с остальными детьми, но подошло время ленча, и когда они, запыхавшиеся, прибежали домой, то застали отца за странным занятием.

— А что ты делаешь? — первая не выдержала Джози.

— Одну маленькую забавную вещицу для игры, — ответил ей Иш. Нет, теперь он не станет делать ошибок, не будет связывать это с какой-то практической целью, как раньше пытался делать на школьных уроках. Сейчас он постарается использовать любовь к игре — то самое чувство, которое, не угасая, живет в сердце любого человеческого существа. Видно, дети разнесли вокруг весть о готовящейся забаве, потому что вскоре после ленча на крыльце появился Джордж. Почему ты не зашел ко мне? — первым делом спросил Джордж. — Взял бы тиски и скобель, и работа пошла бы быстрее. Иш вежливо поблагодарил, но продолжал работать ножом, хотя правая рука уже изрядно саднила. Он старался не обращать внимания на боль, потому что еще заранее решил выполнить всю работу, используя самые простейшие инструменты и приспособления. К вечеру, когда на сжимавшей нож ладони вздулись пузыри мозолей, он, придирчиво осмотрев результаты трудов своих, решил, что работа закончена. Четыре фута ветви лимонного дерева были аккуратно и ровно обструганы с обоих концов. И когда, прижав один конец палки к земле, согнул, а потом отпустил, то с резкостью пружины она вновь распрямилась в его руке. Удовлетворенный, он сделал зарубки на обоих концах и с облегчением отложил нож. А утром следующего дня Иш снова принялся за работу. Без особого труда он легко мог найти достаточно прочный шнур и сначала решил использовать нейлоновую леску, сплетя ее в косичку нужной длины, но тут же передумал. «Нет, — решил он. — Я сделаю это из материала который всегда у них будет под рукой». И тогда он разыскал шкуру недавно убитого теленка и вырезал из нее длинный ремень сыромятной кожи. Работа двигалась медленно, но он не торопился, у него было много времени. Для начала он соскоблил с ремня шерсть, а потом разрезал на тонкие шнуры. Сплел три тонкие полоски в один тугой, прочный шнур и, отмерив нужную длину, сделал на концах шнура две небольшие петли. Он держал в одной руке обструганную ветвь лимона, в другой — сыромятный шнур и в задумчивости разглядывал свои произведения. Каждая в отдельности, эти вещи не представляли никакой ценности. Но вот он накинул петлю на один конец палки, согнул ее, приладил вторую петлю, и вот уже две разрозненные части стали единым целым. А так как шнур был короче, ветвь выгнулась в ровную симметричную дугу. Соединенные вместе, простая палка и витой шнур превратились в нечто новое. Он смотрел на лук и понимал, что творческие, созидательные силы вновь возвратились в этот мир. А ведь он мог добраться до любого спортивного магазина я взять оттуда лук гораздо лучше — этакую шестифутовую игрушку для стрельбы. Но не сделал. Он вырезал лук собственными руками, вырезал из живого дерева простейшими инструментами и сам сплел тетиву из шкуры недавно убитого теленка. Он слегка натянул и отпустил тетиву, и если не запела она, как поет тетива настоящего лука, то глухо и мощно завибрировала. И тогда он решил, что на сегодня работа его закончена, и отпустил тетиву. На следующий день он срезал для стрелы прямую ветку сосны. Мягкое дерево легко поддавалось лезвию ножа, и всего за полчаса он придал ветке нужную форму. А когда закончил, позвал детей. Прибежали Уолт и Джози, а за ними Вестон.