Тот, на ком была маска кабана, протянул вожаку стрелу, которая тоже светилась зеленым светом.

«Призываю смерть, серебро и Силу Стаи, – прозвучали в моей голове слова заклинания. – Разделенные этой стрелой не сольются воедино вовек!»

Вожак натянул тетиву. Сейчас я и рада была бы убежать, но их воля накрепко пригвоздила меня к стволу. Тетива зазвенела, высвобождая полосу зеленого света…

Ледяной холод, не сравнимый ни с какой болью, насквозь прожег мое тело. Я устояла на ногах, но… вдруг оказалось, что я смотрю на происходящее со стороны. Я видела двух Гиллан: одна стояла у дерева, а вторая – лежала на земле. Первая шагнула навстречу чудищам, те обступили ее и увели в лес, где все они и исчезли. А другая очнулась… и это была я.

Со всех сторон ко мне подтягивались тени-уродцы. Я как-то сказала, что если боишься слишком долго, то привыкаешь к страху, но эти твари вызывали даже не страх. Это было воплощенное зло – самое ужасное, мерзкое, невыносимое зло, само существование которого мой разум отказывался принять…

И этот холод, пронизывающий до костей, обжигающий холод… никуда мне теперь от него не деться, ведь он – часть меня самой… Холодно, как холодно…

Я открыла глаза. Надо мной было свинцовое небо, летел снег. Но почему я не в шатре?

Я с трудом села и огляделась. Да, это была та же лощина, где мы остановились на ночлег, последнее пристанище, но где шатры? Где лошади? Землю припорошило снегом, но там, где пылал костер, виднелось лишь кольцо из почерневших камней. Огонь, мне нужен огонь! Я подползла к кострищу, погрузила пальцы в пепел – но не ощутила желанного тепла: костер погас давным-давно.

– Херрел! Килдас! Херрел! – закричала я, но ответом мне было лишь эхо.

Разум отказывался признать очевидную истину: от меня избавились, выбросили, как лишний нежеланный груз. Но ничего, я пойду за ними – я ведь знаю, куда идти…

Пошатываясь, я встала на ноги, сделала несколько нетвердых шагов – и упала на колени. Перед внутренним взором возникла бесконечная каменная стена. Если в ней и были какие-то ворота, глупо надеяться, что они до сих пор широко распахнуты.

Боги, как холодно… Свернуться комочком, уснуть – и больше не просыпаться… Но засыпать страшно: вдруг снова обступят деревья-скелеты и жуткие тени?..

Я кое-как доползла до мехового коврика, на котором проснулась, и только сейчас заметила свою сумку с зельями, лежавшую тут же. Нащупав оледеневшими пальцами нужную склянку, я поднесла ее к губам и отпила немного содержимого, ожидая, что вот-вот по телу разольется тепло.

Тщетно – тепла я не почувствовала, зато в голове прояснилось, а руки снова стали слушаться.

Итак, у меня есть этот коврик и моя сумка – непростительная оплошность с вашей стороны, Всадники! К тому же я одета. Что ж, и на том спасибо. Начну с того, что разожгу костер, благо дрова еще остались.

Я сложила дрова, как смогла, и капнула на отдельные веточки немного жидкости из двух разных склянок. Веточки вспыхнули, а через несколько мгновений дрова, охваченные пламенем, весело затрещали.

Я чувствовала, как тепло ласкает мое лицо, руки, тело, но внутри по-прежнему зияла ледяная пустота… Вот оно! Наконец-то я нашла верное определение! Да, я была опустошена. Но чего же меня лишили? Я дышала и двигалась, как раньше. Чувствовала жажду и голод, которые удалось притупить снегом и снадобьем из сумки. И все же я знала, что в том мертвом лесу чудовища забрали у меня что-то… что-то ценное, без чего я – уже не я.

Когда мне приснился этот кошмар? Прошлой ночью – или много ночей назад? Всадники бросили меня на съедение тем тварям, рассудив, что если мне и удастся от них сбежать, то, брошенная на произвол судьбы, я все равно погибну. Но почему они так меня боятся – или, скорее, ненавидят? Потому что не могут подчинить своей воле, околдовать, как остальных невест?

Херрел неспроста назвал меня ведьмой – он прекрасно понимал, что́ скрывается за этим словом.

Почтенная дама Алусан была мудрой женщиной, и, что бы она сама ни говорила, знания ее простирались далеко за пределы религиозной жизни аббатства. В своей библиотеке она хранила множество старинных книг, странные тексты которых были мне едва понятны. Магия и колдовство – это не выдумка. Всем известно, что это отголоски древнейших знаний народов, обитавших в Долинах задолго до людей Высшего Холлака.

Но магия опасна. Стоит научиться хоть чему-нибудь, как, опьяненный успехом, начинаешь желать все большего и в конце концов, если не найдешь в себе силы совладать с искушением, погрузишься во тьму, из которой нет возврата.

Как холодно… Я прижала ледяные ладони к груди. Никогда мне больше не согреться, если не заберу у них то, что они отняли у меня. Но как это сделать? У меня нет ничего, кроме этой сумки, снадобий в ней хватит, чтобы продержаться какое-то время, но что потом?

О, если бы только я знала больше о своей Силе! Ведьма, обреченная погибнуть от холода и голода из-за своего неумения колдовать, – вот так нелепица!

Я вдруг засмеялась. Смех вышел зловещим и пугающим, и я зажала рот рукой, продолжая беззвучно трястись в припадке истерики.

Я должна собрать себя воедино. При мысли об этом страшный смех, терзавший меня, унялся, и я медленно повернулась в ту сторону, где стояли каменные Ворота Всадников. Ко мне возвращались силы, сознание прояснилось. Меня тянуло туда – к Воротам, за которыми исчезло то, что мне было нужно.

Снег прекратился, огонь почти догорел. Я должна преодолеть эту стену. Найти проход, если он есть, или перелезть через нее, главное…

– А ну стоять!

Я вздрогнула.

Ко мне приближались какие-то люди. На них были шлемы с щербатыми гребнями и прорезями для глаз и короткие меховые плащи, а острые носки сапог загибались кверху.

Гончие Ализона…

Когда они впервые высадились на нашей земле, то сражались очень странным оружием, среди которого было и такое, что извергало огненные лучи. Но после того, как порт Ализона был захвачен, оно стало встречаться все реже. Эти солдаты держали в руках обычные мечи, луки и копья.

Лучше даже не думать о том, какая судьба ждет женщину, попавшую в лапы Гончих. Всего один глоток зелья из моей сумки мог бы избавить меня от этой судьбы, но добраться до него я не успею.

– Это женщина!

Один из них спрыгнул с коня и подбежал к костру. Из-за своего шлема-маски выглядел он даже более дико и нереально, чем чудища из моих кошмаров. Видя, что я не собираюсь убегать, он замедлил шаг и, бросив быстрый взгляд по сторонам, спросил:

– Что, красавица, бросили тебя твои дружки?

– Эй, Смаркл, осторожней, – крикнул кто-то. – Неужто о мышеловках не слышал?

Смаркл резко остановился и нырнул за скальный выступ, а все лучники как один натянули тетиву, целясь в меня. Долгое время ничего не происходило. Наконец, прикрываясь видавшим виды щитом, в котором до сих пор можно было узнать оружие воинов из Долин, от группы лучников отделился какой-то человек.

– Эй, ты! Иди сюда, и чтоб без фокусов! Иначе живо пристрелим.

Наверное, мне стоило остаться на месте. Пусть бы их стрелы покончили с пустотой внутри, даровали мне чистую смерть… Но желание вернуть себе то, что у меня вероломно похитили, было сильнее усталости и страха. Поэтому я послушно прошла вперед и остановилась у скалы, за которой скрючился Смаркл.

– Она из этих долинских шлюх, капитан, говорю вам! – крикнул он.

Человек со щитом побежал, петляя, к ближайшему валуну и, укрывшись за ним, скомандовал:

– Иди сюда!

Я медленно подошла. Четыре лучника, Смаркл с капитаном – и еще бог знает сколько людей прячется в лощине. Они выслеживали нас, никаких сомнений. Херрел оказался прав: это отчаянные головорезы, которым нечего терять, потому-то они и забрались в такую даль от моря – их единственной надежды на возвращение к родным берегам. Это звери, может, даже еще более безжалостные, чем Всадники.

– Ты кто такая? – рявкнул капитан.

– Одна из невест, мы едем из Долин, – честно ответила я.