Взгляд его красных глаз блуждал по моему лицу, словно Халс силился прочесть мои мысли, но отчего-то мне казалось, что это ему не под силу.

– Очень мудро с вашей стороны, госпожа, не отвлекать его – Хирон уверен, что сейчас умения Херрела пригодятся как никогда. Когда грозит опасность – на счету каждый Всадник… – произнес Халс и, понизив голос, добавил: – Поначалу меня злило, что Херрел, этот криворукий убогий Херрел, умудрился заполучить женщину. Но теперь я вижу, что судьба распорядилась справедливо, одарив его невестой под стать ему самому.

– Благодарю вас, господин, – невозмутимо произнесла я. О, каких усилий мне это стоило! – Все мы зачастую склонны превратно судить о ближних. Если мой муж счастлив, то счастлива и я.

Я лгала, и Халс это знал, но ложь эта была для меня спасительной соломинкой, за которую я продолжала отчаянно цепляться.

Что мы, в сущности, знали о Всадниках? Мои спутницы, пребывавшие в сладком плену чар, были не в состоянии увидеть истину. А я… я была измучена страхами и подозрениями и уже сама себе не доверяла. Однако мне совершенно точно не нравился Халс, от тяжелого взгляда Хирона мне делалось неприятно, и я помнила, с какой ненавистью смотрели на меня вчера остальные.

А что же Херрел? Я подумала о нашей первой встрече, когда он провозгласил меня своей женой, набросив на плечи свой плащ; о ночи, когда я, подгоняемая чужой злой волей, проснулась и увидела его в обличье горной кошки. И о вчерашнем дне, когда в этом же обличье он бросился в битву и я чуть не оглохла от воя и криков.

Там, в Глотке ястреба, я думала, что готова принять этого незнакомца. Но так ли оно и было на самом деле? Как можно принять того, чья природа тебе неизвестна? И вот теперь на поверку оказалось, что я такая же трусиха, как и Мэрим, – разве что скрывать свое малодушие у меня получается лучше. Кто же ты, Херрел? Человек или зверь? Какое из твоих обличий истинно – не знаю. Вот почему я избегаю твоих объятий и радуюсь, что не стала тебе настоящей женой… Килдас, Солфинна и остальные – им подобные сомнения неведомы, и потому они счастливы делить ложе с мужьями. Вот только с кем они проводят каждую ночь – с человеком или зверем?..

Халс тем временем подъехал ко мне вплотную.

– Истинное зрение, госпожа, может принести немало разочарований, – сказал он едва слышно. – Тебе не место среди нас.

– Если и так, господин, говорить об этом слишком поздно. Как знать, быть может, вы еще измените свое мнение обо мне.

Он пожал плечами:

– Быть может. По крайней мере, ты ничего не рассказала своим сестрам, и это мы запомним. Я передам твои слова Херрелу.

Развернув коня, он поскакал прочь, а я горько пожалела, что вообще дала ему повод встретиться с Херрелом. Оставаться сейчас одной мне совсем не хотелось, поэтому я подстегнула кобылу и нагнала Килдас.

– Харл говорит, у Халса острый язык, – сказала она. – Однако в галантности ему не откажешь. Просто он обижен, что ему невесты не досталось.

– Может, потому, что его плащ был недостаточно красив?

Килдас засмеялась:

– Только не вздумай сказать это при Халсе! Он очень тщеславен и привык всегда и во всем быть первым. Надо признать, он весьма привлекателен…

Привлекателен? Да ведь это коварный медведь, кое-как натянувший на себя человеческую кожу и притворяющийся человеком!

– Одного лица мало.

– Это правда, ну, да Халс мне неинтересен. Он всегда улыбается и выглядит довольным, пусть так и будет. Не знаю, говорил ли тебе Херрел, но мой муж сказал, что у них с Халсом давняя война, и теперь все стало только хуже, ведь Херрел получил то, что причиталось Халсу…

– Неужто меня? – рассмеялась я, немало удивленная ее словами, которые в корне отличались от той правды, что была мне известна.

– Тебя или другую невесту. Он все похвалялся, что ему достанется самая красивая из нас, а вышло вот что. Теперь Всадники то и дело над ним подшучивают. Это так странно. – Она взглянула на меня. – Раньше я думала, что Всадники – полчище неотличимых друг от друга существ, которые одинаково мыслят и действуют… А оказалось, они такие же, как наши мужчины, – каждый живет своим разумом, у каждого свои пороки, страхи, мечты.

– Это ты от мужа узнала?

Она улыбнулась – не так, как Халс, а искренней, счастливой улыбкой.

– Я многое от него узнала…

И она умолкла, вновь погрузившись в мир грез.

За весь этот долгий день Херрел ни разу меня не навестил. Я не знала, что было тому причиной: его нежелание меня видеть или чужая воля. Наконец мы подъехали к узкой, длинной лощине, скрытой за высокой непроницаемой стеной деревьев и кустарников. Выстроившись в цепочку по одному, мы двинулись за проводником в обход по извилистой тропинке. Вскоре деревья расступились, и нашим глазам предстала открытая площадка, окруженная крутыми скалистыми склонами. На одном из них блестела полоса замершей воды, спускавшаяся к скованному льдом ручью. Площадка заканчивалась узким ущельем, наполовину заваленным камнями.

Шатры уже были раскинуты, костер разведен, а зеленые огоньки ламп приветливо подмигивали, разгоняя быстро сгущавшийся мрак.

Всадник, шлем которого украшал волк, подошел, чтобы помочь мне спешиться.

– А Херрел?

– Их отряд задержался в пути, госпожа, – последовал быстрый, явно заготовленный заранее ответ.

Но, говоря откровенно, если бы вместо волка на меня смотрела дикая кошка, едва ли мне стало бы от этого легче.

На подгибающихся от усталости ногах я дошла до костра и села в стороне от других, не в силах – да и не желая – участвовать в их веселье. Я думала о том, что теперь пути назад нет. Мое решение, принятое столь легко и безрассудно, сожгло мост между прошлым и настоящим и обрекло меня на будущее, при одной мысли о котором я вздрагивала от ужаса.

Наступила ночь. Помню, как нещадно клонило меня в сон, как я боролась, страшась того, что́ настигнет меня, стоит мне лишь закрыть глаза. И вдруг…

– Гиллан?

Я с трудом повернула голову: ко мне шел тот единственный, для кого я имела хоть какое-то значение. И я протянула к нему руки:

– Херрел!

– Как ты себя чувствуешь, Гиллан?

– Как человек, проведший целый день в седле.

Я осеклась, испугавшись собственной радости.

– Сегодня тебе больше не придется садиться в седло, Гиллан. А сейчас прошу – не противься. Так будет лучше.

Он крепко сжал мою руку, и его прикосновение создало иллюзию. Мы оказались на дивной поляне сладкой весенней ночью. В мягком травяном ковре под нашими ногами светились крошечные бледные соцветия, наполнявшие воздух нежным ароматом. Из ламп, висящих на шатрах, струился золотисто-зеленый свет. Вокруг низкого стола, заставленного блюдами и кубками, сидели Всадники с женами, остальных нигде не было видно.

Херрел увлек меня за собой к столу, и я не сопротивлялась. Отдаться во власть иллюзии было так же приятно, как после дня, проведенного под палящим солнцем, окунуться наконец в озеро с чистой прохладной водой.

Мы ели с ним с одного блюда, как велел обычай, и яства, которыми Херрел угощал меня, были самой прекрасной пищей, которую мне когда-либо доводилось пробовать. Передо мной стоял бокал, но вино в нем было не янтарным, а темно-красным, и пахло оно щедростью осени и налившимися соком плодами.

Херрел поднял кубок и произнес:

– За тебя, моя госпожа.

Выпил он или же только сделал вид?.. Он протянул кубок мне, но я едва обмакнула губы в вино и, наклонив голову в знак благодарности, отставила кубок в сторону.

– Так наше странствие закончилось? – спросила я.

– Да, но начинается кое-что новое, – ответил он, почему-то глядя не на меня, а перед собой. – Потому мы и празднуем.

Все, кроме нас двоих, уже были одурманены вином, и отовсюду до нас доносились тихий смех и нежное бормотание.

– Вы хотите взять Ворота штурмом?

– Это невозможно. Они либо откроются сами, либо нет. И если нет…