Но главное, газеты, якобы подчиняясь диктату рынка, стали нагнетать информацию, углубляющую все трещины и расколы, возникшие в обществе. Особенно это касается межнациональных отношений. Тут, как выражаются социологи, в СМИ господствует «язык вражды». В одном и том же номере науськивают подростков на «лиц кавказской национальности» — и представляют спровоцированных подростков «русскими фашистами».

Каковы тенденции в техносфере? Ведь она играет важнейшую роль в соединении людей и территорий. Большие технические системы — транспортные, энергетические, информационные, делают организм страны единым, как кровеносная система человека. В целом, мы видим деградацию систем, которые служили всем людям, и оживление той их части, которая обслуживает меньшинство.

Слабеет общественный транспорт — укрепляется парк личных автомобилей; в 4 раза сократились авиаперевозки пассажиров внутри России — но взмыли вверх перевозки в дальнее зарубежье; почта стала людям не по карману — но растет Интернет-сообщество. По российским рекам, которые соединяли десятки тысяч деревень и городков, поток пассажиров сократился в 5 раз. Не связывают теперь реки наши села и города. Сколько мы слышим о строительстве дорог — как будто и впрямь у нас строительный бум. Наконец-то! Но ведь в 1991 г. было построено 43 тыс. км дорог, а в 2005 г. 2 тысячи! И это число не растет.

Вещь банальная — пространственная связность страны. Наблюдается деградация не только общежития «большого народа» (СССР и России), но и крупных этнических общностей — таких народов, как, например, мордва или чуваши. Так, мордовское национальное движение раскололось на эрзянское и мокшанское. Поначалу, в середине 90-х годов, это приняли как «политическое недоразумение». Но радикальные националисты заявили, что мордвы как этноса не существует и надо создать эрзяно-мокшанскую республику из двух округов. При переписях многие стали записывать свою национальную принадлежность посредством субэтнических названий.

Чуть позже похожие процессы начались среди марийцев — при переписи 2002 г. 56 тыс. назвали себя «луговыми марийцами», а 19 тыс. — «горными». Горные были лояльны властям Республики Марий Эл, а остальные ушли в оппозицию. В том же году одно из движений призвало северных коми при переписи записаться не как «коми», а как «коми-ижемцы». Половина жителей Ижемского района последовала этому призыву.

Трещины пошли и по Российской Федерации в целом. Например, конституция Татарстана определила его как «суверенное государство, субъект международного права», а «Закон о недрах» объявил недра Татарстана исключительной собственностью республики. Проявились сепаратистские поползновения местных элит и в областях, населенных русскими. В октябре 1993 г. Свердловская область приняла конституцию Уральской республики, такое же намерение высказывалось в Вологодской области. Это были пробные шары — поддержки населения эти маневры не получили, и о них предпочли забыть.

Огромный регресс в государственном строительстве постсоветских народов означало установление этнократических режимов. Они сразу разорвали множество связей, скреплявших межэтническое общежитие, культурные и хозяйственные отношения между народами, саму систему информационных каналов, соединявших этносы в нацию. В качестве признака этнократии называют сверхпредставительство на ключевых позициях в управлении народов, давших название республике. Так, в Адыгее, где адыги составляют 20% населения, они занимают 70% руководящих постов. В Татарстане до перестройки только 2% предприятий возглавлялись татарами, а в конце 1990-х годов — 65%. Это, в общем, ведет к снижению уровня управления в экономике. Этнократия ведет к архаизации государственной системы, возрождает клановость властных полномочий, претензии на власть родоплеменных образований.

Проявлением этнократических тенденций служат и территориальные претензии к соседним народам. Для этого используются исторические (часто «удревненные») источники, обвинения в адрес советской власти, даже риторика социального и этнического расизма. С этнократических позиций иногда выступают политические деятели национальных территорий, богатых нефтью и газом, пытаясь под лозунгами защиты народов Севера получить какие-то преимущества в своих групповых интересах. Этническая окраска часто лишь маскирует эти интересы, но при этом усиливает их деструктивный характер.

Связность России ослабевает в результате «лингвистического национализма» — этнократических манипуляций с языком.31 В некоторых республиках делались попытки перевести письменность с кириллицы на латинский алфавит или придать языку титульного народа статус государственного. По данным переписи 1989 г., в Хакасии на русском языке свободно говорило 91% населения, а на хакасском 9%. Тем не менее, в 90-х годах была сделана попытка вести школьное обучение на хакасском языке. Попытка не увенчалась успехом, как и аналогичная попытка с коми-пермяцким языком. Все это может показаться мелкими проявлениями дискриминации, но эти мелочи подтачивают межнациональные связи.

Еще один механизм демонтажа народов (в том числе русского) — конструирование региональной этничности. Выше уже говорилось об этническом разделении «горных» и «луговых» марийцев, о попытках выделить из народа коми население одного района (коми-ижемцев). Усилия в этом направлении не прекращаются. Так, в октябре 2006 г. в Ростове-на-Дону, в Ростовском государственном (!) университете прошла международная конференция, посвященная проблеме «формирования южнороссийской идентичности». Она была организована Американским советом научных сообществ и Международной гуманитарной школой. Спонсорами выступали организации США. Докладчики с Украины и из Польши обсуждали способы расколоть единое русское сознание [24].

В данном случае объектом было население юга России, но «региональная идея» обсуждается и в других местах. В Российском статистическом ежегоднике 2007 г. в списке национального состава России появилось два новых народа, отщепившихся от русских — поморы и казаки. Произошло этническое самоопределение достаточно большой части двух региональных общностей, чтобы официально внести их в список народов и народностей.

Программы по изменению этнического самосознания региональных общностей обычно являются лишь прелюдией к действиям в плане того или иного сепаратизма. Так, в начале 2008 г. казаки Нижне-Кубанского казачьего округа грозили отказом от российского гражданства [25]. Они мотивировали это коррупцией в Ставропольском крае, однако для выбора столь необычной формы протеста надо было сначала разогреть «политизированную этничность».

В июне 2007 года лидер «Областнической Альтернативы Сибири» М. Кулехов опубликовал на весьма посещаемом московском интеренет-сайте обзор под заглавием: «Доживет ли Российская Федерация до 2014 года?» В разделе «Что такое «сибирская нация»?» автор пишет: «По данным социологических опросов, проведенных в Иркутске и Братске иркутским рейтинговым агентством «Кто есть кто», за автономию Сибири выступают около 60% опрошенных, за ее государственную независимость — около 25%. На вопрос «кем вы себя считаете — «россиянином», «русским» или «сибиряком» 80% ответили — «сибиряком», и лишь 12% — «русским». При этом от трети до половины иркутян имеет бурятские или тунгусские корни. Можно вспомнить, что когда-то Забайкальское казачье войско на 80% состояло из бурят, и его составе были еще «конные тунгусы», напоминает Кулехов. Лидер ОАС считает себя именно сибирским националистом» [26].

Это — типичная конструктивистская программа «переформатирования» этнического сознания людей. Сибиряков, которые уже более полутора веков осознают себя русскими, побуждают искать «бурятские или тунгусские корни» их предков. Рядом такие же конструктивисты призывают бурят признать себя вовсе не бурятами, а потомками гуннов. В 2004 г. в статье «Потомки гуннов — объединяйтесь!» сообщалось: «Гуннский международный фонд — общественно-культурная организация, действующая в Бурятии, выступила с инициативой создания Союза гуннских родов Забайкалья. Члены фонда… считают, что только в Бурятии насчитывается 24 рода, которые ведут свою историю с эпохи гуннского царства» (см. [27]). Все это — элементы большой культурно-психологической операции по хаотизации этнического сознания населения нынешней России и демонтажа всей системы совместного проживания людей на ее территории. Это — большая война нового типа, к которой российское общество и государство не готовы и не готовятся.