Кстати, проведенный в середине 80-х гг. анализ функционирования предприятий в четырех крупнейших странах Западной Европы показал, что соотношение показателей производительности труда в государственном и частном секторах было в пользу государственного: в ФРГ оно составило 1,34, во Франции — 1,30, в Италии — 1,21, в Великобритании — 1,91, в среднем по четырем странам — 1,44» [28].

Мы говорим здесь об установках части гуманитарной элиты в конкретный момент времени. На уровне отдельной личности (например, А.А. Давыдова), с течением времени установки, конечно, могут меняться.

А какого рода эти страдания, какова их интенсивность? Социолог их прекрасно знает, они регулярно изучаются Всемирной организацией труда, сводка печатается ежегодно. В США, например, рост безработицы на один процент ведет к увеличению числа убийств на 5,7%, самоубийств на 4,1%, заключенных на 4%, пациентов психиатрических больниц на 3,5% (эти данные он сам бесстрастно приводит в своей статье).

Оговорка «всеобщий» патернализм бессодержательна, поскольку речь идет о принципе, который по определению может быть только всеобщим («для всех членов семьи»), но «включается», когда человеку требуется отеческая забота государства.

Вне Запада так было и раньше — о торговле хлебом в империи Чингисхана можно прочитать у Марко Поло — уроки XIV века для нас и сегодня актуальны.

В эпоху «дикого капитализма» была попытка отказаться от патернализма и превратить голод в средство господства, но сравнительно быстро оказалось, что это невыгодно, борьба с бедными обходится дороже.

Американский философ Ф. Джордж писал в 1984 г.: «Один молодой ученый из Западной Европы, возвратившийся из поездки по США и СССР, описывает людей в Советском Союзе как более счастливых, мягких и сердечных, чем те, которых он встретил в США. По его мнению, это говорит об огромном давлении, оказываемом на жизнь людей в западном мире, особенно в США, по сравнению с относительной простотой существования большинства русских… Интересна проблема: западный мир допустил, сам этого не понимая, многое из того, что делает жизнь более неприятной, более жестокой, превращает в борьбу не на жизнь, а на смерть, когда возможности прибыли сокращаются, а предпринимателей (или назовите их как угодно) оказывается в избытке» [45].

Установка «помогать конкурентоспособным» доходит до гротеска. Замминистра образования и науки А. В. Хлунов дает интервью о проблемах науки. Вот что он считает самым важным: «Ее [российской науки] главная проблема — это сложившаяся еще со времен СССР система финансирования. У нас деньги получают институты. Но не секрет, что сегодня в них успешно работают две-три лаборатории. Так вот в идеале именно они должны получать львиную долю бюджетных денег… Хорошо бы расставить приоритеты среди институтов. Что и должна сделать предлагаемая нами система оценок, которая позволит выделить прорывные коллективы и обеспечить их хорошим финансированием за счет тех, кто не очень активен» [49]. Чиновник как будто не понимает, что НИИ — это система, а две-три успешный лаборатории — ее видимая для Министерства часть, которая без «незаметных» лабораторий вряд ли и выживет.

Впрочем, авторы доклада учитывают и пожелания самого Запада. Они приводят такой довод: «Нам приходится считаться с тем, что и США и объединенная Европы заинтересованы в том, чтобы Россия… не усиливалась настолько, чтобы восстановить зону своего традиционного влияния и дорасти до реальной конкурентоспособности с Западом».

Малые и средние города воспитали большинство тружеников русской науки. Другая похожая на науку служба, которая питается из малых городов, — воинская. Отсюда черпало свое пополнение русское офицерство во времена дворянства, а во многом и в советское время.