На том мы и расстались. На дорогу мне не дали ни полцента! А мои деньги, все двести шиллингов, отобрали в суде — в уплату штрафа. Оставалось идти в Илморог пешком. Если бы бог не послал мне вас, где бы я теперь была? Как бы ночь провела?

Да, явись ко мне нынче посланец небесный и потребуй, чтоб я воспела теперешнее "Харамбе", я бы ему сказала пару слов — он бы их надолго запомнил…

Вангари внезапно смолкла, будто унесясь мысленно назад в зал суда, в камеру полицейского участка, припомнив судью и прочих блюстителей закона.

Вариинга уже открыла сумку, чтобы достать пригласительную карточку: знает ли Вангари о готовящемся в Илмороге шабаше грабителей? Но что-то заставило ее захлопнуть сумку. Глядя на Вангари, она спросила слегка дрожащим голосом:

— Скажите… а действительно в Илмороге существует логово или пещера преступников?

— Что?! Как же вы можете утверждать после этого, будто родились в Нжеруке?! — вопросом на вопрос ответила Вангари.

— Да… это так… я действительно оттуда, — запинаясь, выговорила Вариинга.

— Теперь вы знаете всю правду, — заверила девушку Вангари и смолкла.

Остальные пассажиры тоже молчали, им как будто нечего было добавить к рассказу Вангари. Лишь некоторое время спустя подал голос Мутури:

— Страна наша беременна, а что она родит, один бог знает… Подумать только! Дети тружеников, наши дети, палимые солнцем, изнывают от жажды и голода, ходят голышом и только слюнки пускают при виде наливающихся соком плодов. Им нельзя их срывать, чтобы утолить голод! Что за судьба — видеть на огне горшок с похлебкой и не сметь зачерпнуть из него хоть ложку. Они не могут уснуть на пустой желудок, ночи напролет рассказывают друг другу истории одна страшнее другой, изо дня в день загадывают все ту же загадку: "Что бы ты отдал за один…"

— …спелый банан! — отозвалась Вангари, словно Мутури и впрямь ждал ответа.

— …за один глоток… — продолжал Мутури.

— …прохладной воды из чужого колодца! — подхватила опять Вангари.

— Вангари, твоя история лишний раз подтверждает: нашей родине давно пора разрешиться от бремени, — закончил свою мысль Мутури. — Недостает лишь повивальной бабки. Да вот только возникает вопрос: кто заронил в нее семя?

— Все это дьявольские проделки! — внезапно вступил в разговор Робин Мваура. Ему было немного не по себе — слишком гнусно повел он себя в Кинеени, когда Вангари заявила, что у нее нет денег. Но дело уладилось — те трое обещали за нее заплатить. И теперь Мваура только ждал случая, чтобы ввернуть словцо и увести разговор от Вангари и ее невзгод. Ни с того ни о сего он запел:

Вариинга почувствовала, как от всех событий минувшего дня ее охватывает жар. "Такое впечатление, будто это уже со мною было, — подумала она. — Впрочем, пустые разговоры, не стоит придавать им значения…"

Гатуирия смотрел на водителя, ожидая продолжения песни. Его разволновал рассказ Вангари, и он все спрашивал себя: "Неужто подобные вещи возможны в современной Кении?" Ему вспомнилось, что и впрямь существует закон о бродяжничестве, а значит, история Вангари вполне правдоподобна. Но чего он ждал от песни Мвауры, как могла она облегчить его бремя?

Человек в темных очках почти вжался в стенку, чтобы сделаться незаметным, точно опасался, что остальные пассажиры, как свора, накинутся на него.

Мваура оборвал песню так же внезапно, как и начал.

— В чем дело? — спросил его Мутури. — Потерял нить?

— Нет, — ответил Мваура, — просто решил швырнуть клубок тебе!

— Да, — сказал Мутури, — я эту песню знаю, бывало, и мы ее пели, только слова у нее другие:

Вангари подхватила песню. У них отлично выходило на два голоса — так смешивают душистые растения и получают ароматную мазь.

— Что до меня, — заговорил опять Мваура, — то в те времена я пел все песни подряд. Да и сегодня, если на то пошло, мне все равно, что петь. Земля круглая: куда покатится, туда и я с ней. Споткнется — и я споткнусь. Нагнется, выпрямится — я тоже. Заворчит — и я заворчу. Замолчит — и я ни гугу. Первый закон гиены гласит: "Не привередничай, лопай, что дают". Если я оказываюсь среди членов секты акурину, то выдаю себя за их сторонника, с крещеными крещусь, с мусульманами славлю ислам. А среди язычников и я язычник.

— Гикуйю[20] учил, что нельзя варить еду сразу в двух котелках, в одном из них каша подгорит, — напомнил Мутури. — Впрочем, ты, Мваура, кажется, способен варить сразу в двух тысячах горшков! Что же, поспеваешь следить за всеми или твоя еда вечно подгорает?

— Уста, что сами себя съели! — отшутился Мваура. Ему сделалось легко и весело: удалось-таки увести разговор от Вангари и ее дел. — Эту поговорку специально для нас, водителей матату, придумали. Всем известно, какие мы горлопаны и болтуны. Отчего? Оттого что рыбак не знает, где рыбку поймает, закидывает удочку наугад. Для нас, водителей матату, наши языки — все равно что рыболовные крючки…

— Для ловли денег, — ввернул Мутури.

— Именно, — с готовностью подтвердил Мваура. — Точнее, людишек с денежками. Деньги сами по себе, отдельно от людей, не ходят. Так что, если принимать все, что мы говорим, за чистую монету, пропадете среди бела дня. Взять, к примеру, эту вот женщину. Она, поди, поверила, будто я и в самом деле высажу ее в лесу, отдам диким зверям на растерзание. А я просто хотел ее немного попугать. Нашему брату часто приходится горячиться, даже, бывает, прикрикнешь, потому что пассажиры так и норовят нас надуть. У меня всегда наготове банка меду и кулек перца.

— Вернее сказать, в твоих руках чужая жизнь или смерть, — с сарказмом парировал Мутури.

— В самую точку угодил, — согласился Мваура, делая вид, что не замечает подковырки. — Иначе как нам уцелеть на этих дорогах?

— Пожалуй, ты не шутил, когда на остановке "Ньямакима" горланил, что за деньги отвезешь пассажира куда угодно: к богу или к черту. Но скажи, сам ты на чьей стороне?

— За бога я или за дьявола?

— Именно это я и хочу узнать.

— Да с обоими на короткой ноге. Сам же сказал: я из тех, кто сразу варит в двух горшках. Совершенно верно, только я не люблю, чтоб у меня каша пригорала. Вернемся, однако, к вопросу о боге и сатане. Ни того ни другого я никогда не видел. Но допустим, оба они существуют. У каждого — своя власть, свое могущество. Оба ищут себе сторонников на земле, тех, кто пойдет за них в огонь и воду. Разве не ясно, что и тот и другой способен осчастливить либо погубить каждого из нас, смертных? Политики на выборах соперничают из-за голосов, а мы, деловые люди, пытаемся столкнуть бога и сатану лбами, лишь бы не навлечь на себя их гнева. И молимся обоим сразу.

— Ты как путник, сбившийся с пути. Не слышал разве, что человек не может служить двум господам сразу? Даже избиратель в конце концов отдает голос кому-то одному.

— У бизнесмена хозяев много, и всем надо повиноваться. Один позовет — я тут как тут, другой — я к нему со всех ног.

Оба замолчали. Мваура вел машину осторожно, дорога петляла, и смотреть надо было в оба. Кроме того, туда-сюда шныряли бензовозы, тяжелые грузовики с древесным углем, картофелем, овощами.

Проехали поворот на миссию Киджабе, миновали церковь, построенную пленными итальянцами во время второй мировой войны.