Коммунисты, заверяет Маркс, за пролетариат в целом — то есть, они интернациональны.
«Коммунистов упрекают, будто они хотят отменить отечество, национальность. Рабочие не имеют отечества. У них нельзя отнять то, чего у них нет».
Первейшая задача коммунистов — завоевание власти пролетариатом. «В этом смысле коммунисты могут выразить свою теорию одним положением: уничтожение частной собственности».
Материалистическое понимание истории проясняет антихристианскую суть коммунизма.
«Обвинения против коммунизма, выдвигаемые с религиозных, философских и вообще идеологических точек зрения, не заслуживают подробного рассмотрения. Нужно ли особое глубокомыслие, чтобы понять, что вместе с условиями жизни людей, с их общественными отношениями, с их общественным бытием изменяются также и их представления, взгляды и понятия, — одним словом, их сознание?»
Отношение же Манифеста к государству не совсем понятно. С одной стороны, «современная государственная власть — это только комитет, управляющий общими делами всего класса буржуазии». Но всё равно трудящиеся не должны гнушаться ею пользоваться — это первый шаг революции.
«Мы видели уже выше, что первым шагом в рабочей революции является превращение пролетариата в господствующий класс, завоевание демократии. Пролетариат использует своё политическое господство для того, чтобы вырвать у буржуазии шаг за шагом весь капитал, централизовать все орудия производства в руках государства, т.е. пролетариата, организованного как господствующий класс, и возможно более быстро увеличить сумму производительных сил».
Первейшей политикой Манифест признаёт усиление действующего государства, но по мере завершения социалистической революции государство в нынешнем понимании должно погибнуть. У Энгельса при захвате пролетариатом власти настанет «конец классовым различиям, классовым противоречиям и государству как таковому». Значит, государственный социализм и диктатуру пролетариата хоть и можно вытянуть из планов Маркса и Энгельса, ставить им в вину апологию государства всё же нельзя.
Завершается Манифест призывом рабочих к борьбе под знамёнами коммунизма.
«Коммунисты считают презренным делом скрывать свои взгляды и намерения. Они открыто заявляют, что их цели могут быть достигнуты лишь путём насильственного ниспровержения всего существующего общественного строя. Пусть господствующие классы содрогаются перед коммунистической революцией. Пролетариям нечего в ней терять кроме своих цепей. Приобретут же они весь мир. Пролетарии всех стран, соединяйтесь!»
Во все великие европейские страны, кроме России, революция пришла вскоре после издания Манифеста коммунистической партии. Однако лишь во Франции она затрагивала экономическую систему общества и была международной. Во всех иных странах революцию вдохновляла национальная идея. Приходя в себя, сильные мира сего позднее разжигали межнациональную вражду, крепились и вооружёнными силами вконец заглушали краткий триумф революционеров. Мир не был готов к идеям Манифеста, однако авторы выхолили ростки социалистического движения во всех странах. Дали ему силу влиять на государства, вдохновили русскую революцию и, кто знает, не воплотятся ли последние строчки сочинения во вселенском единении трудящихся.
Пламенные тезисы Манифеста Маркс материализовал в увесистых построениях «Капитала». Существенно обогащена теория прибавочной стоимости, призванная объяснить конкретный механизм капиталистической эксплуатации. Сама по себе теория мудрёна и едва ли складна. Скорее тут поэма, в которой Маркс абстрактной лексикой воплощает свою ненависть к строю, перерабатывающему человеческие жизни в прибыль. Суть не в бесстрастном анализе, а в духе его. Критика теории прибавочной стоимости потребует привлечения сложных, чисто экономических абстракций, оторванных от оценки степени истинности социализма. Мой том такое не вместит. По мне, лучшие места «Капитала» там, где Маркс копается в экономических примерах: познания философа поистине энциклопедические. Через них он по капле вливает в учеников непримиримую и неугасающую ненависть, воспитывает их доблестными солдатами на полях классовой борьбы. Приводимые Марксом факты малоизвестны сытым людям, эти факты ужасают и заставляют содрогнуться от потворствующего им строя. Даже несколько Марксовых примеров объясняют озлобленность социалистов.
«Г-н Бротон, мировой судья графства, заявил как председатель митинга, состоявшегося в Ноттингемском городском доме 14 января 1860 года, что среди той части городского населения, которая занята в кружевном производстве, царят такие нищета и лишения, которых не знает остальной цивилизованный мир… В 2, 3, 4 часа утра 9–10-летних детей отрывают от их грязных постелей и принуждают за одно жалкое пропитание работать до 10, 11, 12 часов ночи, в результате чего конечности их отказываются служить, тело сохнет, черты лица приобретают тупое выражение, и всё существо цепенеет в немой неподвижности, один вид которой приводит в ужас».
«Перед лондонским большим жюри предстали три железнодорожных рабочих: кондуктор пассажирского поезда, машинист и сигнальщик. Большая железнодорожная катастрофа отправила сотни пассажиров на тот свет. Причиной несчастья послужила небрежность железнодорожных рабочих. Они единогласно заявляют перед лицом присяжных, что 10–12 лет тому назад их работа продолжалась всего 8 часов в сутки. В течение же последних 5–6 лет рабочее время довели до 14, 18 и 20 часов, а при особенно большом наплыве пассажиров, например в разгар сезона экскурсий, оно часто продолжается без перерыва 40–50 часов. Но они, железнодорожные рабочие, обыкновенные люди, а не циклопы. В известный момент рабочая сила их отказывается служить. Они впадают в состояние оцепенения, голова перестаёт соображать, глаза — видеть. Вполне „респектабельный британский присяжный“ отвечает на эти показания приговором о передаче дела, квалифицируемого как убийство, в более высокую инстанцию, и в дополнительном пункте мягко выражает благочестивое пожелание, чтобы господа железнодорожные магнаты капитала в будущем проявляли большую щедрость при покупке необходимого количества „рабочих сил“. И обнаруживали большее „воздержание“ или „самоотречение“, или „бережливость“ при высасывании купленной рабочей силы».
«В последние недели июня 1863 года все лондонские газеты поместили заметку под „сенсационным“ заголовком „Смерть исключительно от чрезмерного труда“. Речь шла о смерти 20-летней модистки Мэри Анн Уокли, работавшей в весьма респектабельной придворной пошивочной мастерской, которую эксплуатировала одна дама с симпатичным именем Элиз. Здесь вновь раскрылась старая, часто повторявшаяся история о том, что эти девушки работают в среднем по 16½ часов в сутки, а в сезон часто бывают заняты 30 часов без перерыва, причём изменяющая им „рабочая сила“ поддерживается время от времени определёнными дозами хереса, портвейна и кофе. Был как раз разгар сезона. Предстояло изготовить благородным леди роскошные наряды для бала в честь только что импортированной принцессы Уэльсской. Мэри Анн Уокли проработала без перерыва 26½ часов вместе с 60 другими девушками, по 30 человек в комнате, имевшей едва ⅓ необходимой кубатуры, причём спать им приходилось по две на одной постели в одной из тех вонючих конур, в которых спальня отгораживается посредством дощатых переборок. И это была одна из лучших модных мастерских Лондона. Мэри Анн Уокли заболела в пятницу, а умерла в воскресенье, не успев даже, к великому изумлению г-жи Элиз, закончить последнее бальное платье. Врач, г-н Киз, вызванный слишком поздно к её смертному одру, показал перед присяжными по осмотру трупов без обиняков:
„Мэри Анн Уокли умерла вследствие чрезмерно продолжительного труда в переполненной мастерской и вследствие того, что она спала в слишком тесном, плохо проветриваемом помещении“.
Чтобы дать врачу урок хорошего тона, присяжные в ответ на его показания заявили:
„Она умерла от удара, но есть основание опасаться, что её смерть могла быть ускорена чрезмерным трудом в переполненной мастерской и т.д.“
Наши „белые рабы“, воскликнул по этому случаю „Монин Ста“, орган господ фритредеров Кобдена и Брайта, „наши белые рабы зарабатываются до могилы и гибнут и умирают без всякого шума“».
«Эдуард Шестой: статут первого года царствования, 1547-го, предписывает, что всякий отказывающийся работать должен быть приговорён к рабству у лица, донёсшего о его тунеядстве. Хозяину держать раба на хлебе и воде, разреженном бульоне и мясе по своему усмотрению. Он вправе принуждать к какому угодно труду, даже гадкому, при помощи бичей и цепей. Двухнедельное отсутствие раба даёт основание для пожизненного рабства и ношения на лбу или сзади клейма с буквой „Эс“. За троекратный побег казнь, как за уголовное преступление. Раб годен к продаже хозяином, передаче хозяином по наследству, отпущению хозяином на рабство, наподобие всякого движимого имущества или скота. Покушение на хозяина карается смертью. Мировым судьям предписано преследовать злоумышленников. Трёхдневное тунеядство чревато высылкой на место рождения, нанесением калёным железом буквы „Ви“ на грудь, эксплуатацией в цепях, например, на улицах. При сообщении тунеядцем ложного места рождения — пожизненное рабство у людей или муниципалитета тех мест с ношением клейма „Эс“. У каждого человека право на детей тунеядцев, взятых как подмастерья, до 24-летия у мальчиков и 20-летия у девочек. В случае побега рабство до указанного возраста с оковами, бичеванием и пр. по усмотрению хозяев. Для простоты и спокойствия разрешается в таких случаях оковывать шею-конечности железным кольцом. Последняя часть статута позволяет некоторым беднякам работу на поящих, кормящих и дающих работу. Подобные приходские рабы сохранились в Англиии до девятнадцатого века под названием „раундсмэны“».
