Не думаю, что можно ответить без уточнения, о каком именно социализме речь: в некоторых своих формах социалистическое общество подействует даже более разрушительно, нежели капиталистическое; в других следует ожидать лучшей ситуации. Влияние социализма сказывается на трёх сторонах творчества: на обучении технике процесса, на свободе следовать творческому импульсу, на возможности пользоваться признанием публики, пусть и небольшим.
Мы можем удалить из обсуждения личностные и нематериальные предпосылки, под влиянием которых одни эпохи становятся великими, а другие — бездарными: не вследствие их неважности, а вследствие их малопонятности, мешающей строить на их основе какие-либо экономические и политические рекомендации. Три оговоренных условия творчества являются наиболее заметными, чтобы их учёт оказался полезным или вредным с точки зрения современного знания. Ими и ограничимся.
Творческая подготовка. Что в науку, что в искусство путь лежит через одно из двух обстоятельств. Надо либо родиться в богатой семье, способной содержать будущего гения на время получения им образования; либо в самом раннем возрасте проявить настолько много таланта, чтобы жить стипендией до поры, когда человек станет зарабатывать своё существование. В последнем варианте приходится всецело полагаться на удачу, что не пройдёт ни при какой форме социализма, упорядочивающего всякую прибыль, — апологеты капитализма подчёркивают это как серьёзную утрату и, думаю, справедливо. Но богачи из первого варианта не просто малочисленны, а и не всегда более одарённы по сравнению с менее везучими ровесниками. Если преимущества обеспеченных талантов расширить, хотя бы с грехом пополам, на всех, кто способен плодотворно работать в науке или искусстве, это дало бы верный результат и сократило бы бесполезную трату природных дарований. Другой вопрос, как это осуществить?
Соревновательная система начисления стипендий, хоть и лучшая, но всё же плохая. Она воспитывает соперничество в работе молодёжи; приучает узнавать лишь то, что поможет на экзамене, а не то, что важно или интересно душе; при этом вознаграждается способность к поверхностным ответам на ряд вопросов, а не способность к малозаметному длительному преодолению теоретических затруднений. Что, наверное, хуже всего этого, так именно перенапряжение в юности, приводящее к утрате учебного запала, интереса к предмету по мере взросления. Именно это притупляет остроту восприимчивости к науке.
При диктатуре пролетариата экзаменационную состязательность очень легко обострить, отчего ущерба будет на порядок больше. Госсоциалисты склонны умиляться бюрократическими идеалами: организованностью, аккуратностью, любовью к учёту и статистике, поощрением трудолюбия и повышенной экономностью. Такие люди начнут отстаивать, что бесплатное высшее образование слишком дорого обходится обществу, а толк даёт только при обучении исключительно способных. Значит, нельзя учить кого попало, надо учить лишь обещающих наибольшую пользу. Данная риторика взывает к практическому рассудку, и отвечать на неё очень сложно. Всё же бунт против последствий соревновательности составляет основу социалистического протеста, и хотя бы только это должно побудить к поиску лучшего решения.
Гораздо более простым и по-настоящему эффективным решением будет бесплатность образования для людей обоего пола до достижения 21-летнего возраста. До этого возраста большинство людей будут сыты учёбой по горло и предпочтут зарабатывать деньги — так сработает отбор тех, кто мотивирован потратить годы на удовлетворение своих интересов. Среди отобранных по наклонностям наверняка окажутся все, кто достаточно одарён. Несомненно, в их рядах затесаются студенты менее способные: не только тот, кто хорошо рисует, мечтает стать художником. Но и этот балласт общество вынесет без ущерба для себя, ведь их будет несоизмеримо меньше, чем сейчас, когда в заведениях держат богатых лентяев. Всякая политика, борящаяся с подобными тратами, должна привести к ещё большему убытку от выплёскивания ребёнка из ванны вместе с водой. Бесплатное образование до любой степени для всех желающих — это единственная система, которая совместима с принципами свободы и которая даёт обоснованную надежду на полнейшее использование дарований. Предложенная система равно осуществима при социализме и при анархии; теоретически она не противоречит и капитализму, но по духу слабо с ним совместима без коренного преобразования экономики. Это может использоваться и в социалистической пропаганде, ведь сколько талантов вырождается в низших классах.
Свобода творческого самовыражения. Если учёба пошла человеку впрок, его способности лучше всего проявляются при полной свободе следовать своим наклонностям; делать то, что кажется ему хорошим безотносительно к «авторитетному мнению». В наш век это достижимо либо личными средствами, либо заработками, не отнимающими всех сил человека. При социализме все личные средства будут экспроприированы, и если это не повредит культуре, то хотя бы увеличит шансы большему числу талантов. Те, кто использовал частную собственность на творчество, немногочисленны, но очень важны: это Мильтон, Шелли, Китс, Дарвин. Вряд ли бы они сделали настолько большой вклад в культуру, если бы им пришлось зарабатывать на жизнь. А Дарвина даже из преподавательского штата исключат за его скандальные теории.
Тем не менее огромное число творческой работы осуществлено по совместительству с нетворческим трудом. Научно-исследовательская работа совмещается, в основном, с преподаванием. Против этого глупо протестовать, ведь преподавание забирает не так уж много времени, да и наука органически совместима с научением. Те же преимущества для композитора, отправляющего функции исполнителя, хотя без исполнения ему придётся либо владеть капиталом, либо потворствовать обывательским вкусам. В области изобразительного искусства обычно непросто держаться на плаву с той же потребностью либо в совершенстве, либо в посторонней работе. Это одна, но не единственная причина, почему наука лучше процветает, чем искусство.
Социалистическая бюрократия найдёт простой выход из этих проблем. Из знаменитых авторов и учёных она сформирует орган, который будет оценивать творчество молодёжи и выдавать лицензнии на всё, что им понравится. От лицензированного творца потребуется исполнение долга перед обществом — обязательного выполнения плана шедевров и открытий в удовлетворительном для жюри качестве. Со временем творец сам станет членом жюри, которое успеет убедиться в правильности, стандартности и следовании традиции со стороны кандидата. Не заслужившим лицензии придётся зарабатывать чем-то другим. Эта политика лучше всего соответствует государственному социализму.
В таком мире не будет места ничему, что лояльно к другу красоты. Искусство возникает из дикой, анахистской части человеческой природы — автора и чиновника всегда разделяет взаимная вражда. Испокон веков кажущийся бесполезным творец выигрывает у бюрократа битву за сердца человечества, жизнь которого он освятил праздником. Если творческий хаос в душе творца подчинится порядку добродушного и безмозглого чиновника, то исчезнет радость жизни и самый порыв к существованию оборвётся. Наше настоящее с его ужасами стократно лучше мумифицированного светлого будущего. Рискованная анархистская авантюра неизмеримо прекраснее социалистической государственности, укладывающей в прокрустово ложе всё, что ценно спонтанным и вольным. В страшном сне художники и эстеты видят установление социалистического идеала, однако в сущности он искусства не отменяет, только подвергает опасности. Уильям Моррис был социалистом во многом потому, что был художником, и в этом оставался рациональным.
Невозможно процветать творчеству там, где творец должен доказывать свои способности авторитетному органу, чтобы ему разрешили следовать за вдохновением. Всякий большой художник почти уверен, что не пройдёт комиссию из общепризнанных экспертов. Творчество с оглядкой на вкусы старших само по себе враждебно вольному новаторству, не говоря уже о сложности так творить. А борьба за разрешение будет питать зависть, клевету и интриги, превратит культуру в банку с пауками. Единственное, что даст запланированное творчество, — это устранение плутов. Творить можно только на свободе.
