Я до сих пор еще ни слова не сказал об одной особенности крепости Дракона — с запада башню окружали пять садов. Два из них были обычными огородами, где росли травы, овощи и цветы. В саду возле арсенала даже была парочка яблонь, но яблоки созреют еще не скоро.

Сады разделялись высокими густыми живыми изгородями. Я обошел по кругу, вошел в ворота из витого железа во второй сад. Белые камни были разбросаны по земле и так гладко отполированы, что это место казалось покрытым снегом. Два дерева — одно у наружной стены, другое забилось в угол у стены башни — давали небольшую тень, но сад был весь залит солнцем. Плоские камни были выложены извилистой дорожкой, связывающей эти ворота со следующими и со входом в башню. Сухая река из камешков пересекала это белое пространство, над которым висела арка каменного мостика. Повсюду более крупные камни стояли как острова в белом океане.

Тут я и нашел Ли, он сидел скрестив ноги на перилах мостика. На нем было только просторное одеяние и какие-то шелковые штаны — ни обуви, ничего другого. И Теммера нигде не было видно. Мой друг просто сидел, уставясь на русло сухого ручья, как будто видел бурлящую воду, глаза его были обведены темными кругами.

Я попытался тихо закрыть ворота за собой и думал, что у меня получилось, но, обернувшись, увидел, что Ли смотрит на меня.

— Прости. Не хотел тебя беспокоить.

Он покачал головой:

— Ты и не побеспокоил. Я просто размышлял. Много думал. О разном. О том, как все получилось.

В его голосе была такая печаль, что у меня защемило сердце.

— И пришел к интересным выводам?

Ли осторожно улыбнулся:

— На меня в этом саду нисходит глубокое спокойствие. Не знаю, есть ли у тебя такое ощущение, но я тут чувствую себя в безопасности. А до сих пор у меня было довольно тягостное состояние. Чувствовал себя в безопасности только с Теммером в руках.

— Да, я тоже чувствую тут какой-то покой, — переступая с камня на камень, я медленно приближался к мостику. — По-моему, ты прав, что пришел без меча.

— Согласен, но это не так-то просто, — он вытянул вперед правую руку, держа открытую ладонь параллельно земле. Рука его чуть дрожала, как у старика. — Хоть он мне тут не нужен, но я чувствую в нем потребность. Я без него словно больной.

— Странная штука этот меч. Он совершает великие поступки, но цена… — Я дошел до мостика и прислонился к перилам, на которых он сидел. — Если бы ты знал это раньше, когда его нашел.

Ли слабо улыбнулся и снова устремил взгляд на устланное камешками русло.

— Но ведь я знал, Таррант, знал. Когда я его там нашел… ты бы видел, как в него вцепились руки скелета! И я понял, что до него дотрагиваться не следует. Скелет одной рукой его тащил к себе, а другой отталкивал. Я понял, что тут что-то не так, какое-то зло, но меня это не удержало. Я снова почувствовал себя ребенком, я смотрел на что-то чужое, что, я знал, брать не должен, — ну все равно как когда пирог остывает на подоконнике. И знал, что меня поймают, накажут, но пошел и схватил.

Я покачал головой:

— Но ты ведь не знал тогда историю, которую нам рассказал Резолют, про сделку меча с его владельцем. Цена не стоит выигрыша.

Ли негромко рассмеялся, раскачиваясь взад-вперед:

— Стоит, Тарант, стоит. Когда ты берешь в руки Теммера — молю всех богов, чтобы ты никогда этого не делал, — ты чувствуешь в себе такую мощь и осознаешь, что перед тобой ничто не устоит. Я уже в Атвале знал, что враги падут, а друзья выживут. Ты сам выбираешь между жизнью и смертью — и в тот момент, на то время Теммер стоил боли, которую я испытал в будущем.

— Постой, а что было в Призрачных Границах…

— Да, там женщина защищала ребенка. — Ли закрыл глаза и вытер рукой губы. — Хочу, чтобы ты знал, — я не собирался убивать ребенка. Я знал, что девочка для меня не угроза. Но… у матери был нож, я это увидел… Думать было некогда, я просто ударил, и потом вдруг — она мертва, а девочка вот-вот заплачет.

Он оглядывал меня секунду, посасывая нижнюю губу.

— Я должен тебя поблагодарить, ты меня остановил. Ты дважды рисковал, чтобы спасти меня, хотя мог вызвать гнев Теммера. Повезло мне с другом.

Я ухмыльнулся:

— Мы всегда были друзьями, Ли. Не вижу повода, чтобы волшебный меч лежал между нами. Я просто не хочу, чтобы тебе было больно.

— Мне? Больно? — Он пожал плечами: — Это входит в условия владения мечом…

— Но больно может быть по-разному.

— Ты о чем? — он сощурил свои синие глаза.

Я сложил руки на груди.

— На Призрачных Границах дело было вовсе не в женщине и ребенке. Я говорю о хогуне. Ты там стоял и ждал, пока он тебя сомнет.

Голос Ли превратился в шепот:

— Ты считаешь, что я ждал смерти?

— Не знаю, о чем ты тогда думал, Ли, я только хочу, чтобы ты опомнился. — Я положил руку ему на плечо. — Хочу, чтобы ты понял: есть и другие способы преодолеть Теммера, не только смерть.

— Ну да, просто не вытаскивать его из ножен. — Левой рукой он указал на восток. — Конечно, это значит дать им победить. Это будет стоить жизни тебе, Нею, моему отцу, зато я буду победителем. Я останусь в живых и буду наслаждаться своей победой до конца моих дней.

— Ладно, ты прав, это решение не годится, но ведь есть другие. Мы все хорошенько обдумаем и найдем выход.

— Найдем ли, Таррант? — Ли смотрел сквозь меня. — Пока я тут сидел, мне в голову пришел стишок. Хочешь послушать?

— Давай. — Я улыбнулся и снял руку с его плеча. Если Ли настолько пришел в себя, что может сочинять стихи, значит, не все потеряно. — Ну, что там вышло?

— Это только часть стихотворения. Слушай:

Слабое сердце замирает

В час, когда приходят беды.

Храброе сердце воспаряет,

Суждены ему победы.

Ну а если сердце лживо,

Не найти ему спасенья:

Нет радости лжецу в день мира

И в страхе нету исцеления.

Он улыбнулся мне:

— Ну, как тебе?

— Серьезнее, чем все, что ты написал до сих пор, Ли. — Я вздохнул и попытался разглядеть за этим лицом с ввалившимися глазами того друга, с которым рос вместе. — Мы обязательно найдем выход.

— Конечно, Хокинс, найдем, — Ли медленно кивнул. — На это я и рассчитываю.

Он снова стал смотреть на сухой ручей, и я оставил его там. Мне вспомнилось замечание Резолюта о том, что Ли — ходячий мертвец. Но разве можно искать смерти, пусть далее он и попал в ловушку. Будь у него выбор, и он бы выбросил меч, но тогда Кайтрин бы выжила. Ловушка заключалась в том, что надо спасать или себя, или весь мир, и Ли упал духом.

Я перешел в следующий сад, где над прудами стоял пар и в горячей влажной атмосфере цвели самые разные растения. Оттуда — в низинный участок, залитый водой. Торчащие из воды скалы казались островками, их соединяли деревянные мостики и переходы. В чистой прозрачной воде прудов было видно, как лениво плавают рыбы. Я не узнал ни одной из них, но я ведь был знаком только с рыбами наших озер и рек, гибкими и быстрыми. У этих же рыб были многоцветные плавники, и они двигались медленно, покрытые ярко блестевшей золотой чешуей.

Наблюдая за ними, я вновь обрел спокойствие духа, и мне показалось дурным знаком, что Ли проводит время в голом саду вместо этого, полного жизни. Ли, каким он был прежде, сидел бы тут, на переходах, болтая в воде пальцами ног, как жирными червячками. Он придумал бы имя для каждой рыбки, сочинил бы, длинные истории про них. Он бы дразнил их — и ту, которая успела бы схватить его за палец, наградил бы прозвищем и стихотворением.

— О чем задумался, Хокинс?

Я обернулся на голос и заставил себя улыбнуться:

— Сит! Я не слышал, как ты подошла.

Она подмигнула мне золотым глазом:

— С нами, воркэльфами, надо держать ухо востро. Мы научились подкрадываться.

— Вот поэтому, говорят, Кайтрин и не спит ночами.

— Да что ты! Вот хорошо! — Она усмехнулась мне, и в моей душе растаял холод от встречи с Ли. Ее золотые глаза бурлили жизнью, и своей улыбкой она разделяла это чувство со мной. Может, Ли и был рад, что я его друг, но насколько больше радовался я, что у меня есть она.