Ее волосы огненной массой рассыпаются по ее спине, и то, что она нанесла на свои губы, делает их такими соблазнительно блестящими. Такими же блестящими, как ее киска, когда она была возбуждена и покрыта влагой для меня во время нашего наглядного урока после обеда.

Оказывается, мне нравится мой новый запас слов. Член, киска и трахаться. Три моих новых любимых слова на английском.

Я хочу войти членом в ее киску и жестко ее оттрахать.

Да, я хорошо преуспел в изучении американского сленга.

— Ты очень красивая, — сказал я ей, и она посмотрела на меня в удивлении. Я никогда не говорил таких слов другим женщинам за всю мою жизнь. У меня никогда не было желания сказать эти слова, до этого момента.

— Спасибо тебе, — тихо говорит она, когда берет свою маленькую сумочку и ищет в ней ключи. — Ты готов к сегодняшнему вечеру?

— Да, я готов, — говорю я ей, следуя за ней до дверей ее машины.

Мойра привела меня в маленький итальянский ресторанчик недалеко от ее дома. Она спросила меня, помню ли и пробовал ли спагетти, когда я был ребенком, и внезапно обрывки моего прошлого всплывают в моей памяти. Я вспомнил, как с удовольствием ел спагетти с томатно-чесночным соусом.

После того, как мы сделали заказ официанту из меню, Мойра была непривычно молчаливой на протяжении всего времени, и я догадываюсь, что она сожалеет о том, что позволила мне сделать с ней. Я не хочу терять связь, что мы успели установить за время нашего общения и недавних событий, потому что у меня в планах сделать с ней намного больше, поэтому я пытаюсь наладить потерянную нить нашего общения, дав ей возможность учить меня правилам современной культуры.

— Я толком ничего не помню о родителях и их миссионерской деятельности, но я точно помню, что мама была со мной дома все время, пока отец был на работе. Я думаю, она не работала нигде, она посвящала все свое время мне.

Мойра сделала глоток воды и кивнула.

— Рэнделл рассказывал мне, что твоя мама была домохозяйкой. Ее работой было ухаживать за тобой.

— Как и карайканские женщины, — сказал я, задумчиво посмотрев на нее. — Их работа — это заботиться о детях, доме и своих мужчинах.

— Да, но в этом и разница. Здесь, в Америке, твоя мама легко бы могла пойти работать, если бы она этого захотела. У нее была возможность делать то, что она хотела больше всего в своей жизни.

— Ты отличный пример современной независимой женщины, — говорю я ей задумчиво. — Ты занимаешь престижное место в обществе, и ты учишь других. Ты получаешь деньги за свою работу, что позволяет тебе покупать еду и обеспечивать себя. Это было бы похоже на то, как если бы карайканские женщины ходили на охоту с мужчинами и были с ними наравне, мне все еще трудно это понять.

Наконец, Мойра достаточно легко включается в наш разговор и говорит с легкой улыбкой.

— Я могу потратить недели, рассказывая тебе о борьбе женщин за свои права и независимость. У нас до сих пор их нет... мы обладаем ими только частично. Борьба все еще продолжается.

Я задумчиво киваю и продолжаю размышлять:

— Может в том, как живет мое племя, есть определенный смысл. Там все проще, тебе так не кажется? У каждого в племени есть определенная роль и отведенное ему место, никто не стремится получать больше того, что он имеет. Нет ожидания, что что-то пойдет не так, нет страха, что тебя могут предать или навредить. Все люди работают как единый организм — слаженно, на благо племени.

— Это отличный способ, чтобы выживать и жить, — соглашается Мойра с улыбкой. — А теперь скажи мне, пожалуйста, после того как ты тут находишься уже на протяжении двух недель, по кому больше всего ты скучаешь из своего племени?

Закрывая глаза, я переношусь в своих мечтах в Амазонку.

— Я скучаю по многому. По ярким насыщенным краскам, по цветам, которые цветут там круглый год, радости от процесса охоты и удовлетворения от того, что смог добыть еду, по насыщенному влажному воздуху, который успокаивал и дарил ощущение свежести моим легким, — я умолкаю и делаю паузу, улыбаясь ей греховной улыбкой. — Я скучаю по телу Тукабы и ее готовности подчиняться и давать мне то, что я хочу в любой момент.

Ее улыбка исчезает с лица, и уголки губ опускаются в печальном выражении, но для меня нет смысла врать. У меня не было секса на протяжении двух недель, и я, конечно, скучаю по желанию Тукабы находиться в моем полном подчинении, когда я этого хочу. Я продолжил после короткой паузы:

— Но больше всего я скучаю по Парайле. Я бы отдал все, о чем я скучаю, взамен на то, чтобы быть рядом с ним и вернуться домой. Он для меня все… мой отец… он был моим защитником на протяжении долгого времени, потому что в самом начале племя меня не принимало. Он спасал мою жизнь не один раз, он сделал меня тем, кто я есть на данный момент — мужчиной. Да, я скучаю больше всего по Парайле.

Глаза Мойра наполнились грустью, и с чувством стыда она смотрит на меня.

— Прости меня, что я увезла тебя из твоего дома, Зак. Я понимаю, насколько тебе тяжело.

Я пристально смотрю на нее в течение нескольких минут, улавливая и пытаясь почувствовать, насколько искренне звучит ее голос. Я чувствую раскаяние и сожаление за то, что заставил ее пройти, через все мое сопротивление и отрицание нового, и это вызывает во мне гнев за ее участие во всех последних событиях в моей жизни. Конечно, часть моего гнева и злости на нее рассеялось, когда я ласкал ее киску сегодня. Это помогает немного успокоиться и даже простить ее.

Принесли наши блюда, и спагетти оказались такими же вкусными, как я их и запомнил, и я был благодарен себе, что я в свое время сдался ее напору и начал пользоваться столовыми приборами. Это смотрелось бы ужасно, если бы я пытался есть и вытягивать спагетти пальцами. Мойра дает мне попробовать немного лазаньи, и у меня вырывается стон удовольствия, когда я откусываю кусочек. Я точно закажу это блюдо, когда мы придем в итальянский ресторан в следующий раз.

Мы поддерживали непринужденный разговор в течение всего ужина, она рассказывала мне больше о своих друзьях, с которыми мы сегодня должны встретиться. Лекси работает медсестрой в городской больнице, а Келли так же, как и она — профессор в северо-восточном университете, только она преподает английскую литературу. Она убедила меня, что они обе очень милые и очень хотят познакомиться со мной, необязательно было это говорить, чтобы снять некое беспокойство и волнение. Я очень хочу пойти сегодня в то место, про которое она рассказывает мне, «ночной клуб». Она говорит, что люди приходят туда, чтобы веселиться и танцевать, выпивать, но она уточняет, что мы не будем пить. Я никогда в жизни не пробовал алкоголь, и она говорит, что не хочет, чтобы я пробовал это при данных обстоятельствах, потому что это может ослабить мое состояние контроля.

На самом деле я даже и не представляю, что такое алкоголь и для чего он нужен. Но если это что-то подобное тому галлюциногенному растению, которое использует шаман нашего племени, вдыхая его носом, и потом видит огромных комаров размером с наш длинный дом, тогда мне это было абсолютно безразлично. Мне совершенно не нравилась мысль о потере контроля.

После ужина мы с Мойрой едем в ночной клуб, и кажется, что неловкость, которая была за ужином, растаяла, после искреннего извинения прошло не так много времени, и сейчас я чувствую некую эмоциональную и душевную связь с ней. И может даже я смогу насладиться ее компанией, что, черт возьми, никак не входило в мои планы.

Я точно знаю, что мне очень нравится смотреть на нее, и мне понравилось трахать ее своим языком, нежно лаская влажные складочки. И я уверен в том, что мой член будет наслаждаться каждым дюймом ее сладкой киски, но мне кажется здесь уже что-то большее, и я начинаю получать удовольствие от тех вещей, о которых мы говорим.

Когда мы приезжаем в клуб, я ослеплен и оглушен шумом и светом, который повсюду отдается гулким ритмичным шумом у меня в груди. Когда мы входим внутрь, мы идем через темное помещение, затем появляются вспышки света, которые пересекаются в центре клуба на танцплощадке и периодически ослепляют глаза, я не мог ничего видеть вокруг себя. Я сразу задумываюсь, было ли это правильным, прийти сюда.