— Вы неплохо ведете следствие, мистер Уолтерс, — одобрительно заметил я. — Что еще можете сообщить?

— Вирджиния мертва… — гневно сказал он. — Черт возьми, она мне очень нравилась… И я не хотел бы, чтобы ее убийца вышел сухим из воды!

— Я вам сочувствую, — холодно произнес я. — Мистер Пэйс говорил, будто его падчерица путалась с кем попало. Точнее, если повторить его слова — она постоянно блудила.

— Ну, что до этого, то, полагаю, в ее жизни было немало мужчин, — с явной неохотой признал Уолтерс. — Но я предпочитал бы не обсуждать эту сторону ее жизни. Мы с Вирджинией были просто хорошими друзьями, и все.

— Скажите, не знаете ли вы кого-то, кто лучше вашего был осведомлен об этой стороне ее жизни?

Он немного подумал.

— Наверное, вам стоит поговорить с Мари Галлант. Может, она что-то знает. Это ее лучшая подруга… она была лучшей подругой Вирджинии.

— Вы знаете, где она живет?

— Нет, но она работает в модном ателье «Рэдин Фэшен», и вы можете застать ее там в любое время.

— Спасибо, — поблагодарил я. — Однако, мистер Уолтерс, вы мне так и не сказали, может ли кто-нибудь подтвердить, когда вы вернулись домой минувшей ночью?

— Никто, — честно признался он. — Я холостяк и живу один. — Торговец мехом слегка улыбнулся мне. — По крайней мере, большую часть времени! И что теперь, лейтенант? Меня арестуют?

— Нет. — Я улыбнулся в ответ. — Пока нет.

По лицу Реймонда было видно, что мой ответ не слишком утешил его, а я и не собирался этого делать.

Если парень, последним видевший жертву живой, не имеет алиби, это означает одно из двух — либо он говорит правду, либо он чертовски хитер. Так, насколько я помню, гласит второе правило полицейского, расследующего убийство.

— А вы не слишком-то симпатизируете мистеру Пэйсу, — констатировал я, меняя тему.

— Вы же видели его, лейтенант. — Рот Уолтерса скривился в неприятной усмешке. — Неужели у вас могли возникнуть хоть какие-то теплые чувства по отношению к нему, даже несмотря на его старость?

— Вряд ли, — признался я. — Но ведь это не мой «спящий» партнер по бизнесу, а ваш. Насколько велик процент от дела, в котором он «спит», мистер Уолтерс?

— Пятьдесят один, — раздраженно ответил он. — Но зачем вам это знать, лейтенант?

— Пятьдесят один? — с уважением повторил я. — Интересно, а вы, случайно, не навещаете его каждый день, чтобы воочию убедиться, получает ли он свою постоянную дозу секонала?

Уолтерс сверкнул глазами, и на мгновение мне показалось, что сейчас он набросится на меня. Однако, слегка поостыв, он вместе с окурком сигареты потушил в пепельнице вспыхнувший было гнев.

— Что вас еще интересует, лейтенант? — спросил он низким, хриплым голосом.

— Думаю, на сегодня достаточно. — Я поднялся с кресла. — Спасибо, что уделили мне время, мистер Уолтерс. Надеюсь, мы с вами еще не раз встретимся.

— Знаете что? — натянуто произнес он вдруг. — Я всегда считал старикашку самым пронырливым ублюдком в этом проклятом мире, но куда ему до вас!

— Иногда хороший нюх — сущий клад в нашем деле, — невозмутимо ответил я. — Занятие меховым бизнесом сделало из вас толкача, а мое — на полицейском поприще — превратило меня в нюхача. И если уж говорить начистоту, мистер Уолтерс, здесь что-то здорово пованивает. Мне кажется, тут дело в вашем алиби или, точнее, в его отсутствии. Для человека без алиби вы уж слишком осторожны насчет того, что вовсе не относится к делу. — Я широко улыбнулся. — Надеюсь, вы меня поняли?

Покинув офис меховщика, по дороге в «Рэдин Фэшен», я заскочил перекусить и облегчил свое и без того мизерное жалованье, потратившись на гамбургер и кофе. Таким образом, немногим позже двух я припарковал свой «остин-хили» у здания, которое в те годы, когда с Кестером произошли самые крупные неприятности^[7], знавало куда более лучшие времена.

Потертая табличка извещала, что ателье мод расположено на втором этаже. Я осторожно стал подниматься по скрипящим ступеням, надеясь, что, пока доберусь до верха, крыша не успеет рухнуть мне на голову. Наконец я увидел нужную дверь с потускневшей трафаретной надписью на матовой стеклянной панели и постучал. Откуда-то изнутри раздался мужской голос, прокричавший, чтобы тот, кого бы там черт ни принес, заходил.

Открыв дверь, я шагнул внутрь и чуть не растянулся носом вниз, споткнувшись о переполненную мусорную корзину. Но мне как-то удалось удержаться на ногах — и очень вовремя, не то мои глаза выскочили бы из орбит прямо в эту самую корзину.

Передо мной предстал рослый, моложавый тип с гривой преждевременно поседевших, давно нуждавшихся в стрижке волос. Одной рукой он орудовал ножницами, а другой — куском мела. Однако меня так сильно взволновал не его облик, а вид модели, стоявшей на столе в центре комнаты. Потрясенный ее красотой, я вытаращился просто до неприличия.

Это была высокая, очень стройная и элегантная рыжеволосая девица. С одной стороны волосы ее были гладко зачесаны, зато на другой царил живописный беспорядок из буйных золотисто-каштановых прядей, прикрывавших правый глаз и роскошным каскадом спадавших к восхитительной ложбинке у ключицы. У нее были широко расставленные голубые глаза с зеленоватым отливом, прямой классический нос и высокие, словно высеченные из мрамора скулы, между которыми выделялся яркий, дразнящий рот. Презрительный, чувственный изгиб припухшей нижней губы свидетельствовал о непостоянстве ее хозяйки, как бы бросая вызов всем пылким представителям мужского пола. Огромные коралловые серьги в виде колец тихонько дрогнули, когда она, повернув голову, с интересом посмотрела на меня своими томными лазурными глазами.

Ее тело было задрапировано куском разрисованного орхидеями шелка, оставлявшего обнаженным одно плечо и ниспадавшего почти до колен. Туго обтягивая тонкую талию, ткань плавно переливалась на бедра, четко обрисовывая их восхитительный изгиб.

— Еще булавку, — потребовал давно не стриженный тип, проводя мелом поперек высокой груди.

Рыжеволосая осторожно извлекла одну булавку из нескольких, торчащих в углу ее рта, и подала ему. Он приколол кусок цветного шелка прямо под мышкой девушки и отступил на шаг, оценивая результат.

— Просто омерзительно, — пробурчал он. — Ну да черт с ним! — Он раздраженно схватил обеими руками край материала и с силой дернул вниз.

Послышался легкий треск, булавки не выдержали рывка, и весь кусок ткани мягким, бесформенным облаком опустился к ногам рыжеволосой. Тут мои глаза второй раз чуть не вылезли из орбит. Теперь девица стояла в одном белом бюстгальтере без бретелек, с трудом сдерживавшем выпиравшую грудь, на которую, очевидно, не действовал закон земного притяжения. Шелковые белые трусики так нежно льнули к бедрам, словно это были мои собственные руки, и моим глазам не оставалось ничего другого, как опять, уже в третий раз, полезть из орбит.

— Я покончу с собой, — угрюмо произнес преждевременно поседевший тип. — Если мой гений, мой талант навсегда покинули меня, то что мне остается делать, кроме как броситься в реку? Или вылакать пинту цианистого калия со льдом? А может, лучше невзначай вскрыть себе вены в теплой ванне? Я даже вижу заголовок: «Модельер Клайд Рэдин умер так же, как жил — элегантно, благоухая одеколоном!»

— Клайд, милый, — промурлыкала рыжеволосая мягким, грудным голосом. — Не хочу тебя отвлекать, но у нас гость. Да еще с такими ошалевшими глазами, словно он с трудом сдерживается от изнасилования.

— Если он пытается что-нибудь продать, то у нас в настоящее время нет наличности, — пробурчал Клайд, даже не потрудившись повернуть голову в мою сторону. — Скажи то же самое в случае, если он пришел получить долг.

Красотка легко спрыгнула со стола, при этом ее бюстгальтер без бретелек чуть не свалился совсем. Я почувствовал острое сожаление, что этого не случилось, и одновременно прилив глухой ненависти к нынешним производителям дамского белья. Черт побери, они что, нарочно издеваются над такими горячими парнями, как я?