– Так точно. Первая и вторая… – Хельсингас перебросил бронзовый выключатель, – готовы к пассивному запуску в момент плюс пять.

– Хорошо.

– Время до возможного столкновения с минами – две минуты, господин капитан.

– Спасибо, штурман, часы я и сам вижу. – Мирский скрипнул зубами. – Рулевая рубка, доложите обстановку.

– Программа задействована. Главный двигатель готов к запуску через пятьдесят секунд.

– Радар, обстановку.

– Должны встретиться примерно через две минуты, капитан. Излучения нет… что это?

Радар-2 доложил:

– Контакт! Лидар зарегистрировал сигнал. Ждем…

Завыла сирена тревоги.

– Кто-то нас прощупывает, капитан, – доложил Марек.

Все, кроме операторов радаров, уставились на Мирского. Он поймал взгляд Хельсингаса и кивнул.

– Трек Бета.

– Есть! Батарея-два, трек Бета.

Почти неощутимый глухой удар сотряс корпус корабля, когда главная продольная катушка запуска выплюнула двадцать тонн металла сложной машинерии и топлива из носа корабля. Второй удар сообщил о запуске второй торпеды. Двигаясь по инерции, холодные, если не считать навигационного оборудования, они останутся позади, когда «Полководец» начнет ускорение.

– Минус тридцать секунд, – доложил навигатор.

– Разрешите доложить о контакте, капитан! – сказал Марек.

– Говорите, штурман.

– Нам удалось посмотреть на импульсный след контакта, и вид у него… странный. Шумный, я бы сказал. Они очень хорошо скрыли сигналы своего распознавания.

– Десять секунд.

– Всем постам: переключиться на план два, – объявил Мирский. – Штурман, передайте информацию по контакту на «Камчатку» и «Екатерину». Требуйте от них, чего сочтете нужным.

Он взял трубку, чтобы известить капитанов своей эскадры о грядущем изменении планов.

– Есть, капитан! Запуск по плану два через пять… две… одна… пошел!

В рубке ничего с виду не изменилось – не было тряски, грохота, внезапного отяжеления конечностей от ускорения, но в глубине корабля черная дыра дернулась внезапной мукой: «Полководец» подался вперед на полном боевом ускорении – четыреста метров на секунду в квадрате, больше сорока «же».

Завыла другая сирена. Навигатор объявил:

– Запущено полное сканирование.

Двести гигаватт лазерного света брызнули во все стороны, света настолько безжалостного, что сталь размягчалась на расстоянии в километры. Теплообменники в глубинах корабля зарделись красным, превращая воду в пересыщенный пар и выбрасывая его за корму. В такой непосредственной близости к бою вывести из строя уязвимые теплообменники означало бы самоубийство.

Батарея доложила:

– Выполняется запуск трека Бета.

На этот раз настоящий удар и скрежет сотряс весь корабль: две ракеты, приготовленные Хельсингасом заранее, еще на треке Альфа, устремились вперед. Десятая часть всей лазерной мощности оказалась наведенной на их хвостовые части, передавая энергию реактивной массе.

Это был момент максимальной опасности, и Мирский изо всех сил старался сохранить уверенный вид – ради своей команды. Как говорил узкому кругу офицеров на совещании контр-адмирал: «Если у них хватит ума, они пошлют достаточно снарядов, чтобы заставить нас себя выдать, а потом всеми силами, что есть у них на орбите, обрушат на нас метель мин. Они знают, куда мы направляемся, а это уже половина проблемы. Когда мы начнем излучать, они получат окончательное решение – и тогда вопрос только в том, сколько они смогут на нас обрушить и сколько мы сможем выдержать.

Атака на фиксированный пункт – в данном случае, на сооружения на низкой орбите вокруг планеты – традиционно считается самой трудной задачей космической войны. Обороняющиеся могут сосредоточить силы вокруг этого пункта и быстро расстрелять ракетами и лазерными экранами все, что приближается, а если атакующая сторона захочет узнать, что же происходит, она вынуждена вывесить высокоэнергетический маяк, по которому легко прицелиться.

Через секунду Мирский испустил тихий вздох облечения.

– Все тихо, господин капитан. Мы уже в их расположении, но вроде бы минных полей нет.

Дрейфующие мины не следуют курсом торможения объектов противника, иначе они бы взрывали собственные корабли, которые их ставили на предельной скорости.

– Хорошо, – сказал про себя Мирский.

Глаза его сосредоточились на двух красных токах посреди главного экрана. Они все еще тормозили, неприятно быстро, как будто они были запрограммированы на подход при нулевой относительной скорости. Две ракеты «Полководца» ползли к ним – на самом деле, летели с ускорением в тысячу «же», и уже быстрее 1000 км/сек. Вскоре они отключат двигатели и понесутся по инерции, оставив себе лишь запас реактивной массы для конечного маневра, за десять секунд до противника. Впереди «Полководца» поблескивали пурпурные кресты летящих по инерции торпед.

Через минуту доложила Батарея-2:

– Я потерял ракету номер один, капитан. Сигнал до нее доходит, но она не отвечает.

– Странно.

Мирский нахмурил брови, посмотрел на часы, отсчитывающие время до страшного суда. Линкор к своему месту назначения еле полз, сорок километров в секунду. Противник стремился к нему быстрее двухсот километров в секунду, тормозя, но факелы двигателей уменьшались. Если так будет дальше, сближение без ускорения на двухстах пятидесяти километрах в секунду, то траектории пересекутся где-то через пятьсот секунд, а в пределах полета ракеты корабль окажется за двести секунд до этого. Такая далекая баллистическая стрельба не предназначалась для нанесения реального ущерба, но если подойти близко, противник вынужден будет ответить. Но ракета номер один была еще более чем за пятьдесят тысяч километров от цели…

– Разрешите доложить, господин капитан, ракета номер два также не отвечает.

– Непонятно, – пробормотал Хельсингас.

Он посмотрел на график: рой из шести ракет, запущенных «Камчаткой», приближался к своей цели. Стрельба по площадям, вряд ли могущая нанести серьезный ущерб, но…

Оборона корабля доложила:

– Капитан, проблемы на палубе номер один. Похоже, при столкновении с осколками потеряли точки рассеяния лидарной сетки, но внутренний прочный корпус не пробит.

– Похоже, что у них здорово сыпется перхоть, – прокомментировал Мирский. – Но оборона корабля работает. Торпеды?

– Еще нет, капитан, – ответил Хельсингас. – Они набрали дельта-вэ только пятьсот километров в секунду. На позиции взрыва будут лишь через… восемьдесят секунд.

Дрейфуя в сторону противника со скоростью почти 100 км/сек, быстрее запустившего их корабля, торпеды все-таки были относительно медленными. В отличие от ракет, они обладали собственным источником энергии, радаром и компьютером управления боем, что делало их весьма ценными в столкновении – но ускорялись они медленнее, и общий баланс ускорения у них тоже был меньше.

Радар-2 доложил:

– Я что-то обнаружил, капитан. Примерно через сто миллисекунд после сброса ракеты номер два третий детектор уловил нейтринный импульс. Не удалось определить, пришел он от цели или от ракеты, но энергия у него приличная. Признаков иных излучений нет.

– Очень странно, – сказал Мирский почти про себя. Это было еще очень мягко сформулировано. – Что там с дистанциями?

– Дистанция срабатывания торпед через шестьдесят секунд. Дистанция активной среды через сто пятьдесят секунд, дистанция контакта через четыреста секунд. Максимальное сближение – двадцать тысяч километров, скорость – двести шестьдесят километров в секунду, если не будет маневров. Текущее расстояние до цели – сто пять тысяч километров.

– Ага. – Мирский кивнул. – Господа, может быть, это кажется абсурдным, но мне не нравится, как это все происходит. Хельсингас, ваши две торпеды – запускайте их прямо на цель номер один.

– Но они же перейдут на баллистическую, как только…

Мирский поднял руку, обрывая его.

– Делайте, как я сказал. Рулевая рубка, вариант тридцать два. Сигнал всем кораблям.