– Что же нам делать?

– Для начала разденься и ляг обратно в постель. В этом доме все делается строго по установленному порядку. Я думаю, мы будем мыться перед тем, как одеться. Так сказала тетя. А еще надо выучить этот адрес на случай, если мы потеряем конверт.

– Разве нельзя его где-нибудь спрятать?

Франческо осмотрел комнату.

– Где?

Гасси разделся и стал надевать пижаму.

– Давай посмотрим.

В этот момент они услышали, как кто-то поднимается по ступенькам, и Гасси запрыгнул в кровать, а Франческо засунул конверт обратно под подушку.

Тетя Мейбл открыла дверь. Вечером никто из них не смог разглядеть как следует тетю Мейбл – Гасси и Анна были слишком подавлены, чтобы вообще что-либо заметить, а Франческо разговаривал с дядей. Но теперь у них была возможность разглядеть ее получше, и она показалась им очень странной. «Похожа на мышку, которая боится кошки», – подумал Гасси. Но самое странное – это ее голос. Тетя говорила так, будто ей приходится выталкивать каждое слово, чтобы заставить его хоть как-нибудь прозвучать. Если она начинала долго говорить, то казалось, что ей не хватает дыхания.

Она и выглядела как-то необычно. На ней было бесформенное платье в цветочек и фартук, на котором как будто все и держалось. Казалось, что волосы, хоть она и закалывала их шпильками, сейчас рассыпятся. В целом вид ее был какой-то мятый. Это поразило детей. Единственная англичанка, которую они когда-либо видели, была королева, чью фотографию Ольга вешала на стену во время уроков. Королева была изображена во время Цветочного праздника, и детям она очень нравилась. Они думали, что все английские леди так выглядят.

– Доброе утро, дорогие мои, – выдохнула тетя Мейбл. —Пора принимать ванну. Франческо, ты можешь идти, потому что ваш дядя уже закончил. Придется бежать прямо так, потому что у вас пока нет халатов.

В доме на колесах и у Жардека с Бабкой халаты были не нужны, но у Кристофера был старый халат, который он изредка надевал. Мылись они как придется. Иногда нагревали воду и заливали ее в бочку, а потом вся семья мылась по очереди. Чаще всего они мылись, как все, в придорожном ручье, озере или, если повезет, в реке. Умывались холодной водой, для чего использовали жестяной таз.

Франческо решил, что тетя Мейбл обвиняет сэра Уильяма в том, что он не купил им халаты.

– В гостинице, в Стамбуле, нам не нужны были халаты, потому что ванна была у каждого в спальне.

Радость от этого воспоминания зазвенела в голосе Франческо.

На тетю Мейбл это явно произвело впечатление, потому что она и ответить-то ничего не смогла.

– Все эти красивые вещи купил нам с'Уильям, – сказал Гасси.

Слова тети Мейбл прозвучали особенно глухо и отрывисто.

– О, дорогие мои, я надеюсь, ваш дядя об этом не узнает, а то он решит, что должен ему заплатить.

Гасси был потрясен.

– Подарок есть подарок, а платить за подарки грубо.

Тетя Мейбл, как будто ее не держали ноги, опустилась на край кровати Франческо. Она заговорила шепотом:

– Со временем вы поймете вашего дядю. Но пока, детки, миленькие, постарайтесь ему не досаждать.

– А что ему досаждает?

Тетя Мейбл сжала руки.

– Пожалуйста, пожалуйста, не просите об уроках танцев для Анны. Понимаете, он считает танцы ненужным занятием.

Мальчики уставились на нее, открыв рты. С таким дедушкой, как Жардек, танцы воспринимались так же, как рисование или любой другой вид искусства – настоящим даром от Бога, который нужно беречь и над которым нужно работать. Разве не объясняла им это Ольга каждый день? Гасси решил, что тетя их неправильно поняла.

– Жардек, папа нашей мамы, был знаменитым балетмейстером в Варшаве. Когда ему пришлось переехать в Турцию, он учил нас. У меня и у Франческо дара нет, но у Анны есть.

Франческо добавил:

– Жардек всегда говорил: «В ней есть настоящий огонек. Я всю жизнь его искал и теперь вознагражден, потому что нашел его в собственной внучке».

– Не дать ей учиться, – твердо сказал Гасси, – это грех.

Снизу загремел голос дяди Сесила.

– Что происходит, Мейбл? Эти дети должны быть уже умыты и одеты!

Тетя Мейбл бросилась к двери.

– Мальчики, – задыхалась она, – поторопитесь.

Франческо с Гасси переглянулись, и Франческо отдал Гасси конверт.

– Спрячь его куда-нибудь, пока я в ванной. Потом обсудим – похоже, именно нам придется заниматься устройством уроков для Анны.

Когда дети сели завтракать, дядя Сесил сказал:

– У меня правило: за едой не говорить ничего кроме очень важного или веселого.

Это неприятно удивило детей, но они только искоса переглянулись. Когда они жили в доме на колесах или у Жардека с Бабкой, то за столом у всех было столько новостей, что обычно говорили все одновременно, редко обращая внимания на то, что говорят другие. Иногда Кристофер бил кулаком по столу и кричал: «Тише, в конце концов!» или что-нибудь в таком духе. Обычно так бывало, когда у него были проблемы с картиной.

К счастью, на завтрак было именно то, что дети любят – после хлопьев дали вареные яйца – и хотя Анна не доела половину яйца, дядя Сесил этого не заметил, так что все прошло нормально.

После завтрака дядя Сесил велел им идти в свои комнаты и помочь тете с уборкой.

– Старое чудовище! – пробурчал Гасси на лестнице. —Видел бы он, как мы помогали Бабке. Мне кажется, он думает, что мы даже кровать сами застелить не можем.

Анна спросила Франческо:

– Если я принесу ленточку, ты сможешь заплести мне косичку?

Франческо удивился:

– Ты же раньше так никогда не делала.

– Это будет ужасно выглядеть, – добавил Гасси.

Анна сбегала в свою комнату и вернулась с красной ленточкой под цвет платья, которое ей купил сэр Уильям. У Анны были темные глаза и волосы, поэтому даже когда она была бледна, как в этот момент, красный цвет был ей к лицу.

– В Стамбуле я носила распущенные волосы, потому что не могла сама собрать их на макушке, – ей не надо было добавлять «как это делала Ольга», потому что мальчики и так ее поняли, – но я думаю, в этом доме это будет к месту. Здесь очень чисто, везде порядок и с косичкой будет намного опрятнее.

Кристофер заплел ей косичку и завязал красной лентой на конце. Ему стало грустно, потому что сразу вспомнился Того, которому всегда на дни рождения и Рождество заплетали хвост в косичку. Но он не стал этого говорить остальным. Вместо этого он сказал Анне:

– Хорошо, что ты зашла. Нам с Гасси есть что тебе рассказать. Дядя не разрешит тебе заниматься танцами, он считает, что это плохо.

Анна резко развернулась и посмотрела ему в глаза. Ее лицо стало еще бледнее.

– Мне все равно, что он думает. Мне он не нравится, и я буду танцевать. Я должна танцевать, вы же помните, что говорил Жардек.

Франческо спросил Гасси.

– Куда ты положил конверт с адресом с'Уильяма?

Это успокоило Анну.

– Ну, конечно. Я и забыла, что у нас есть его адрес. Мы сейчас же пойдем и все ему расскажем. Он поймет и поможет нам.

Гасси показал на шкаф.

– В таком доме даже нижняя полка, которой никто не пользуется, накрыта бумагой, – он открыл дверцу шкафа, чтобы все могли сами убедиться в правильности его слов. Каждая полка была покрыта бледно-зеленой моющейся бумагой с нарисованными листочками. – Там, внизу, в глубине, – указал он на нижнюю полку, – лежит конверт с'Уильяма. Тетя никогда сюда не заглянет.

– Хорошо, – сказал Франческо. Потом он снова повернулся к Анне. – Мы далеко от Лондона, где живет с'Уильям, а он сегодня уезжает на Аляску. Если бы он оставался в Лондоне, я бы даже пешком до него добрался и попросил продать нашу картину.

Анна была истинной дочерью своего отца. В ее голосе слышалось отчаяние.

– Мне нужно учиться, – сказала она, – и у лучшего учителя. Если мы не можем продать картину, нужно продать что-нибудь из этого дома.

Неожиданно Франческо ощутил себя старшим.