Получилось так, что примерно треть жизни нашей дочери заняли люди с ограниченными возможностями. Ей нравилось ухаживать за ними, благодаря своей работе она нашла единомышленников – и не только. Лидия и Нэд познакомились, будучи волонтерами в летнем лагере для молодежи.

Я не смогла сдержать улыбку, когда автобус тронулся с места и покатил по улице. Наша дочка с большим сердцем без конца твердила, что хочет изменить жизнь других людей. Удивительно, как она не замечает, что уже это делает.

Вернувшись домой, Лидия провела меня наверх и открыла дверь в свою комнату. Я затаила дыхание. Коллекция старой мебели превратилась в роскошный восточный храм. Окна были украшены тибетскими молитвенными флагами. Вдоль стен лежали красные подушки. Маленький Будда в позе лотоса сидел на крышке свежевыкрашенного сундука между свечой и фоторамкой. Сооружение напоминало алтарь.

– Потрясающе! – выдохнула я, любуясь тибетской подвеской, которую Лидии подарил друг. – Здесь так… спокойно.

И действительно, воздух в комнате был буквально пропитан неземным спокойствием. Казалось, оно в любую секунду выплеснется за порог и наводнит весь дом.

Поднося к глазам рамку, я ожидала увидеть семейную фотографию, сделанную во время последнего праздника. Вместо этого я встретилась взглядом с улыбающимся буддийским монахом. Причем я знала этого монаха! Мы встречались с ним несколько лет назад, когда он проездом был в Мельбурне. Наша группа по йоге узнала, что монах со Шри-Ланки готов провести урок медитации. Для этого ему нужна была только комната на двадцать человек, которые принесут свои коврики. Не такая уж и большая просьба. Я вызвалась ему помочь.

Должно быть, в день, когда машина монаха подъехала к нашему дому, Ирэн хватил удар. Как будто королева Елизавета и Санта-Клаус в одном лице почтили нас своим присутствием. Монах в развевающихся бордовых одеяниях в сопровождении двух бритых монахинь буквально вплыл к нам во двор.

Вязаная шапочка, очки в золотой оправе, ниспадающие одежды – я ничего не могла с собой поделать, но он напоминал мне магистра Йоду из «Звездных войн». Правда, уши у него были поменьше, да и предложения он строил не так заковыристо. Излучающий харизму монах благодушно ответил на неловкие поклоны своих западных почитателей, большинство из которых были женами и матерями, посвятившими жизнь заботе о других. Кто-то жаждал обрести внутреннее спокойствие, кто-то мечтал вернуть силы – близкие люди отнимали их, не задумываясь, чего им это стоило. На урок пришли и несколько мужчин с четками и в индийских тюрбанах, но они были настолько погружены в себя, что не очень-то располагали к общению.

Я подобострастно улыбнулась и поклонилась вместе со всеми; я почти ничего не знала о монахах и буддизме, но хотела, чтобы эти люди чувствовали себя, как дома.

Мы отодвинули к стене диваны и кресла, чтобы можно было разложить подушки и расстелить одеяла на полу. И все равно пришлось потесниться. Те, кто умел садиться в позу лотоса, поспешили продемонстрировать окружающим, как правильно погружаться в медитативное состояние, а заодно и подчеркнуть, что сами они давно уже вышли из духовного детского сада. Для почетного гостя я приготовила удобное кресло, маленький столик и стакан воды. А еще вазу с лилиями. Наш монах любил цветы.

Когда все расселись, я нашла местечко в дальнем конце комнаты, всего в нескольких подушках от Лидии. Я не ожидала, что дочь заинтересуется происходящим. Ей в то время было восемнадцать – достаточная причина для того, чтобы безо всяких объяснений запереться в комнате. Но она легко села в позу лотоса и стала с искренним любопытством наблюдать за окружающими.

В комнате воцарилась почтительная тишина: монах устраивался в кресле и разглаживал складки на одежде. Потом он громко вздохнул и благожелательно посмотрел на собравшихся. Я с трудом подавила смешок. Ни один христианский священник, политик или доктор не мог добиться от аудитории такого благоговейного внимания. Люди в комнате неотрывно следили за монахом не потому, что чего-то от него ждали, а потому, что чувствовали – он другой. Мир сделал нас твердолобыми и циничными, но это не мешало нам тосковать по тайне.

Монах заговорил; его голос был мягким и обволакивающим, но в нем чувствовалась и твердость. Словно мед лился на камень. Он оказался великолепным наставником. В течение следующего часа мы учились следить за дыханием, укрощали наш «обезьяний» разум, занимались обратным счетом и дышали через разные ноздри, стараясь не обращать внимания на боль в затекших ногах. В конце урока мы пожелали здоровья и счастья себе и всем чувствующим созданиям.

Пока все выражали монаху благодарность и оставляли пожертвования, он объявил, что его спутницы с радостью благословят наш дом. Филипп озадаченно наблюдал, как две крошечные женщины, напевая гимны, разбрызгивают в каждой комнате святую воду. Его не очень порадовало, что подобная участь постигла и телевизор, но я резонно заметила, что нам не каждый день предлагают благословить дом. Я прошла за одной из монахинь в спальню, где она освятила покрывало на кровати. Меня поразили глаза этой женщины: глубоко запавшие, они излучали удивительную доброту – и стойкость.

Когда почти все разошлись, мы с несколькими особенно преданными поклонниками монаха собрались на дорожке перед домом, чтобы попрощаться с ним и его сопровождающими. Уже садясь в машину, он обернулся и одарил Лидию голливудской улыбкой. «Приезжай как-нибудь в мой монастырь на Шри-Ланке!» – сказал он, прежде чем истинно королевским жестом поблагодарить нас за теплый прием.

Я сочла слова монаха за шутку, а вот Филипп встревожился, заметив, как загорелись глаза нашей дочери. «Может, она и ведет себя как взрослая, но это не мешает ей быть юной и впечатлительной, – сказал он. – И даже слегка доверчивой». Филиппу монах показался высокомерным; муж не сомневался, что наш гость прекрасно знал, как использовать свое обаяние. Я сказала, что он похож на сердитую наседку, и увела его в дом.

Машина монаха исчезла в конце улицы, и я была искренне уверена, что он навсегда покинул нашу жизнь. Меньше всего я ожидала встретить его в комнате Лидии. Возможно, она поставила фотографию на сундук, потому что его излучающее свет лицо и бордовые одежды идеально вписывались в новый интерьер, выполненный в восточно-монашеском стиле?

– Он мой Учитель, – сказала Лидия, забирая у меня рамку и возвращая ее на место.

– Учитель? – повторила я, не совсем понимая, что значит это слово в подобном контексте, и пытаясь сообразить, как полузабытый буддийский монах мог вернуться в наш дом в качестве Учителя. Чтению, письму и арифметике он ее точно не учил, и счета за школу были явным тому подтверждением. Значит, гуру? Духовный наставник?

– Вы общались все эти годы? – спросила я, выравнивая подвеску на стене и стараясь не выдать свое волнение.

Лидия не торопилась с ответом.

– Я организовала для него несколько сеансов медитации, когда он снова приезжал в Австралию, – сказала она как ни в чем не бывало, загадочно глядя куда-то в окно. В сером небе хлопал крыльями ворон.

Что-то сжалось у меня в груди. А я-то думала, что знаю свою дочь. Конечно, нам случалось ссориться, но обычно предметом ссор было что-то незначительное – прическа или уроки игры на фортепиано. Мне потребовалось немало времени, чтобы понять – переубеждать ее бесполезно. Легче разрешить Лидии выкрасить волосы в малиновый цвет и подождать, пока она это перерастет. Но сейчас мы затронули куда более серьезную тему.

Покопавшись в памяти, я поняла, что Лидия действительно несколько раз говорила, что организует сеансы медитации. Я даже поддерживала ее, поскольку думала, что медитация поможет ей успокоиться и собраться перед экзаменами, да и вообще справиться со стрессом. Мне и в голову не приходило, что наш знакомый монах как-то к этому причастен. Наверное, я просто была не слишком внимательна и задавала недостаточно вопросов.

Я никогда не относилась к числу женщин, которые хотят стать лучшей подругой своей дочери, меняться с ней одеждой и сплетничать в комнате. Лидия росла сильной и независимой. С другой стороны, меня неприятно поразило, что она сочла необходимым скрывать, насколько важную роль монах играет в ее жизни.