— Ну что ж… ларец, — сказал Чезаре, шепотом, чтобы не травмировать лишний раз хрупкую психику солдат, — Теперь молчать бессмысленно, ты не находишь?

Молчание.

— Хм… — задумчиво пробормотала Мария, — Видимо, не находит.

— Странно, — прошептал Чезаре. И тут его посетила идея… Правда, основанная на предположении об изрядной глупости ларца, а также уверенности в его не менее изрядной гордыне.

— Впрочем, быть может, нам показалось. Просто удерживать чертей внутри — работа чисто механическая, она не требует интеллекта. Откуда у столь примитивного существа способность формулировать предложения?

— ЭТО НЕ ПРИМИТИВНАЯ РАБОТА!!! — заорал ларец так, что Чезаре его чуть было не выронил.

— ТЫ ЧЕГО ОРЁШЬ?! — ответила ему Мария, вложив в крик так много сил, что кардинал его все‑таки выронил.

— Да ну? — засмеялся довольный собой интриган, подбирая сигмафин, — Где же не примитивная, если ты, кроме как держать и не пущать, ничего не умеешь?

— ЭТО Я! Я ПРИКАЗЫВАЮ ИМ, ЧТО ДЕЛАТЬ! И ЭТО Я! Я ЗАБИРАЮ ИХ ОБРАТНО! — вновь заорал ларец.

— ДА НЕ ОРИ ТЫ!!! — вновь заорала Мария. Ларец снова плюхнулся наземь, а мир в глазах Чезаре покрылся серой пеленой. Его контузило.

— Конечно, конечно, — язвительно усмехнулся Чезаре, снова подбирая ларец. Как бы, не выпуская инициативы в разговоре, попросить хотя бы Марию заткнуться? — Приписывать себе много чего ты мастер, особенно когда это невозможно доказать…

— ПОЙМАЙ МНЕ ДУШУ, И Я УКАЖУ ЕЙ, ЧТО ДЕЛАТЬ!!! — прогрохотал ларец.

— ЕЩЁ ТИШЕ!!! — вновь рявкнула Мария, и ларец вновь оказался на земле. Это становилось традицией.

— Хитрый какой! — заявил Чезаре, отнюдь не считавший это предложение верхом хитрости, — Знаешь ведь, что человек в рясе никогда на такое не пойдет! То есть, я был прав? Ты действительно ничего не можешь, и теперь изобретаешь невозможные условия, чтобы скрыть это?

— Эти условия не невозможны, — возмущённо зашипел ларец, — Как я могу тебе что‑то показать, если во мне не будет ни единой души ещё четыре дня?

— Так‑то лучше, — удовлетворённо крякнула Мария, выходя из разговора.

— Ты же сказал, что управляешь теми, кто был в тебе заточен, а не только удерживаешь их внутри! — возмутился Чезаре, — Так продемонстрируй это! Вон у тебя какая груда якобы управляется — сразу будет видно!

— Они выполняют последний отданный приказ, — недовольно сообщил ларец, — И вернутся, когда он будет завершён, а этого не случится ещё четыре дня как минимум, а, возможно, и все пять.

— То есть, ты не можешь приказать что‑то уже выпущенному демону? — вопрос был задан в том же тоне, но сейчас его цель была другая: не столько спровоцировать на действие, сколько уточнить его возможность…

— Это невозможно, до тех пор, пока он не вернётся в шкатулку, — ответил ларец.

— Ах ты бесполезный кусок грязи! — выкрикнула Мария, — На кой ты нам тогда такой интересный нужен?!

— Заточите в меня другие души, и я прикажу им! — прожужжал истеричный голос ларца.

— Об этом мы уже говорили, — покачал головой Чезаре. Неужели все зря? Хотя…

— Ты не можешь отдать им вообще никакой приказ, или только противоречащий уже отданному?..

— Я могу вносить коррективы в приказ, но они не должны отменять заданной заранее команды, — ответил ларец.

— У тебя есть план, отче? — оживилась Мария.

— Как звучит заданная команда? — резко спросил Чезаре, у которого уже начала складываться весьма стройная идея…

— Донести город до Тирренского моря, поднять на два километра над уровнем и ждать пять дней, либо пока не замкнётся звезда Венеры, а чудотворица не возвестит о конце времён.

— Чудотворица?! — у Марии отвалилась бы челюсть, будь она у неё вообще, — Катерина!!!

'Катерина… Как и предполагалось'.

— Если демон на короткое время отвлечется от своей миссии, это не будет ее нарушением? — спросил Чезаре, — Ведь если он поставит город на землю, а несколько минут спустя понесет дальше, в итоге он все равно донесет город до моря…

— Нет, не будет! — с какой‑то истеричной радостью произнёс ларец.

— Катерина? — не унималась Мария, — Мать Катерина? Пресвятая Мать? Но зачем ей это?!

Известие о предательстве кумира травмировало её даже больше, чем собственное превращение в стильный аксессуар.

— В таком случае пусть будет так, — сказал Чезаре, надеясь, что все не сорвется в последний момент, — Пусть он поставит город на землю, аккуратно, чтобы ничего не разломать. Затем сделает десять широких шагов в ту сторону, — кардинал указал куда‑то в сторону запада, с небольшим отклонением на юг, — Затем пару минут постоит там — и может возвращаться к нынешней деятельности.

— Тогда поднеси меня к его ушам! — грозно и величественно велел ларец.

— Катерина… Кат… ерина… — Мария, заточённая в теле гарнитуры, плакала. Несмотря на отсутствие внешних проявлений, озвучка вполне соответствовала человеческому состоянию, вплоть до шмыганий носом.

— Не плачь, — шепнул Чезаре, не зная, что еще сказать. Серьезный разговор на тему церковного заговора был необходим, но сперва нужно было закончить кое — какие рутинные дела. Спасти Рим, например.

— Мне понадобится воздушный транспорт, — обернулся кардинал к капитану, — Желательно с пилотом, потому что в собственных навыках пилотирования я не очень‑то уверен.

Капитан жестом указал на грузовой планер.

— Что у вас за план? — осторожно поинтересовался он.

Прикрыв ладонью микрофон (иначе он совсем не был уверен, что ларец его не услышит), Чезаре ответил:

— Похоже, мне удалось добиться корректировок в его программу действий. Если сигмафин не лжет, то демон на время положит город и дойдет до моря — я специально взял дистанцию с запасом. Однако для этого мне нужно поднести ларец к его уху.

— Время подвоза артиллерийской установки — десять минут, — сообщил капитан, а затем до него дошло, что именно сказал странный священник, — Сигмафин? Это же вещь!

— Каждый сигмафин когда‑то был человеком, и каждый в той или иной степени сохраняет свою личность, — вздохнул Чезаре. Учитывая последние события, заявление капитана ему было весьма неприятно, — При наличии соответствующих способностей или кого‑то, кто этими способностями обладает, — он указал на гарнитуру, выделив голосом слово 'кого‑то', — С ними можно вступить в контакт. Именно это я и сделал.

— Это сигмафин, способный 'говорить' с сигмафинами? — недоверчиво переспросил капитан, указывая пальцем в перчатке на один из наушников, в которых сейчас звучал плач Марии.

— Да, — кивнул Чезаре, — И если вам интересно, она слышала ваши рассуждения на тему 'сигмафин — это вещь'. Ну так что, вы поможете мне спасти этот город?

— Конечно, — торопливо сменил тему разговора капитан и указал в сторону приземлившегося на более — менее пустой площадке планера.

— Благодарю.

Когда они расположились в салоне, плане начал медленно подниматься. Время полета можно было скоротать за разговором. Ну, с солдатами говорить было особо не о чем, а вот с сигмафинами — было, и еще как. Причем с обоими. Какое‑то время Чезаре разрывался между совестью и праздным любопытством; победила, к его крайнему удивлению, совесть.

— Мария… — прошептал он. Дьявол, скажи ему кто неделю назад, что придется утешать плачущий сигмафин, рассмеялся бы шутнику в лицо, — Не плачь…

— Я… Я ведь верила им… восхищалась Катериной… именно она проводила мою инициацию… благодаря ей я начала слышать голоса… — сигмафин шмыгнула носом, — Я думала, что это — дар.

— Это дар, — ответил Чезаре, — Независимо от того, благодаря кому ты получила его, это все равно дар. Я знаю, ты верила им, но… Похоже, мне следовало объяснить это раньше…

Почему‑то он чувствовал себя очень неприятно, говоря это ей, несмотря на то, что был полностью уверен в своей правоте, а также на то, что сложись события иначе, он говорил бы строго противоположное. Сладкая ложь или горькая правда, вечная дилемма…

— Доверять нельзя никому. Даже мне.